Академонгородок. Роман в происшествиях

«Может быть, я, правда, в нее влюблен? – подумал Александр Иванович. – До сих пор ведь помню, как тогда, на новогоднем вечере в лаборатории, она посмотрела на меня через стол огромными своими глазищами, взмахнула ресницами и сказала: „Передайте хрен!“. Очень, очень миленькая девушка! Да и тема весьма перспективная. Только как же все это устроить? Нет, невозможно!»

Куприянцев вздохнул, стараясь вернуть мыслям трезвый скепсис, но слова бригадира, веские и уверенные, уже растревожили душу будущего доктора наук.

– Так вот, – продолжал между тем Станислав, – Дома подержишь карту над свечой, наколешь булавкой в четырех местах и сунешь под матрас. Перед сном не забудь навернуть стакан сметаны, орехов грецких хорошо, петрушки пучок…

– Для чего это? – Александр Иванович с трудом оторвался от сладких мечтаний.

– Для стати мужицкой. Чтоб во сне не оплошать. Как ляжешь, представляй себе в мыслях Лидочку и повторяй: «Паркан, Паркан…» Да смотри! Спать нужно на животе. Повернешься на спину – все дело испортишь!

– Что это еще за дело – на животе? – не понял Куприянцев.

– Наше дело. Колдовское!

Станислав поманил Александра Ивановича пальцем и, наклонившись к самому его уху, тихо произнес:

– Я ведь открыл тебе великую тайну Удаленного Соития. Ты теперь Посвященный, а в руках Посвященного – страшная сила!… Ну, то есть не в руках, а в этих… ну, разберешься, короче. Но самое главное – ты становишься одним из нас! – голос Морока разросся и зазвучал на весь зал, как в храме. В воздухе пахнуло серой. – Отныне нарекаю тебя Адептом десятого круга! Добро пожаловать в Армию Тартара! Ха-ха-ха!

Эхо громового хохота прокатилось по залу, взметая пыль, и затихло вдали.

– А ну, дыхни, – вдруг спокойно сказал Куприянцев.

– В смысле? – Станислав был удивлен не столько словам, сколько этому приказному тону.

– Дыхни, говорю! – грозно надвинулся Александр Иванович. – Чем это от тебя прет?! До чертей зеленых докатился, бригадир?! Бригаду за мухоморами в лес посылаешь, шаман хренов?!

На Куприянцева страшно было смотреть. Глубоко уязвленное его самолюбие наливалось гроздьями гнева, готовыми лопнуть и обварить Станислава кипятком.

– Ты чего, Иваныч?! – опешил Морок.

– Попрошу мне не тыкать! – взвизгнул Александр Иванович. – С вами по-доброму, видно, нельзя! Вы на шею сразу садитесь! Я-то, дурак, думал, у нас доверительный разговор, общие интересы… а он мне – картишки под матрас! Не комсомолец, а гадалка вокзальная!

– Ну, это вы зря, – обиделся Станислав, – говорю же – дело верное…

– Что дело верное?! – совсем взбеленился Куприянцев. – Булавками в картинки тыкать?! Вы мне еще помолиться предложите!

– Никогда! – бригадир замахал руками. – Но… погодите… вы проверьте сначала, – повторял он в некоторой растерянности. – Попробуйте! Честное слово – все получится!

– Я вам не Коромыслыч! – кипел Александр Иванович. – Я серьезный ученый! Ничто на свете не заставит меня проделывать ваши карточные фокусы! Вы еще за порнографию ответите! Да! Да! Мы и об этом поговорим! Только в другом месте!

Он круто развернулся и направился к выходу из пультовой.

Морок глядел ему вслед с удивлением и даже с некоторой долей уважения.

– Зря вы отказываетесь, – вздохнул он, – ведь все Шамшурину достанется.

Куприянцев остановился на пороге и бросил на бригадира высокомерный взгляд.

– Шамшурин – враг. Но истина – дороже! – гордо произнес он. – Да! И чтобы завтра же были сварщики! С утра чтоб работали!

Морок плюнул с досады.

– Да где я вам возьму их, сварщиков?! Да еще с утра!

– А это меня не касается, – отрезал кандидат наук. – Хоть из-под земли доставайте!

Станислав остался один.

– Фанатики! – прошептал он, глядя в опустевший проем двери. – Как засядет в мозгах диалектический материализм, так хрен вытравишь!

Он вернулся на крышу, где застал всю бригаду в сборе. Даже Коромыслыч, успевший нанизать грибы на нитку и развесить их в будущем кабинете директора, попыхивал цыгаркой, как ни в чем не бывало, будто это и не он попался на глаза начальству с тачкой грибов.

– Ладно, – сказал Морок. – Кончай ночевать! Сима, Гаврик, разберите опалубку и переставьте леса под сварные. Да слани еще одни положите, чтоб не корячиться там! Я вечером проверю.

– А вы куда, Станислав Сергеевич? – спросил преданный Гаврик.

– Куда! – сердито передразнил Станислав. – Еще один нашелся – кудахтор наук!… В Управление поеду, сварщиков выбивать. Все, братва, халява кончилась. Вкалывать начинаем…

Разболтанный ЛАЗ, курсировавший между стройплощадками будущих институтов и барачным городком строителей, в этот час был еще почти пуст. С укороченной смены возвращалась, попивая молоко и сыто отрыгивая ацетоном, бригада маляров. Отгульная бухгалтерша из Управления, перегородив проход двумя огромными корзинами с грибами, сладострастно гужевалась над добычей. Пузатые духовитые боровички и подберезовики радовали сердце женщины не меньше, чем зависть огнедышащих маляров. Бригадир Морок вольно раскинулся на двух сидениях в середине полупустого салона и, надвинув кепку на нос, задремал. Котлованы и огрызки свай, проплывавшие за окном, постепенно сменились сплошной стеной леса. Автобус плавно покачивался на песчаных барханах свежей грунтовки. За всю дорогу до поселка он остановился только раз, в том месте, где от дороги в зелено-бурую глубь леса уходила неширокая просека. В открывшуюся дверь ворвался первый вечерний холодок. Следом, кряхтя, влез мужик в драном нагольном тулупе, лохматой шапке неопределенного покроя и каких-то совсем уж бесформенных валяных сапогах. За собой он тащил неподъемный мешок, сшитый вроде бы даже не из ткани, а из шкуры какого-то огромного, подозрительного на ископаемость зверя.

Мешок застрял в дверях и никак не хотел подниматься в салон вслед за хозяином. Мужик тихо ругался не по-русски. С шипением совершенно змеиным он высыпал сквозь зубы короткие злые слова.

– Кхараш сурухак! Настарап маштух! Удух сурухак! – повторял он, дергая мешок.

Первые же звуки этого голоса вывели Морока из дремы. Он поднялся с места, решительно отстранив корпусную бухгалтершу, подошел к двери, ухватился за мешок и рывком втянул его в салон.

– Чахорлук! Кобурнан пхом! – закричал старик, пытаясь отобрать мешок. Голос его стал похож на лай охрипшего пса. – Гах'м! Грахма акам!

– Шкеррах! – вдруг рявкнул Морок и, ухватив странного пассажира за отворот зипуна, притянул его вплотную к себе.

– Гулупек хартуф, – тихо проговорил он, оглянувшись на бухгалтершу. – По-русски говори, сволочь! Расточу!

Лицо старика вытянулось. Он пристально посмотрел в глаза Мороку, затем медленно согнулся в поклоне.

– Слушаюсь, господин!

– Ну ты еще в ноги упади! – зашипел Морок.

Он подхватил старика под руку, усадил его на заднее сидение, привалил сверху мешком, а сам сел рядом.

– Свояк мой, – улыбнулся он бухгалтерше. – Подгулял малость. У них в лесничестве получка сегодня…

– Вон что! – бухгалтерша тоже расплылась в улыбке. – Тогда имеет полное право!

– Ты откуда взялся такой? – тихо спросил Морок, навалившись на плечо «свояка». – Законов не знаешь? На Истинном – ни слова!

– Так я ить, ваше… – захрипел старик, – только что отрылся, не обсмотрелся еще.

– Кто таков?