Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Три мушкетера

Год написания книги
1844
Теги
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 37 >>
На страницу:
8 из 37
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Прекрасно, в час! – ответил д’Артаньян, заворачивая за угол.

Но ни на улице, по которой он пробежал, ни на той, которую он мог теперь охватить взглядом, не видно было ни души. Как ни медленно двигался незнакомец, он успел скрыться из виду или зайти в какой-нибудь дом. Д’Артаньян расспрашивал о нем всех встречных, спустился до перевоза, вернулся по улице Сены, прошел по улице Алого Креста. Ничего, ровно ничего! Все же эта погоня принесла ему пользу: по мере того как пот выступал у него на лбу, сердце его остывало.

Он углубился в размышления о происшедших событиях. Их было много, и все они оказались неблагоприятными. Было всего одиннадцать часов утра, а это утро успело уже принести ему немилость де Тревиля, который не мог не счесть проявлением дерзости неожиданный уход д’Артаньяна.

Кроме того, он нарвался на два поединка с людьми, способными убить трех д’Артаньянов каждый, – одним словом, с двумя мушкетерами, то есть с существами, перед которыми он благоговел так глубоко, что в сердце своем ставил их выше всех людей.

Положение было невеселое. Убежденный, что будет убит Атосом, он, вполне понятно, не очень-то беспокоился о поединке с Портосом. Все же, поскольку надежда есть последнее, что угасает в душе человека, он стал надеяться, что, хотя и получит страшные раны, все же останется жив, и на этот случай, в расчете на будущую жизнь, уже бранил себя за свои ошибки.

«Какой я безмозглый грубиян! Этот несчастный и храбрый Атос был ранен именно в плечо, на которое я, как баран, налетел головой. Приходится только удивляться, что он не прикончил меня на месте – он вправе был это сделать: боль, которую я причинил ему, была, наверное, ужасна. Что же касается Портоса… о, что касается Портоса – ей-богу, тут дело забавнее!..»

И молодой человек, вопреки своим мрачным мыслям, не мог удержаться от смеха, поглядывая все же при этом по сторонам – не покажется ли такой беспричинный одинокий смех кому-нибудь обидным.

«Что касается Портоса, то тут дело забавнее. Но я все же глупец. Разве можно так наскакивать на людей – подумать только! – и заглядывать им под плащ, чтобы увидеть то, чего там нет! Он бы простил меня… конечно, простил, если б я не пристал к нему с этой проклятой перевязью. Я, правда, только намекнул, но как ловко намекнул! Ах! Чертов я гасконец – буду острить даже в аду на сковороде… Друг ты мой д’Артаньян, – продолжал он, обращаясь к самому себе с вполне понятным дружелюбием, – если ты уцелеешь, что маловероятно, нужно впредь быть образцово учтивым. Отныне все должны восхищаться тобой и ставить тебя в пример. Быть вежливым и предупредительным не значит еще быть трусом. Погляди только на Арамиса! Арамис – сама кротость, олицетворенное изящество. А разве может прийти кому-нибудь в голову назвать Арамиса трусом? Разумеется, нет! И отныне я во всем буду брать пример с него… Ах, вот как раз и он сам!»

Д’Артаньян, все время продолжая разговаривать с самим собой, поравнялся с особняком д’Эгильона и тут увидел Арамиса, который, остановившись перед самым домом, беседовал с двумя королевскими гвардейцами. Арамис, со своей стороны, заметил д’Артаньяна. Он не забыл, что г-н де Тревиль в присутствии этого юноши так жестоко вспылил сегодня утром. Человек, имевший возможность слышать, какими упреками осыпали мушкетеров, был ему неприятен, и Арамис сделал вид, что не замечает его. Д’Артаньян между тем, весь во власти своих планов – стать образцом учтивости и вежливости, приблизился к молодым людям и отвесил им изысканнейший поклон, сопровождаемый самой приветливой улыбкой. Арамис слегка поклонился, но без улыбки. Все трое при этом сразу прервали разговор.

Д’Артаньян был не так глуп, чтобы не заметить, что он лишний. Но он не был еще достаточно искушен в приемах высшего света, чтобы найти выход из неудобного положения, в каком оказывается человек, подошедший к людям, мало ему знакомым, и вмешавшийся в разговор, его не касающийся. Он тщетно искал способа, не теряя достоинства, убраться отсюда, как вдруг заметил, что Арамис уронил платок и, должно быть по рассеянности, наступил на него ногой. Д’Артаньяну показалось, что он нашел случай загладить свою неловкость. Наклонившись, он с самым любезным видом вытащил платок из-под ноги мушкетера, как крепко тот ни наступал на него.

– Вот ваш платок, сударь, – произнес он с чрезвычайной учтивостью, – вам, вероятно, жаль было бы его потерять.

Платок был действительно покрыт богатой вышивкой, и в одном углу его выделялись корона и герб. Арамис густо покраснел и скорее выхватил, чем взял платок из рук гасконца.

– Так, так, – воскликнул один из гвардейцев, – теперь наш скрытный Арамис не станет уверять, что у него дурные отношения с госпожой де Буа-Траси, раз эта милая дама была столь любезна, что одолжила ему свой платок!

Арамис бросил на д’Артаньяна один из тех взглядов, которые ясно дают понять человеку, что он нажил себе смертельного врага, но тут же перешел к обычному для него слащавому тону.

– Вы ошибаетесь, господа, – произнес он. – Платок этот вовсе не принадлежит мне, и я не знаю, почему этому господину взбрело на ум подать его именно мне, а не любому из вас. Лучшим подтверждением моих слов может служить то, что мой платок у меня в кармане.

С этими словами он вытащил из кармана свой собственный платок, также очень изящный и из тончайшего батиста, – а батист в те годы стоил очень дорого, – но без всякой вышивки и герба, а лишь помеченный монограммой владельца.

На этот раз д’Артаньян промолчал: он понял свою ошибку. Но приятели Арамиса не дали себя убедить, несмотря на все его уверения. Один из них с деланной серьезностью обратился к мушкетеру.

– Если дело обстоит так, как ты говоришь, дорогой мой Арамис, – сказал он, – я вынужден буду потребовать от тебя этот платок. Как тебе известно, Буа-Траси – мой близкий друг, и я не желаю, чтобы кто-либо хвастал вещами, принадлежащими его супруге.

– Ты не так просишь об этом, – ответил Арамис. – И, признавая справедливость твоего требования, я все же откажу тебе из-за формы, в которую оно облечено.

– В самом деле, – робко заметил д’Артаньян, – я не видел, чтобы платок выпал из кармана господина Арамиса. Господин Арамис наступил на него ногой – вот я и подумал, что платок принадлежит ему.

– И ошиблись, – холодно произнес Арамис, словно не замечая желания д’Артаньяна загладить свою вину. – Кстати, – продолжал Арамис, обращаясь к гвардейцу, сославшемуся на свою дружбу с Буа-Траси, – я вспомнил, дорогой мой, что связан с графом де Буа-Траси не менее нежной дружбой, чем ты, близкий его друг, так что… платок с таким же успехом мог выпасть из твоего кармана, как из моего.

– Нет, клянусь честью! – воскликнул гвардеец его величества.

– Ты будешь клясться честью, а я – ручаться честным словом, и один из нас при этом, очевидно, будет лжецом. Знаешь что, Монтаран!? Давай лучше поделим его.

– Платок?

– Да.

– Великолепно! – закричали оба приятеля-гвардейца. – Соломонов суд[28 - Соломонов суд – выражение подразумевает: суд мудрый и скорый. Оно основано на библейском предании (3-я Книга Царств, 3, 16–28).]! Арамис, ты в самом деле воплощенная мудрость!

Молодые люди расхохотались, и все дело, как ясно всякому, на том и кончилось. Через несколько минут разговор оборвался, и собеседники расстались, сердечно пожав друг другу руки. Гвардейцы зашагали в одну сторону, Арамис – в другую.

«Вот подходящее время, чтобы помириться с этим благородным человеком», – подумал д’Артаньян, который в продолжение всего этого разговора стоял в стороне. И, подчиняясь доброму порыву, он поспешил догнать мушкетера, который шел, не обращая больше на него внимания.

– Сударь, – произнес д’Артаньян, нагоняя мушкетера, – надеюсь, вы извините меня…

– Милостивый государь, – прервал его Арамис, – разрешите вам заметить, что в этом деле вы поступили не так, как подобало бы благородному человеку.

– Как, милостивый государь! – воскликнул д’Артаньян. – Вы можете предположить…

– Я предполагаю, сударь, что вы не глупец и вам, хоть вы и прибыли из Гаскони, должно быть известно, что без причины не наступают ногой на носовой платок. Париж, черт возьми, не вымощен батистовыми платочками.

– Сударь, вы напрасно стараетесь меня унизить, – произнес д’Артаньян, в котором задорный нрав начинал уже брать верх над мирными намерениями. – Я действительно прибыл из Гаскони, и, поскольку это вам известно, мне незачем вам напоминать, что гасконцы не слишком терпеливы. Так что, раз извинившись хотя бы за сделанную ими глупость, они бывают убеждены, что сделали вдвое больше положенного.

– Сударь, я сказал это вовсе не из желания искать с вами ссоры. Я, слава Богу, не забияка какой-нибудь, и мушкетер я лишь временно. Дерусь я, только когда бываю вынужден, и всегда с большой неохотой. Но на этот раз дело нешуточное, тут речь о даме, которую вы скомпрометировали.

– Мы скомпрометировали! – воскликнул д’Артаньян.

– Как могли вы подать мне этот платок?

– Как могли вы обронить этот платок?

– Я уже сказал, сударь, и повторяю, что платок этот выпал не из моего кармана.

– Значит, сударь, вы солгали дважды, ибо я сам видел, как он выпал именно из вашего кармана.

– Ах, вот как вы позволяете себе разговаривать, господин гасконец! Я научу вас вести себя!

– А я отправлю вас назад служить обедню, господин аббат! Вытаскивайте шпагу, прошу вас, и сию же минуту!

– Нет-нет, милый друг, не здесь, во всяком случае. Не видите вы разве, что мы находимся против самого дома д’Эгильонов, который наполнен клевретами кардинала? Кто уверит меня, что не его высокопреосвященство поручил вам доставить ему мою голову? А знаете, я до смешного дорожу своей головой. Мне представляется, что она довольно ловко сидит у меня на плечах. Поэтому я согласен убить вас, будьте спокойны, но убить без шума, в укромном местечке, где вы никому не могли бы похвастать своей смертью.

– Пусть так. Только не будьте слишком самоуверенны и захватите ваш платочек: принадлежит ли он вам или нет, но он может вам пригодиться.

– Вы, сударь, гасконец? – с иронией спросил Арамис.

– Да. И гасконцы обычно не откладывают поединка из осторожности.

– Осторожность, сударь, качество излишнее для мушкетера, я это знаю. Но она необходима служителям церкви. И так как мушкетер я только временно, то предпочитаю быть осторожным. В два часа я буду иметь честь встретиться с вами в доме господина де Тревиля. Там я укажу вам подходящее для поединка место.

Молодые люди раскланялись, затем Арамис удалился по улице, ведущей к Люксембургскому дворцу, а д’Артаньян, видя, что уже довольно поздно, зашагал в сторону монастыря Дешо.

«Ничего не поделаешь, – рассуждал он сам с собой, – поправить ничего нельзя. Одно утешение: если я буду убит, то буду убит мушкетером».

V. Королевские мушкетеры и гвардейцы г-на кардинала

У д’Артаньяна в Париже не было ни одного знакомого. Поэтому он на поединок с Атосом отправился без секунданта, намереваясь удовольствоваться секундантами противника. Впрочем, он заранее твердо решил принести храброму мушкетеру все допустимые извинения, не проявляя при этом, разумеется, слабости. Он решил это, опасаясь тяжелых последствий, которые может иметь подобная дуэль, когда человек, полный сил и молодости, дерется с раненым и ослабевшим противником. Если он окажется побежденным – противник будет торжествовать вдвойне; если же победителем будет он – его обвинят в вероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко.

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 37 >>
На страницу:
8 из 37