Детство

8. Дать чёткие и прочные знания, научить полученное применять на практике.

А уже перед второй четвертью она знала всех своих учениц, среди них выделяя аккуратную, чёткую и настойчивую дочь инженеров Консуэлу Чеботарёву. А безалаберными девочками, требующими особого к себе внимания, она указывала большую часть класса, но особенно выделив среди них Козлову Ларису, Котову Галю, двойняшек Валентину и Нину Лазаревых, Николаеву Наташу и Цыганову Людмилу. А случай с Людой Паниной Алевтина Сергеевна выделила особо. Мать школьницы, домохозяйка, жаловалась ей, что летом дочь таскала деньги у отца, работавшего заведующим овощным отделом магазина, и передавала их соседке, чтобы та покупала своим дочерям – подружкам Людмилы – платья и обувь.

Алевтина Сергеевна отметила, что после двух недель активных занятий и прилежания, некоторые девочки остывают к учёбе, допуская небрежность в тетрадях, в одежде и в поведении. Петру Петровичу понравилось, как Алевтина, с помощью индивидуальных и коллективных бесед и конкретных примеров, приучает девочек к честности и ответственности, как она всем классом разбирает хорошие и плохие поступки учениц.

Но больше всего ему понравилась запись в дневнике жены, сделанная директором школы Е. Осиповой:

«1. Дневник ваш радует меня: пишите его не формально, а с душой. По этому важному и интересному документу можно судить о вдумчивой, плодотворной воспитательной работе.

2. Разработайте план подготовки к празднованию Октябрьской революции. 24/IX-48 г. Е. Осипова».

Эта запись ещё больше побудила Петра Петровича продолжить внимательное чтение рабочего дневника жены и дальше.

Вскоре после этой оценки тон в записях учительницы Алевтины Сергеевны Кочет стал мажорным. Она отмечала, что её девочки стали честнее, серьёзней относиться к учёбе и поручениям, улучшилась дисциплина, класс стал дружнее. Алевтина Сергеевна даже разрешила девочкам сесть, кто с кем хочет. Это сразу выявило эгоистичных, грубых и заносчивых учениц, с которыми никто не хотел садиться за одну парту. Девочки перестали стесняться делать друг другу дружеские замечания, а большинство стало правильнее реагировать на них. Более того, многие девочки стали больше помогать матерям по дому и своим младшим сёстрам и братьям.

А по итогам полугодия директор школы Е.Осипова сделала в дневнике А.С. Кочет новую запись:

«Проводится большая глубокая работа с учащимися. Особенно ценно использование газетных статей в воспитательных целях. Правильно ставится работа с родителями: систематическое привлечение их к жизни класса. Е. Осипова».

– Вот! Не зря я Алю приучал к чтению газет, и анализировать прочитанное! Вот и результат! – обрадовался за себя и жену Кочет.

К своему удивлению он узнал, что жена пошла ещё дальше, обсуждая со своим классом не только статьи в газетах, но и книги, уделяя внимание внеклассному чтению, тем самым привив девочкам любовь к чтению художественной литературы, с анализом черт характеров героев.

Пётр Петрович особенно проникся заметкой Алевтины о чтении всеми девочками «Пионерской правды» и их патриотических выступлениях на собраниях класса.

Обратил он внимание на то, что Алевтине вместе с классом удалось побывать в Мавзолее и в музее В.И. Ленина, в музее Красной армии и в Историческом музее. А также в Планетарии, в Третьяковской галерее и даже всем классом сходить в кино.

Большое внимание Алевтина Сергеевна уделяла и родительским собраниям, добившись массовости и регулярности их посещений и активного участия родителей в учебном и воспитательном процессе. При этом она отметила для себя положительную отдачу от этого.

– Молодец, моя Аля! Настоящий педагог! Так держать! Видно хорошей будет матерью! – восторгался женой Пётр Петрович, убирая дневник на место и ложась спать с чувством глубокого удовлетворения.

А утром по пути на работу он с тревогой и нетерпением в той же телефонной будке набрал номер родильного дома, представившись.

– «Ваша жена в восемь пятнадцать родила мальчика весом три семьсот пятьдесят и пятьдесят два ростом!» – услышал он в трубке.

– «Ур-ра-а!» – громко закричал радостный Кочет, вываливаясь из будки под уже начавшийся медленный, лёгкий и даже будто величавый снегопад.

– У меня сын родился! Наследник! Кочеток ты мой! – теперь уже молча, про себя, радовался счастливый отец.

Своего долгожданного сыночка Пётр Петрович Кочет заранее решил назвать Платоном. Смерть его первенца от первого брака Вилена показала слабую живучесть этого новомодного имени. Поэтому теперь ставка была сделана на философски вечное. Первыми, с кем поделился радостью П.П. Кочет, естественно оказались коллеги по работе. Они поздравили счастливого отца с рождением долгожданного сына и к концу укороченного рабочего дня отметили это шампанским и чаепитием с тортом, на радостях в обед купленным виновником торжества в ближайшем Гастрономе № 40.

Домой Пётр Петрович пришёл в приподнятом настроении и поделился новостью с соседями, которые поздравили его.

– Ну, что ж?! Теперь дело за детской кроваткой и коляской! – решил он в понедельник после работы съездить в магазин.

Но пока ему удалось купить лишь коляску и кое-что из вещей для новорождённых. Помня прежний и печальный опыт Кочетов и боясь сглазить, Пётр и Алевтина не делали это раньше.

Поскольку роды прошли классически, каковыми и должны были быть у здоровой деревенской молодухи, то вскоре мать с новорождённым оказалась дома – после следующего выходного Пётр привёз жену с новорождённым.

Как и полагалось, ещё 17, 19 и 21 января ему закапали в ротик противотуберкулёзную прививку БЦЖ (BCG – сокращение от слов «Бацилла Кальмета-Герена»), выписав утром в понедельник 24 января.

Петру Петровичу пришлось отпроситься с работы и на служебном москвиче забрать жену из роддома.

Из рассказа жены Пётр узнал, что 15 января 1949 года в роддоме № 9 родились двенадцать девочек и только один мальчик, но какой?!

Весь женский персонал роддома сразу влюбился в него. И уже тогда его мать предположила, что эта любовь лучшей половины человечества будет сопутствовать её сыну всю жизнь.

– «Аль, а ведь не зря ты столько перетерпела?!» – поддержал её муж.

– «Да уж!» – вспомнила она свои моральные страдания, падения и выкидыши, продолжив рассказ о рождении сына.

По первому же воплю младенца, просто обескуражившего присутствующих при родах врача-акушера-гинеколога и медсестёр, можно было предположить, что он станет литератором. Вместе с первым лёгким шлепком по попке и открывшимися от этого удивлёнными голубыми глазами, палату огласил первый, резкий, даже судорожный глубокий вдох, завершившийся уже на выдохе неожиданно радостным воплем новорожденного:

– «Бля-а-а-а!!!».

Эта новость, рассказанная потом матерью новорождённого их соседу по квартире – пьянице и матерщиннику – Николаю Семёновичу, вызвала у того не только восторг, но и глубокое уважение к младенцу, как к будущему возможному товарищу по риторическому цеху, коим отставной подполковник юстиции являлся по последней общественной должности.

– «Коль, ты вот по-пьяни матерился на кухне, а Аля слышала! Вот тебе и результат! Платон уже при рождении всех обматерил!» – подкалывала потом мужа Татьяна Тихоновна.

Николай Семёнович Молчанов – отставной пожилой подполковник, участник и инвалид войны – был не только побит её суровыми буднями и потрёпан своими ранениями, но был также изнурён матерщиной, истощён табаком и иссушен водкой. Хотя в душе он и был добродушным, внешне это часто скрывалось за морщинистой маской пьяницы-дебошира. Однако это не помешало ему со временем, видимо по разнарядке и с учётом его военной специальности, занять кресло народного заседателя районного суда, вершить правосудие, неся в массы сознательность, спокойствие и справедливость.

Дядя Коля сразу полюбил малыша Платона – первого послевоенного ребёнка в их трёхкомнатной коммунальной квартире на две семьи. Да и вся его семья на ура приняла новорождённого, сразу оказавшегося в центре всеобщего внимания. На следующий день новорождённого прикрепили к Детской консультации № 35, находившейся в доме № 16, в котором раньше жил поэт Демьян Бедный, на противоположной стороне Рождественского бульвара почти напротив выхода из арки на него из смежного двора.

С первых же дней Алевтина Сергеевна окунулась в многочисленные материнские хлопоты – в основном в кормление грудью и уход за новорождённым, включая купание, а также в стирку и глажение пелёнок.

Муж, чем мог, пытался ей помогать. Он ходил по магазинам, покупая и всё необходимое для ребёнка. Работал он и по дому, что, в общем-то, было ему в последнее время не свойственно. И даже иногда помогал со стиркой и глажением вещей, что стало угнетать его.

В один из дней Пётр Петрович принёс домой свидетельство о рождении сына – нового москвича Платона Петровича Кочета. Он по телефонам поделился радостью с Лизой и Ксенией, друзьями Юрием Белоцветовым, супругами Сахаровыми и Борисом Чистяковым.

Также он написал письма отцу в Пилипки, Жаку в Париж, с которым периодически переписывался, и в Минск – жившим вместе тётям Степаниде Мартыновне Левчук, урождённой Раевской, и Марии Мартыновне Раевской, которых с трудом разыскал в прошлом году. Они оказались единственными, выжившими в войну в Минске родственниками по материнской линии. Более того, Пётр Петрович пригласил одну из них приехать в Москву и помочь понянчиться с внучатым племянником. Откликнулась старшая из них, находящаяся уже на пенсии, Степанида, которая с радостью приняла приглашение племянника, к тому же ей давно хотелось побывать в столице нашей большой страны. Племянник встретил, гружённую хоть и скромными, но разнообразными подарками, тётю на Белорусском вокзале и на такси «Победа» привёз к себе домой.

Издавна привыкшая нянчится с малышами, потерявшая во время войны всё своё потомство, ещё не старая пенсионерка Степанида с удовольствием взялась опекать внучатого племянника, помогая Алевтине и разгрузив Петра.

Теперь он работал, не отвлекаясь, без лишних мыслей о жене и сыне.

И опять его анализу подверглось забастовочное движение во Франции, являющееся самым точным показателем активности рабочего класса в борьбе против своих эксплуататоров.

Но на этот раз он почерпнул информацию не из французских первоисточников, а из статьи Генерального секретаря Всеобщей конфедерации труда Франции Бенуа Фрашона «Борьба продолжается», напечатанной в журнале «Новое время» № 1 за январь 1949 года.

И Пётр Петрович, как всегда кратко и в виде тезисов изложил суть вопроса, но со своим анализом и комментариями. А речь в статье шла о конкретной забастовке французских горняков в прошлом году, когда Петра Петровича Кочета уже не было в Париже. Как известно, первая волна массовых забастовок во Франции, прокатившаяся по стране в ноябре – декабре 1947 года и охватившая почти три миллиона человек, была вызвана резким ухудшением положения трудящихся масс. Однако правительство приняло ряд экстренных мер, чтобы сбить эту волну и уменьшить напряженность в обществе. Но в феврале 1948 года массовая стачечная борьба возобновилась. И Пётр Петрович, пока работал в Париже, был тому свидетель.

Но, проходившая с 4 октября по 29 ноября грандиозная стачка французских горняков, оказалась вне зоны пристального внимания аналитика П.П. Кочета. Зато руководитель ВКТ Франции Бенуа Фрашон придал ей чрезвычайно большое значение.

А произошло следующее.

Убедившись в своём бессилии сломить способность всего рабочего класса страны к отпору, правительство решило нанести сильнейший удар по самой его передовой части – горнякам. Ведь они являют собой самый боевой отряд рабочего класса Франции, самое организованное звено Всеобщей конфедерации труда.

При этом здесь явно не обошлось без консультаций американцев, руководивших исполнением плана Маршалла.