Остров кошмаров. Паруса и пушки

Нортумберленд повел переговоры с ненавидевшими Сомерсета членами Тайного Совета. От подобных закулисных политических игрищ во все времена не оставалось никаких документов, но кое-какие предположения все же строить можно. Вероятнее всего, была заключена сделка: герцог обязуется никогда не покушаться на права и привилегии членов Тайного Совета, а Совет его поддерживает во всех начинаниях. Что-то вроде этого безусловно имело место.

Сомерсета очень быстро арестовали – по распоряжению Тайного Совета лишили постов регента и лорда-протектора. Совет же и взялся Сомерсета судить, на что по английским законам имел право.

Опять-таки говоря современным языком, низложенного регента и лорда-протектора обвиняли в злостном злоупотреблении служебным положением – добавив сюда и казнокрадство. Грустный юмор ситуации в том, что в отличие от некоторых других судилищ, имевших место не только в Англии, на сей раз абсолютно ничего не пришлось придумывать или сочинять. Сомерсет и в самом деле наворотил все то, в чем его обвиняли, доказательства были самыми что ни на есть убедительными. Сомерсет, на коленях стоя перед Тайным Советом, признавал все обвинения против него и униженно молил о прощении.

Учитывая устоявшиеся нравы политической жизни той эпохи, будущее Сомерсета предсказать, казалось, будет легче легкого: смертный приговор, плаха в Тауэре…

Однако судьба совершила неожиданный поворот. Никакого приговора вынесено не было, документы суда положили под сукно, Сомерсета после четырехмесячной отсидки освободили вчистую. Мало того – вернули членство в Тайном Совете. Многих это буквально ошеломило, но так уж все обстояло…

Такой финал был бы просто немыслим без воздействия Нортумберленда – который, несомненно, за всем этим и стоял. Нортумберленд был в большой милости у короля, мог бы раздавить Сомерсета, которого никто не рвался защищать, как муху, но поступил так, как поступил. Да вдобавок женил своего сына на дочери Сомерсета Анне.

В чем причины такого великодушия? И даже брака детей? Нельзя исключать, что в душе прожженного политикана Нортумберленда еще теплилось что-то человеческое и он помнил о многолетней былой дружбе.

Вот тут Сомерсету, по сути, отделавшемуся легким испугом, сидеть бы тихо, как мышка, вести жизнь самую благонамеренную. Да радоваться втихомолку, что все обошлось. Но не тот был персонаж… Вскоре поступили самые достоверные сведения, что Сомерсет намерен женить юного короля на другой своей дочери, Джейн, и даже предпринимает к этому некоторые шаги.

Вот тут уж поднялся всеобщий скрежет зубовный, такой, что его, очень может быть, услышали и в Шотландии. Все прекрасно понимали расклад, особого ума для этого не требовалось. Король был крайне хрупок здоровьем. По английским законам женщины могли становиться королевами, а вдовы королей быть не вдовствующими королевами, обязанными смиренно отойти в сторонку, а правящими. В случае смерти короля правящей королевой становилась бы Джейн Сомерсет – ну, а кто реально получал бы королевскую власть, все и так прекрасно понимали – не бином Ньютона…

И никаких гарантий, что Сомерсет, став некоронованным королем, не захочет отомстить всем, кто принес ему столько неприятностей…

Сомерсета, его жену и нескольких влиятельных друзей очень быстро арестовали. На сей раз, очевидно, для разнообразия, герцога судила Палата лордов. Государственной измены вопреки обычной практике и на сей раз не шили. Обвинения были чисто уголовного характера – оказалось, злодей Сомерсет готовил убийство Нортумберленда (а, как утверждают некоторые источники, еще и племянника-короля).

Вот здесь я решительно не берусь судить, ложными были обвинений или истинными. Правда, есть сильные сомнения, что Сомерсет собирался убить короля – совершенно непонятно, какую выгоду он в этом случае мог получить. А вот насчет Нортумберленда – тут еще бабушка надвое сказала. Нортумберленд отнял у Сомерсета слишком много, так что все возможно…

Как бы там ни было, Сомерсет был приговорен к смертной казни по чисто уголовным обвинениям. У меня отчего-то сложилось стойкое убеждение, что и на этот раз Нортумберленд из великодушия оказал бывшему другу последнюю услугу.

«В чем тут услуга?» – может спросить кто-то. Господа, это же на поверхности! Легкая смерть. Очень уж разные наказания, точнее, разные формы смертной казни были за государственную измену и уголовное преступление.

Давайте примерим ситуацию на себя. Не будем суеверными – речь идет о чистой виртуальности, голов у нас уже не рубят давненько, да и смертной казни давно нет.

Предположим, нам уготованы два вида смертной казни, и мы имеем возможность выбирать. Первый вариант – нас вздергивают на виселицу, придушивают не до смерти, снимают, заживо потрошат, сжигают внутренности перед глазами, четвертуют и только потом отрубают голову. Второй вариант – кладете голову на плаху, один взмах топора, и все для вас кончается (ну, в том случае, если вы атеист). Найдется кто-нибудь, кто выберет первый вариант? Крепко сомневаюсь.

Так что Сомерсет, по крайней мере, умер легко, избежав полагавшихся по закону за государственную измену мучительств. Похоже, король не питал к обоим своим дядюшкам ни малейшей симпатии – как и в случае с Сеймуром, он не сделал ни малейшей попытки вмешаться. Более того, сохранились достоверные свидетельства: в день и час казни Сомерсета король развлекался музыкой и танцами. Очень похоже, он ничуть не горевал, что остался вовсе без дядюшек.

А со здоровьем у него становилось все хуже и хуже, это прекрасно понимали не только врачи, но все, кто с его величеством общался. Следовало ждать самого худшего…

Иоанна Первая, королева Англии

Вы никогда не слышали о такой английской королеве? Я тоже. Точнее говоря, я о ней знал добрых лет пятьдесят, с тех пор как прочитал бессмертный роман Марка Твена «Принц и нищий». Вот только там она выступала под другим именем, данным при крещении, и под своей собственной фамилией. О том, что она еще и Иоанна Первая, я узнал буквально пару месяцев назад, закопавшись в английскую историю.

Но давайте по порядку…

На первый взгляд, смерть юного короля Эдуарда не влекла за собой никаких династических сложностей, и вопроса о наследнике не возникало. Точнее, о наследнице. Как мы помним, предусмотрительный Генрих Восьмой задолго до смерти составил и заверил в парламенте «Акт о престолонаследии». Простой, как таблица умножения и не допускавший ни малейших двойных толкований. В случае смерти Эдуарда престол занимает принцесса Мария. В случае ее смерти, если она не оставит наследников, – принцесса Елизавета. Просто, как дважды два.

Однако случалось не раз (и не только в истории Англии), что завещания королей касательно наследников, самые что ни на есть законные, написанные простым и ясным языком, оставались пустыми бумажками. Потому что находились крайне влиятельные люди, которых такие завещания не устраивали.

В данном случае «Акт о престолонаследии» категорически не устраивал всемогущего Нортумберленда. О причинах подробнее – чуточку позже, а пока о главном. Нортумберленд уговорил молодого короля издать свой собственный закон о престолонаследии (который сам же и написал) – так называемый «Закон о наследии». По нему и Мария, и Елизавета лишались всяких прав на престол – потому что в свое время были объявлены Генрихом Восьмым незаконными дочерьми. Королевой, по замыслу Нортумберленда, предстояло стать леди Джен Грей.

Нам просто необходимо познакомиться с ней поближе. Шестнадцать лет. Старшая дочь лорда Генри Грея. По линии отца – правнучка Генриха Седьмого (через его младшую дочь Марию). По линии матери – прапраправнучка Элизабет Вудвилл, супруги короля Эдуарда Четвертого. В силу этой генеалогии – двоюродная племянница самого Эдуарда, по английским законам о престолонаследии стоявшая третьей претенденткой на престол после Марии и Елизаветы, совершенно законной.

Король этот закон подписал – по неизвестным Большой Истории причинам двенадцать раз.

Красавица (портреты сохранились). Умница. Добрая и мягкая по характеру. А главное – девушка образованнейшая даже по современным меркам. Владела французским, итальянским и арабским, свободно говорила и читала по-латыни и по-древнегречески (вообще любила читать Платона и Демосфена в подлиннике). Да вдобавок читала еще и на древнехалдейском. Читатель, вы знаете хотя бы одно слово на древнехалдейском? Я – тоже нет. А эта шестнадцатилетняя девочка на этом языке свободно читала…

Убежденная протестантка. Воспитана в крайней строгости. К роскоши была совершенно равнодушна и при дворе в отличие от прочих дам появлялась в крайне скромных платьях.

И в довершение всего – молодая жена, только что вышедшая замуж за младшего сына Нортумберленда Гилфорда Дадли. В связи с этим обстоятельством читателю, думаю, нет нужды объяснять мотивы Нортумберленда, подавшего королю на подпись именно такой закон?

Иногда попадаются утверждения, будто Нортумберленд «вынудил» короля это сделать. Ничего подобного. Закон полностью отвечал мыслям и чаяниям самого Эдуарда. Воспитанный в протестантизме, он терпеть не мог старшую сводную сестру Марию, истовую католичку. А к Елизавете, хотя та, как и он, была протестанткой, он был, в общем, совершенно равнодушен – слишком мало они общались, чтобы сблизиться.

А вот с леди Джен король общался часто, долго и охотно. И относился к ней с искренней симпатией (одно время их даже собирались поженить, но что-то не сложилось). Так что желание Нортумберленда видеть леди Джен преемницей Эдуарда полностью отвечало желаниям самого Эдуарда, и наверняка Нортумберленду не пришлось долго его уговаривать.

И сразу же возникло препятствие – правда, не из непреодолимых. Королевские юристы, которым следовало этот закон заверить, выступили против практически единогласно. Со всем должным почтением, но решительно стояли на своем: утверждать этот документ они не будут, потому что он противоречит английским законам. Во-первых, подобный закон должен быть сначала, до того как они поставят свои подписи, утвержден парламентом. Во-вторых, что гораздо важнее, существует «Акт о престолонаследии» Генриха Восьмого, как раз по всем правилам утвержденный парламентом, где все расписано четко: Эдуард – Мария – Елизавета. О леди Джен Грей, пусть и обладающей правами на престол, там нет ни словечка. Да, действительно, в разное время Генрих объявлял «незаконными дочерьми» и Марию, и Елизавету (в силу тех или иных политических соображений). Но потом он эти решения отменил – чему наглядным свидетельством тот же «Акт о престолонаследии». Так что рубите нам головы, ваше величество, но эту бумажку мы не заверим.

– И отрублю! – взревел присутствующий здесь же Нортумберленд.

После чего, картинно разорвав до пупа свою роскошную рубаху (так и было!), он медведем насел на юристов, обещая им много нехорошего, как то: собственноручно оторвать руки, вырвать ноги, проломить головы, вообще стереть в лагерную пыль. И в завершение зловеще добавил что-то вроде:

– Парни, вы меня знаете…

Пользуясь цистой Стругацких, «Они его знали. Они его очень хорошо знали». И нисколечко не сомневались, что свои угрозы он тут же претворит в жизнь. Законники – тоже люди, и жить им хотелось, как любому. Поэтому закон был ими утвержден очень быстро. После чего Нортумберленд развил бешеную деятельность. Так и останется неизвестным, какие аргументы он пустил в ход, но парламент был выведен из игры, и в один (!) день новый закон скрепили своими подписями все члены Тайного Совета, а также более сотни епископов и представителей высшей аристократии. Теперь злополучного «Акта о престолонаследии» словно бы и не существовало, приличия ради о нем более не напоминали. Каких нервов это стоило Нортумберленду, можно только догадываться, но человек для себя, любимого, старался, а в такой ситуации о нервах не думают. Признаюсь откровенно: Нортумберленда я терпеть не могу (как главного виновника гибели леди Джен, моей, что там, симпатии), но не могу не испытывать чего-то вроде восхищения: провернуть такое в один день смог бы далеко не каждый. Сволочь, конечно, но умнейшая и с железным характером…

Последующие события показали, что Нортумберленд не зря жег нервы и тратил силы – король Эдуард скончался буквально через две недели после того, как закон был утвержден. По приказу Нортумберленда его смерть три дня держали в секрете. Сам Нортумберленд, приказав привести в полную боевую готовность лондонский гарнизон, помчался к леди Джен, прихватив с собой Уильяма Парра и еще трех графов – очевидно, для того чтобы те изображали «глас народа».

Нортумберленд с ходу объявил невестке, что она отныне – королева Англии. При этом известии леди Джен упала в обморок. Очнувшись, она на коленях, со слезами стала умолять избавить ее от этакой чести, потому что не в состоянии будет справиться со столь серьезным делом, как управление королевством. И вообще, ей ничего не нужно от жизни, кроме книг древнегреческих философов – ну, и забот о молодом муже, с которым она обвенчалась всего месяц назад. А престол ей абсолютно ни к чему, она себя на нем и не представляет.

Умная была девушка… Однако благородные господа, в свою очередь попадав на колени и пустив слезу, после долгих уговоров все же заставили ее согласиться. Сохранилось письмо леди Джен Марии Тюдор, где она подробно описывает этот визит – но, к превеликому сожалению, разыскать его мне не удалось. Не знаю, было ли оно переведено на русский и опубликовано в каком-нибудь малотиражном ученом труде, а ехать в Англию у меня не было ни малейшего желания – тамошние циркачи давно прослышали о кое-каких деталях моей биографии и кое-каких наградах. Чего доброго, сделали бы из меня второго Баширова-Петрова…