Колумбийская балалайка

– Правильная тачка, едреныть…

Мало кто из пассажиров услышал его слова. От резкого поворота все трое соседей Вовы, сидящего с краю, повалились на него. Плохо закрытая дверца под давлением массы тел распахнулась, и Володя вывалился бы, если бы Люба не ухватила его за футболку, перегнувшись через свернувшуюся калачиком Татьяну.

– Держись, кретин! – рявкнула она.

Джип вильнул еще раз, пассажиров швырнуло в другую сторону. Дверца с хищным клацаньем захлопнулась, едва не оттяпав Володе пальцы. Володя шепотом сказал: “Ой, мамочка…”

Алексея, по наитию успевшего в последний миг ухватиться за спинку переднего сиденья, только поэтому не вынесло из машины. Но прицелом собственного автомата по губе он получил и губу рассек. Что-то прокричал, потонувшее в надрывном реве двигателя, что-то короткое, заканчивающееся на “дак”.

Владимира второй лихой вираж бросил между сиденьями, на Татьяну, заставил зарыться лицом в ее, вернее, в ставшую ее куртку цвета хаки.

– Сказали же, держись! – рассерженно оттолкнула его попутчица, инстинктивно пытаясь натянуть куртку на голые колени.

Вовик поднял сияющее лицо. Ноздри его возбужденно раздувались.

– По карманам! Посмотри по карманам! Сигареты, понимаешь? Куртка твоя провоняла табачищем, красавица ты моя! Точняк!

Машину вновь развернуло, и теперь Алексей рухнул на Вову. Вова сдавленно пискнул.

Джип, промчавшись мимо торца ангара, залетел за угол и ушел под защиту металлического сооружения, идущего параллельно зданию с крыльцом. Борисыч что-то громко советовал водителю, даже показывал свободной от автомата рукой, когда ненадолго отпускал скобу на “торпеде”. Но тут же хватался за нее вновь. Только Татьяна, доведись ей сейчас не быть втиснутой между сиденьями и бросить взгляд на шефа, поняла бы, что не удастся достучаться до Михаила ни Борисычу, ни кому другому. Ни криком, ни хватанием за рукав, ни более радикальными методами. Губы его были плотно сжаты, глаза прищурены, на лицо наползло отрешенно-возбужденное выражение. Это значило, что Михаил ушел в гонку по самую макушку. Прямо как где-нибудь на выборгской трассе. А гонка его пьянила не хуже коньяка с шампанским.

– Смотри, смотри, – заклинал выбравшийся из-под Алексея Вовик и, не в силах более сдерживать себя, охлопывал карманы Таниной куртки.

На такой скорости джип реагировал подскоками на все изъяны вполне ровной с виду почвы. А тут еще Михаил, преодолевший две трети длины ангара, одновременно предупреждающе прокричал: “Держись, братва!” – вывернул руль и надавил на тормоз, полностью блокируя колеса, – короче, совершая то, что называют “полицейским разворотом”.

Теперь ушиб достался Борисычу – хорошо еще нос не расквасил о приклеенную к приборной доске картинку с подмигивающей азиаточкой. Судя по разлохмаченным краям, картинку неоднократно пытались отодрать. Безуспешно.

А джип уже летел в диаметрально противоположную сторону.

– Что ты творишь! – возмутился Алексей. И оглянулся.

На том конце ангара, до которого они так и не добрались, показались знакомые фигуры в камуфляже. И вот уже раздались первые прицельные выстрелы. Но стрельба запоздала – джип снова юркнул за угол, возвращаясь по собственным следам, и помчался к месту старта.

Вовка, невзирая на удары по рукам и бытовые неудобства, с прямо-таки фундаменталистским фанатизмом ощупывал карманы чужой “камуфляжки”.

– Есть!!! – Таким и только таким воплем золотоискатели где-нибудь на Аляске встречали после долгого рытья и множества лишений первые крупинки золотого песка.

Ни болтанка, ни пальба не помешали Вове довершить начатое. Он овладел-таки пачкой и лежавшей вместе с ней в кармане зажигалкой. И незамедлительно закурил, непостижимым образом совладав с тряской.

Первая затяжка – и сладострастный стон:

– Балдеж…

Вновь накренился джип, возвращаясь к месту недавней швартовки, по левому борту в двухстах метрах замаячила гауптвахта, а прямо по курсу – те двое, что подняли тревогу. Проворная парочка уже почти пересекла поле, почти добралась до здания. Машина неслась на них. Алексей обернулся – сзади никого. И приготовился стрелять.

Но его опередил Борисыч. Набегающий поток воздуха сорвал кепку с его макушки, волосы, тщательно зачесанные на косой пробор, разметались, и стало бесстыдно видно, что таким манером он пытается стыдливо прикрыть прогрессирующую лысину. Борисыч выставил автомат за лобовое стекло, положил его на зеркальце заднего вида, нажал на спуск. Грохнул одиночный выстрел. Пуля, пущенная приблизительно в нужную сторону, боевиков напугала, но в бегство не обратила. Наоборот. Один растянулся по земле, принимая классическую позу “стрельба в положении лежа”, другой опустился на колени и поднял, целясь, карабин.

Михаил сгорбился над рулем. Алексей вдавил спусковой крючок. Ударила очередь, прошла высоко над головами противника, застучали о борт с внешней стороны раскаленные гильзы. Попасть, когда и тебя, и оружие кидает вверх-вниз и вправо-влево, конечно, можно, но только случайно. Еще одну пулю “для испуга” выпустил Борисыч и тотчас низко пригнулся.

Как оказалось, не зря.

Начавшим стрелять по машине было несложно выцелить такую крупную мишень. И лобовое стекло, приняв на себя очередь, разлетелось вдребезги. На капот и внутрь джипа полетело крошево. Несколько пуль выбили звон из металла, срекошетив от радиатора. Вдребезги разлетелось и зеркало заднего вида со стороны водителя.

– Ну, суки, я вас сделаю! – Не отворачивая ни на градус от выбранного курса и не отпуская педаль газа, Михаил плавно выжал сцепление (двигатель протестующе взвыл на повышенных оборотах) и со второй скорости переключился на третью. Джип, выдавая максимально возможную на этой дороге и на этой дистанции скорость, бросился на боевиков.

Сухой автоматный треск, ничуть не похожий на киношный, заглушал рев мотора, барабанил по макушке, ввинчивался в уши. В сиянии дня мечущееся на срезе ствола яростное пламя почти не было видно; пороховые газы сносило набегающим потоком воздуха и сизым шлейфом тянуло следом за джипом. Алексей безостановочно давил на курок, высунувшись из машины и рискуя вывалиться. И еще рискуя жизнью Миши-водителя, о чем даже не думал. Дернись ствол вправо по чуть большой амплитуде, не удержи его Алексей в безопасном секторе – под пулями оказались бы затылок и спина Михаила.

Автомат вдруг замолк: нещадно опустошаемый магазин иссяк. Ни один выстрел цели не достиг. Свинцовые снарядики разлетелись кто куда по всему полю. Алексей откинулся на лихорадочно докуривающего сигаретку Вовика, рука метнулась к подсумку с запасным рожком.

Татьяна сидела на подножном коврике, упершись голыми ногами в железный ящик под водительским креслом, спиной вдавившись в заднее сиденье. И молилась. Впервые в жизни. Если можно было назвать молитвой бессвязное бормотание, мешанину из “спаси”, “помилуй”, “Господи”, “мама”, междометий и всхлипов. Она не вслушивалась в то, что говорит, а произносила то, что выбрасывали на язык страх, желание жить и подернутое туманом сознание. Она не очень понимала – сон ли, явь ли, с нею ли это происходит.

Один из камуфляжной парочки не выдержал и побежал к скоплению приземистых, крытых жестью зданий на краю поля. Джип летел на второго, продолжавшего лежать и стрелять.

“Откатиться хочешь, гад? Я тебя урою, козел. Понтовщик, блин…” – шептал Михаил. Лежащего боевика заслонил капот машины.

Боевик, побежавший с пути тяжелой машины по направлению к базе, остановился, видя, что громада на колесах проскочила мимо. И вскинул карабин.

Одновременно с ним, развернувшись в его сторону всем телом, подняв автомат на уровень глаз, надавил на спусковой крючок жилистый старик с переднего сиденья джипа, переведший свое оружие на стрельбу очередями. Изрыгающее пули автоматное дуло вычерчивало, направляемое крепкими жилистыми руками, зигзаги, словно рисовало в воздухе замысловатый иероглиф.

Так и не сработавший в последний раз карабин колумбийца упал на землю. Упал вместе с боевиком, грудь которого вспороли автоматные пули.

– А помнят руки-то! – не без самодовольства крикнул Борисыч, плюхаясь обратно на сиденье, опуская автомат, поспешно хватаясь за скобу и дверную ручку и чуть оборотившись в сторону Алексея, но, в общем, не надеясь, что его услышат.

Его и не услышали. Леша возился с запасным рожком – тот никак не желал вставать на место выщелкнутого. В этот миг машину так тряхнуло, что Алексей влетел головой в сиденье впереди и рожок выронил.

Джип не перевернулся. Хотя мог. Как только лежащий боец в “камуфляже” скрылся из поля зрения, Михаил ударил по тормозам. Живое пятнистое тело мелькнуло где-то слева – Миша ждал этого и готовился. Он повис на руле, выворачивая его влево и втапливая до упора педаль газа. Взвыл мотор. Машину опять занесло. Михаил бросил джип на оказавшегося прямо перед колесами боевика.

Второй раз колумбийский парень – Борисыч успел заметить молодое лицо с бородой а-ля юный Фидель – увернуться не смог.

Толчок.

Людей в машине подбросило. Сквозь рев мотора пробился жуткий, нутряной крик.

– Аста ла виста, бэби, – пробормотал под нос Михаил, не снимая ногу с педали газа. А впереди наградой за все испытания маячил лес. – Эх, тормознуться бы, пушку забрать…

Сверху на него упал Алексей, бросивший пока к чертовой матери и рожок, и автомат. Он сжал плечи Михаила и заорал в самое ухо:

– Через поле к той дороге, слышишь?! По которой нас сюда! Везли! Понял, ты? Расстреляют к хренам! Разворачивайся, твою мать!..

– Сеньор!

Дон Мигель оторвал взгляд от спортивных колонок “Колумбиа репортс”, перевел его на пилота, просунувшего голову в дверь, что вела из кабины в салон.

– Сеньор, внизу что-то странное. Посмотрите сами, сеньор. Я не знаю, садиться или нет.

“Проклятье…” Дурное предчувствие не обмануло. Дон Мигель отбросил газету, встал, прошел вдоль салона, хватаясь за спинки, полки, ручки, и опустился в соседнее с пилотом кресло.

– Захожу снова! – доложил пилот. Излишне громко из-за надетых наушников.