Паутина

– Право обращать рубль серебра въ дымъ надо заслужить.

– Не пугай, – старался отшутиться Вендль, – курить хорошiя сигары люблю, a – заслужилъ-ли – врядъ-ли, не чувствую.

– Сколько ты зарабатываешь въ годъ? – спросилъ Симеонъ.

– Тысячъ двадцать пять, тридцать.

– Кури, – сказалъ Симеонъ съ видомъ спокойнаго превосходства, точно и въ самомъ д?л? отъ него зависало, позволить или не позволить.

Вендль послалъ ему воздушный поц?луй съ комическимъ поклономъ:

– Merci!

Но Симеонъ, жесткiй и насм?шливый, ораторствовалъ:

– Твой трудъ превратился въ капиталъ. Твое д?ло, какъ ты используешь ренту.

Модестъ захохоталъ на кушетк? своей, подбрасывая од?яло ногами.

– Симеонъ! Пощади! Марксъ въ гробу перевернулся.

Симеонъ не обратилъ на него ни мал?йшаго вниманiя.

– Но дурнямъ даровые рубли не должны падать съ неба ни серебромъ, ни сигарами. Это развратъ. Лежебоки пусть курятъ "Зарю" или "Дюшесъ".

– Воздухъ отравятъ, – самому же будетъ скверно дышать, – съ улыбкою заступился Вендль.

A Модестъ вдругъ опустилъ ноги съ кушетки и спросилъ д?ловымъ и строгимъ голосомъ:

– Иванъ! Тахта въ угловой свободна?

Иванъ вскочилъ со стула, точно его командиръ вызвалъ, и весело вскрикнулъ, какъ морякъ на корабл?:

– Есть, капитанъ!

– Въ такомъ случа?… – Модестъ л?ниво перебросилъ черезъ плечо красивое од?яло свое и свистнулъ:

– Айда! Перекочуемъ!

Вендль расхохотался.

– Проняло?

Модестъ л?ниво двигался къ двери и, влача за собою по полу полосатое од?яло свое, отв?чалъ:

– Отче Симеонтiй въ пропов?дническомъ удар? и несносно жужжитъ.

– Жужжатъ мухи и трутни, – бросилъ въ спину ему Симеонъ. – A я рабочiй муравей.

Модестъ чуть оглянулся черезъ плечо.

– Ну, и благодари сотворшаго тя онымъ и созижди кучу свою.

Симсонъ смотр?лъ всл?дъ и язвительно улыбался:

– Хоть посмотр?ть, какъ вы еще ногами двигаете. Я думалъ: разучились.

Братья ушли въ одну дверь, a въ другую – со стороны зала – т?мъ временемъ, протискалась съ чайнымъ подносомъ, на которомъ возвышались два стакана и дв? стеклянныя вазочки на тонкихъ ножкахъ – для варенья и для печенья, та самая неприглядная Мар?утка или Михрютка, какъ опред?лялъ ее Вендль, опасаясь за переселенiе изъ ея отрепьевъ въ его драгоц?нный армякъ неожиданныхъ нас?комыхъ жителей.

– Искала, искала васъ по дому то, – обиженно произнесла эта удивительная д?вица, сердито оттопыривая губу подъ астрономически вздернутымъ носомъ. – Чего въ своей комнат? не сидите?.. Тоже ходи за вами, стало быть, по хоромамъ-то, словно домовой…

Вендль захохоталъ и, повалившись на кушетку, освобожденную Модестомъ, въ весельи дрыгалъ тонкими ногами, a Симеонъ позелен?лъ и, приблизившись къ д?вчонк? въ раскаленно-гн?вномъ спокойствiи, во просилъ ее голосомъ тихимъ, но злов?щимъ, въ которомъ шип?ла угроза:

– A по какому это случаю ты, сударыня, изволишь сегодня разносить чай? Приличн?е то тебя въ дом? никого не нашлось? Если Анюта съ барышней Аглаей у?хала по дачамъ, то остались Катька и Афросинья. Почему ты, обрубокъ кухонный, зд?сь топчешься? Гд? старшiя дв??

Обрубокъ кухонный отв?чалъ на это, столь же добру и злу внимая равнодушно, съ тою же совершенною невозмутимостью и чувствомъ служебной правоты:

– Афросинья, стало быть, въ зал? гостямъ чай разливаетъ, a Катька, стало быть, поб?жала по тетеньку Епистимiю, потому что, стало быть, барышня Зоя облила новое платье какаемъ…

Посл?дняя фраза спасла Мар?утку или Михрютку отъ уже готовой и, буквально, въ воздух? надъ нею повисшей, господской оплеухи. Услышавъ о новомъ плать?, облитомъ какао, Симеонъ уронилъ поднятую руку и побл?дн?лъ, какъ смерть.

– Что? Новое платье? Какао? – пролепеталъ онъ, даже конвульсивно содрогнувшись вс?мъ т?ломъ своимъ.

Марфутка или Михрютка чутьемъ постигла психологическiй моментъ и посп?шила его использовать:

– Вы, баринъ, не извольте безпокоиться, – съ бойкою почтительностью отрапортовала она. – Тетенька Епистимiя, стало быть, выведутъ. Онъ, стало быть, этотъ секретъ знаютъ…

И исчезла, какъ маленькая юркая лисица изъ пещеры м?шковатаго льва, готовившагося ее растерзать.

A Симеонъ смотр?лъ на Вендля съ остолбен?лымъ видомъ, почти какъ пом?шанный, и бормоталъ жалкимъ голосомъ:

– Только что вчера заплатилъ за это новое платье по счету мадамъ Эпервье сорокъ четыре рубля. Точно пропасть бездонная эти мои сестрицы!

Вендлю онъ см?шонъ былъ и жалокъ.

– Не нарочно же она! – извинительно вступился онъ.

Но Симеонъ, словно того ждалъ, такъ и вспыхнулъ б?шенствомъ:

– Да – я кую, что-ли, деньги-то? Какао облилась! Отчего же я не обливаюсь! Ты не обливаешься? Марфутка вотъ эта не облилась? Оттого, что мы зарабатываемъ свое платье трудомъ, a ей готовое достается. Сорокъ четыре рубля! Это – тысяча триста двадцать рублей въ м?сяцъ.

Вендль захохоталъ.

– Неужели Зоя Викторовна каждый день по платью изводитъ?

– Все равно! – сердито отмахнулся Симеонъ, – Сегодня Зоя облила новое платье, вчера Аглая расколола китайскую вазу, Матв?й шагаетъ грязными сапожищами по бархатнымъ коврамъ, Модестъ папиросами прожигаетъ дыры въ обивк? мебели… Ходятъ сквозь твои деньги, сквозь твой комфортъ, какъ сквозь облако, и даже не удостаиваютъ зам?чать.

– Не первый день это y васъ началось, – спокойно зам?тилъ Вендль.