Привет из прошлого…

– Да Федор, дела у тебя конечно. А ты не говорил, что у тебя сестра есть?

– Была Тимофей, была. Она в городе жила, здесь не появлялась ни разу! – так же выкручиваясь, говорил отец.

– Так и быть! Помогу я твоему парню. Жалко конечно, малахольный, но ничего пристроим куда-нибудь!

– Да после пожара, когда дом горел его дверью пришибло, прям в аккурат по голове. Вон видишь шишак какой остался!

Я вытаращил глаза, и показал пальцем на ссадины.

– Хорошо, ты давай не запускай парня! За документами через неделю приходи, будут готовы! Вы свободны! – отмахнувшись, сказал Тимофей Петрович, и мы тотчас же отправились обратно домой.

По дороге домой мы разговаривали о происходящем.

– Зачем вы все это делаете? Для чего? – спрашиваю я, – ведь я совершенно незнакомый вам человек?

Остановившись, он приобнял меня за плечи, и сказал:

– Понимаешь, я увидел в тебе что-то похожее, что-то родное с нами. Да и мальчишка ты хороший! Моим не так скучно будет! Помогать по хозяйству будешь, осваивать ремесло! И давай так! Саш, раз так у нас сложилось, зови меня просто – батя! – прижав меня к себе, сказал он и в глазах его появился какой-то родственный и теплый огонек.

– Хех! Тогда в свою очередь, обратное предложение, называйте меня сыном! – прижавшись к нему в ответ, улыбаясь ответил я.

Так и простояли с моим новый отцом, по средь села в обнимку. Все это конечно с одной стороны очень странно, а с другой… да что греха таить, и с другой тоже странно. Почему это происходит именно со мной я не понимаю. По новым документам, я стал Лёвкиным Матвеем Федоровичем. Вскоре окончательно обосновался в этом замечательном семействе.

За время проживания у Лёвкиных, я довольно близко сдружился со всем окружением. Теперь моя новая семья состоит из четырех человек: папа – Федор Матвеевич, его сын Евгений Федорович, супруга Евгения – Ксения Васильевна и их сынишка Вовка. Супруга Федора Матвеевича, к сожалению, недожила до этого светлого времени. Она скончалась от брюшного тифа в конце 20-х годов. Как и в любой семье, в нашей есть свои традиции и особенности. Мы уважаем друг друга, всегда готовы выслушать и "подставить" плечо.

Папа работает бригадиром. В своей работе он непосредственно подчиняется правлению и председателю колхоза Петровичу. Осуществляя руководство бригадой, он обеспечивает своевременное выполнение производственных заданий. Участвует в разработке производственного плана колхоза и годовых рабочих планов по периодам сельскохозяйственных работ. Так же он принимает от правления колхоза по акту рабочий скот, машины и сельскохозяйственный инвентарь и во избежание обезлички закрепляет их за отдельными колхозниками. Федор Матвеевич, человек с виду строгий, но в душе мягкий, как и его сын Евгений. Он желает для нас с братом самого лучшего и хочет, чтобы я рос на его примере – мужественным и сильным человеком. Евгению уже без малого двадцать девять лет, и он офицер Красной армии. Вместе с отцом, они начали воспитывать меня в своем духе, закаливая во мне патриотизм и любовь к семье. Через некоторое время, я начал понимать всю ценность и сущность семьи. На сколько она важна, и на сколько она дорога. Супруга Жени – Ксения работала учительницей в местной школе. Она очень добрый, веселый и открытый человек. Она любит свою работу, но старается не забывать про семью. Поэтому на выходных печет пироги, делает различную сладкую выпечку и балует нас. Мы с Вовкой стараемся во всем помогать ей, так как знаем, что женщины – слабый пол, нуждающийся в поддержке. Она же с большим усердием готовила меня по разным наукам. Обучала грамоте, скорочтению, математике, русскому языку. Каждый вечер, мы с Вовкой решали различные математические задачки. По утрам совместно с Евгением Федоровичем, мы занимались физической культуре. Евгений учил меня подтягиваться на перекладине, отжиматься, бегать на дальние дистанции по пересеченной местности. Преподавал даже элементы рукопашного боя, чтобы в случае чего, я мог постоять как за себя, так и за свою семью. Постоянно проводя время в такой обстановке, я полюбил жизнь, я полюбил семью. Глядя на Евгения, я загорелся армией, и мечтал скорее поступить на службу в Красную армию. На мой взгляд, самое главное в жизни – это уметь найти время на близких и дорогих сердцу людей. А также понять, что нет ничего важнее семьи! Семья – это наша опора, поддержка и уверенность в завтрашнем дне. Без семьи человеку было бы одиноко: не с кем поделиться радостью или печалью, не у кого попросить совета или помощи в трудную минуту. Ведь только родные и близкие нам люди способны понять нас лучше, чем кто-либо другой!

Таким образом, я становился нормальным человеком, нормального общества.

«Новый жизненный поворот»

Весенний воздух в нашем селе был особенно пьянящий. Наконец сошел снег, и из-под земли начали пробиваться первые травинки. На календаре июнь 1939-го года. Мы с Евгением сидели на лавочке, и закуривая по самокрутке, думали о моем дальнейшем будущем. Евгений хотел, чтобы из меня получился толк, и предложил мне пойти на службу к нему в артиллерию. Он уже командовал большими пушками, занимая при этом пост, командира гаубичной батареи. Задумавшись над его словами, я параллельно перебивал себе мысли об авиации. Я представлял себя в кабине какого-нибудь самолета, примеряя на себя роль авиатора, который рвался бы в бой. Смотря в небо и задумываясь над этой мыслью, выбор конечно же пал на авиацию, на самую героическую профессию.

Просидев до обеда, после долгой нашей болтовни, Евгений ушел к супруге, помогать по хозяйству, а я тем временем, остался любоваться красотами весенней Тепловки.

Где-то вдали по проселочной дороге, шла баба Дуся – наш местный почтальон. Она разносила всякие разные извещения: кому бандероль, кому посылку, а кому и повестку в армию. И везунчиком сегодняшнего дня, стал конечно же я. Почтариха, подойдя ко мне, вручила небольшое аккуратно сложенное извещение, в котором указывалось прибыть в город Вольск, в райвоенкомат к пятому апреля сего года. Расписавшись, в журнале о получении уведомления, я пулей забежал в дом, и показал повестку Евгению. Он так же, как и я обрадовался этому. Ближе к вечеру мы сели за круглый стол, и обсуждали наши дальнейшие перспективы. Решение было одобрено всеми. На следующий день, мы собирались отбывать к месту призыва. В чемоданы складывали еду, комплект запасной одежды, табак и туалетные принадлежности. Ксения Васильевна так же собирала своего мужа на службу, подарив семейную фотокарточку с очень трогательной надписью на обороте. Присев на дорожку, на домашнем крылечке, мы закурили напоследок по одной, наблюдая одновременно за садившимся за горизонт солнцем.

Выкурив раздирающую глотку отцовскую махорку, мы попрощались с родными и отправились на конной повозке в путь. На часах было без четверти девять. Проезжая мимо домов, я наблюдал за окружающей обстановкой, как горели лампы в хатах, на крыльце избушек сидели местные жители распивали самогон. А мы с Женей, тем временем, медленно, но верно следовали в Вольск. По дороге я задумался о том, какая судьба меня ждёт впереди.

К утру мы достигли своей цели, прибыв на два часа раньше назначенного в повестке времени. У военного комиссариата собрались толпы людей призывного, тогда еще двадцати однолетнего возраста, и дымя папиросами, ожидали начала прохождения военно-врачебной комиссии. Осмотрев толпу, мы с Евгением пристроились к двум парням, которые вели беседу о выборе рода войск. Ребята были чересчур общительные, и после обоюдного знакомства мы решили держаться вместе. В нашей компании был паренек, который мечтал о небе так же, как и я. Его звали Егор Юдин. Познакомившись, мы решили вдвоем проситься в лётную школу. Евгений оставив чемоданы мне, отправился к военному комиссару. И вот по истечению времени, к нам подошел комиссар, и в приказном порядке, поручил составить список присутствующих, и предоставить его начальнику строевой части. Среди нас быстро нашли ответственного по этой работе. В данный список, мы внесли свои фамилии в первую десятку. Под дверью строевой части, мы ожидали своей очереди, чтобы получить личные дела. Далее мы обошли всех врачей, и конечный пунктом нашего мероприятия, стала военная комиссия по распределению в войска. Первым пошел мой новый друг Егор. Пробыв там минут семь, он вышел с довольной физиономией и с гордостью кричал всей толпе, что направлен в школу военных лётчиков в Энгельс. Далее прошли еще несколько ребят, которые были направлены в пехотные училища. Следом после них пошел я. Зайдя в просторный кабинет, передо мной стоял стол, оббитый алой бахромой, с миниатюрным бюстом вождя мирового пролетариата. За этим роскошным столом сидели четыре человека, один из них был комиссар в темно-зеленой форме с красными ромбами в петлицах, и большими усищами как у Семёна Михайловича Буденного. Военврач и начальник строевой части тщательно изучали мои данные. Все происходило в режиме «молчание». Комиссар, разорвав тишину, спросил меня:

– Ты где служить хочешь, сынок?

Вытянувшись по струнке, я четко ответил:

– В авиации, товарищ комиссар!

Подкручивая свои усы, он усмехнулся:

– Хех, ты глянь что, молодежь словно с ума сошла с этой авиацией! Раньше занимался в кружках? Посещал аэроклубы? С парашютом прыгал?

Ради достижения своей цели, мне пришлось слукавить:

– Конечно посещал, товарищ комиссар! У меня шесть прыжков за плечами!

Комиссар, внимательно посмотрев на меня, вскоре переключился на военврача, и спрашивает у оного:

– Что там у Лёвкина по здоровью?

– Да все прилично! К строевой годен! – ответил военврач, передавая моё дело комиссару.

Военком несколько секунд поглядел на меня, после чего аккуратно произнес:

– В Энгельс, поедешь? В военную школу лётчиков? Туда, сейчас активный набор идет!

Обрадовавшись, я ответил:

– Есть в Энгельс, товарищ комиссар! Спасибо!

– Ну давай беги, служи!

Выбежав из кабинета, я направился к своим ребятам с радостными кличами о том, что еду учиться в Энгельс. Егор был очень счастлив, что мы вместе едем в одно учебное заведение. Проторчали еще какое-то время на призывном пункте, пока к нам не начали приезжать так называемые «покупатели». Это были офицеры из частей и учебных заведений, которые по составленным спискам военного комиссара, забирали ребят на службу в свои части.

Пришла машина и за нами. С Евгением мы простились тепло, по-семейному. После недолгих семейных нежностей, мы все разбрелись по своим дальнейшим местам службы.

***

По прибытию к месту прохождения обучения, наш «покупатель» капитан Жадин, сразу же после выгрузки из полуторки, выстроил нас на плацу. Всего в школу он доставил около двадцати человек. Ребята все были отборные, кто-то профессионально занимался спортом, кто-то просто были детьми каких-нибудь секретарей обкомов партии и прочих. Мы с Егором были ребятами из простой рабоче-крестьянской семьи, что и отличало нас от остальных.

Капитан Жадин совместно со старшиной Чурановым, представили нас начальнику школы и его заместителю. Обходя наши ряды, они пристально рассматривали нашу «пёструю» толпу. Почему пёструю? Да потому, что мы были одеты кто во что горазд. Военная лётная форма нам была еще не положена, так как мы должны были пройти вступительные испытания по нескольким предметам, таким как математика, русский язык и физподготовка. Отбор проходил крайне жёстко. Те лица, которые проваляться на первом этапе, соответственно не допускались до следующего, и были вынуждены тотчас же покинуть территорию школы. Про всё это нам вещали отцы командиры на построении.

После вводной, разбив на два отделения, нас отправили прямиком в небольшой барак, который находился на территории школы, но огороженный колючей проволокой. За проволоку можно было выходить только после успешной сдачи вступительных испытаний, и соответственно курсантам школы. В бараке временного содержания, мы с Егором, как и с другими ребятами, выбирали себе койки. Уже расположившись, пристроили свои тюки, набитые едой и вещами. На обшарпанной доске, возле портрета товарища Сталина, старшина Чуранов прикрепил на гвоздик расписание экзаменов и дальнейший распорядок дня. Сам старшина, был украинцем по национальности. У него был интересный одесский говор. Каждое утро на физической подготовке, он гонял нас до седьмого пота. Человеком он был конечно своеобразным, но интересным. Хвалил, когда надо, и журил, когда следует. Так же Чуранов не забывал и про внеочередные, профилактические «пилюли», чтобы мы привыкали к службе. Спустя четыре дня рутинного дежавю, который заключался в утреннем подъёме, зарядке, завтрака, обеда, ужина, нарядов по бараку и прочего, мы приступили к первому испытанию, сдаче письменного экзамена по математике. Зная себя, я конечно же, очень «любил» математику. И вот когда нас рассадили в учебном классе по одному за парты, лично начальник школы, расписал на доске условия двух задач по геометрии с какими-то начерченными треугольниками и параллелограммами. Дав нам на решение двадцать минут, он присел за свой стол, и постукивая пальцами, внимательно наблюдая за каждым экзаменуемым. Тут то у меня «шары» и повылезли от таких условий. Не зная решения задач, я так и просидел с пустым листком. Немного погодя, я опрокинул взгляд на своего друга и соседа по парте Егора, который уже был в завершении написания своей работы. Судя по его задумчивости и скорости написания задачи, он был не таким уж и простым, а совсем даже наоборот, математически подкованным человеком. Через двенадцать минут после того как Егор закончил писать, он почувствовал на себе мой взгляд, и обернулся в мою сторону. Изображая гримасы, я указывал то на доску, то на свой лист, умоляя его тем самым, помочь мне с решением.

Егор, пробегая глазами, на меня и на экзаменаторов, выжидал удобного момента, чтобы отдать мне свой лист. Но начальник школы был непреклонен. Он продолжал сидеть и тарабанить пальцами по столу, разглядывая окружающих. Время летело неимоверно быстро. Удача повернулась ко мне лицом в тот момент, когда где-то на галерке экзаменуемый случайно выронил учебник на пол, и экзаменатор, подорвавшись с места, подошел к нему. У нас было секунд пять, на обмен работами. Ровно столько же времени хватило начальнику школы, чтобы мгновенно удалить того парнишку с экзамена, с дальнейшими, всеми известными последствиями. Взяв у Егора лист, я немедленно его подписал под своей фамилией, и делая умственно-удовлетворенное лицо, проверял написанное. Экзаменатор, пройдя между рядами, уселся на свое место. Взглянул на часы и объявил всем время двухминутного завершения экзамена. Егор, опять же зная решение, стремительно воспроизвел свою работу, и по состоянию истекших двух минут был полностью готов к сдаче. Вскоре наш экзаменатор, он же начальник школы, и он же полковник Земсков, собрав работы и пояснил, что результаты будут известны сегодня вечером.

Оправившись после экзамена, мы проследовали в столовую. Егора я конечно же отблагодарил своей порцией обеда, а тот в меру своего воспитания ни взял у меня ни крошки хлеба, лишь только улыбаясь отмахнулся. Насытившись сытной порции горячего кулеша, мы отправились в свой барак, в ожидании результатов.

Перебивая чувство мандража, мы с ребятами кидали друг другу шутки, курили отцовский самосад, и распивали «Ситро», задолго привезенный с гражданки. Не много погодя старшина Чуранов, прошел в расположение барака. Дав команду на построение, он зачитал нам наши долгожданные результаты. Называл только те фамилии, которые через пару дней, будут допущены до второго экзамена. Слава богу, по счастливой случайности, и по невезению того парнишки, который неуклюже выронил книгу, я получил готовый ответ на вопрос, тем самым был допущен до следующего этапа. Вот уж и в правду говорят, не было счастья да несчастье помогло! В тот день, не сдали четырнадцать человек – это около семидесяти процентов нашего личного состава. Вскоре они покинули расположение школы, а мы тем временем, продолжали переживать за следующий экзамен. Через два дня, когда наступил экзамен, Егорка столкнулся с той же проблемой что и я на предыдущем экзамене. На этот раз экзамен принимал уже заместитель полковника Земскова – майор Нарыжный. Русский язык, для меня был любимым предметом. На доске, уже аккуратным и красивым почерком майора, была написана тема диктанта. Держа в руках первый том Л.Н. Толстого «Война и мир», товарищ майор читал его нам однократно в среднем темпе. На этот раз было проще. К счастью, я прекрасно знал всю пунктуацию и орфографию, и мне было без труда расставлять знаки препинания в написании услышанного текста. Егор, долго колеблясь, писал без знаков сплошным текстом. Я заметил его беспокойство, и бросился ему помогать в тот момент, когда Нарыжный, завершив свои чтения, дал несколько минут на проверку написанного. Майор подошел к окошку, и встретив там глазами начальника медсанчасти, шедшую по тропинке, слал ей воздушные поцелуи. Тем временем, я выхватил у Егора лист и быстро расставив все знаки препинания, вернул обратно. Майор резко обернулся к нам, и с довольной физиономией, попросил сдать работы, добавляя, что результаты будут известны так же, как и предыдущие. Сложив свои диктанты ему на стол, мы так же проследовали в столовую. Егор свойственному его воспитанию, следуя моему примеру, начал отдавать мне свою порцию. Обед был конечно шикарен, и так как я страстный любитель поесть, мысленно хотел принять его благодарность и за обе щеки уплести дополнительную тарелку борща и тарелку пшенной каши с мясом. Но показав своё воспитание, я со всей взаимностью вернул обед. Мы долго смеялись над этой ситуацией, после чего отправились в расположение.

К восьми часам вечера, старшина, явившись в барак, опять же огласил наши результаты, давая всем положительную оценку. На этот раз остались все.

Впереди очередное испытание по физической подготовке, и мы готовились к нему с особой страстью.

Чуранов гонял нас до такой степени, что потом было трудно добраться до своей постели. И в таком режиме мы занимались целых два дня.

Наступил тот самый долгожданный день. На этом, с позволения сказать мероприятии, собралось всё начальство школы и несколько курсантов второго года, которые наблюдали за нами. По регламенту экзамена, нам предстояло выполнить три норматива – это бег на сто метров, кросс на три километра и подтягивание на перекладине не менее пятнадцати раз. По фактуре я был не то чтобы Аполлоном Бельведерским, но и не березкой с осиной талией. Мои силовые качества и тело были в принципе чуть выше среднего уровня. После построения, всех нас буквально за руку водили к местам сдачи, и далее пофамильно приглашали на испытания. Первым досталось подтягивание на перекладине, и конечно же первооткрывателем стал я. Немного мандражируя, я подошел к турнику и слегка поплевав на ладони, с прыжка повис на перекладине. Повисев несколько секунд, я словно поршень от моторного двигателя начал без раскачки выполнять поставленную задачу. Таким макаром я подтянулся двадцать три раза. На двух последних сил уже не хватило. Старшина огласил мой результат, и я тут же спрыгнул с турника. Меня сменил довольно крупный парнишка, который судя по всему был мастером какого-то из видов спорта. Тот запрыгнув на перекладину, безо всяких усилий продемонстрировал идеальное выполнение упражнения в количестве тридцати пяти раз. Все удивились. Даже Чуранов, зажав в правой подмышке журнал с результатами, аплодировал в его адрес. После оваций, следом пошел Егор. Он так же, как и предыдущие сдающие, смочив слюной ладони, повис на турнике. Мой друг к сожалению, сделал еле-еле пятнадцать раз, а стоящий рядом со мной тот самый мастер спорта, злобно усмехался над ним. Данное поведение меня очень сильно возбудило, и я решил после сдачи поговорить с ним с глазу на глаз. А тем временем, когда остальные показали не ахти результаты, мы переместились на стадион для забега. Аналогично предыдущему заданию, только разбившись по трое, мы исполняли беговую стометровку. Наша тройка как раз-таки и состояла из меня, Егора и того спортсмена, которого как выясниться после, зовут Андрей Дронов. Выстроившись за белой чертой, мы приняли положение низкого старта. Андрей с призрением смотрел на Егора, а я молча наблюдал за этой картиной. И вот после команды: «на старт-внимание-марш» мы ринулись вперед. Первым из нас достиг финишной линии Андрей, потом я и за мной Егор, укладываясь при этом в норматив. Дронов все продолжал усмехаться над моим другом. Я не выдержал и отдернул его за плечо, сделав ему при этом первое предупреждение. Мы оба понимали, что за любой конфликт нас ждет суровая кара, и поэтому особо не распыляясь, мы решили поговорить после и при другой обстановке.

Остальные конечно в том же духе, проваливали это испытание, и до последнего норматива, вышли уже мы, той же самой тройкой. Тут во время бега, уже начали случаться мелкие перепалки между нами. Накапливая тем самым злость, мы старались друг друга обогнать и прийти на финиш первыми. Обмотав все три километра дороги, с результатом в 12,5 секунд у Андрея, 13,2 сек у меня и 13,8 сек у Егора, мы пересекли финишную полосу. После того как это было достигнуто, мы повалились с тяжелой одышкой на землю. Сквозь глубокое и частое дыхание, я пообещал Дронову разобраться с ним конкретно, а тот нисколько не сомневаясь, принял вызов. Повалявшись еще несколько минут, к нам подбежал старшина и приказал построиться. Мы поднялись с земли и выстроились перед руководством школы, выслушивая от них тоже, что и раньше о результатах. Далее нас ожидал рутинный поход в столовую. Сил не было ни на драку с Андреем, ни на прием пищи. Ноги гудели будто трансформатор, руки тряслись как у алкоголика, да и от ожидания результатов в глотку ничего ни лезло. Так и просидев склонившись над обедом, мы дождались команду от старшины проследовать в барак. Развалившись на своих койках, мы тут же уснули. Спустя некоторое время, в наше расположение заглянули Земсков, Нарыжный и Чуранов. Старшина громко воскликнул: «Подъём, курсанты!» Мы как один подорвались с коек и приняв стойку смирно слушали отцов командиров. Земсков подойдя к каждому из нас пожимал руку и хвалил за успешное прохождение вступительных испытаний, называя нас курсантами. От такой новости радость переполняла меня, и я был готов простить всем и всё, если бы не злопамятность Андрюши Дронова. Но это все после. А пока мы радовались нашим победам.