Год Быка

А тот надел рабочие перчатки и вышел в предбанник. Но оказалось, что коробки уже там разгружены водителем приезжей.

Фу, дура! Вечно визжит, не разобравшись! А тут из-за неё раздеваешься, одеваешься! Сумасшедшая, прям! – про себя возмущался Платон.

Вскоре опять пришёл покупатель. И опять Надежда возопила:

– «Плато-о-он!».

Но тому надоела роль мальчика на побегушках у дурной бабы и он не среагировал.

– «Платон! Иди сюда!» – повторился вопль.

– «А мне и здесь хорошо!» – весело пробурчал себе под нос Платон, но всё же пошёл на зов укротительницы.

Войдя к Надежде, он поздоровался с, поначалу неузнанным им, мужчиной зрелого возраста:

– «Добрый день!».

– «Здравствуй!» – подхватил тот Надеждин тон.

Платон запомнил.

Когда он вернулся в офис с полной коробкой различных биодобавок, гость добавил заказ:

– «Ещё и семени два пакета».

– «Его у нас нет!» – в ответ невоспитанному пошалил Платон.

– «Тогда семян!» – наконец с полуслова понял тот.

Но обучение хама на этом не закончилось. Платон окончательно добил того, вспомнив его и беря реванш у него:

– «А Вы случайно не Мальков?».

– «Да, Мальков!».

– «Оно и видно!».

– «???».

– «То-то, я смотрю, рожа знакомая!» – тихо кончил он под, прыснувший чаем, смешок Алексея.

Возможно от таких периодических заморочек, а может ещё от чего-либо, но у Платона снова стало пошаливать артериальное давление.

Дома у него опять не получилось самому себе померить тонометром давление, на что Ксения раздражённо заметила:

– «Так он специально для дураков сделан!».

Через некоторое время Платон взял реванш у жены. Дождавшись, когда она сама себе померяет давление и пульс, он безобидно и, на первый взгляд даже участливо, спросил:

– «Ну, как? Показал он что-нибудь?».

– «Конечно…» – Ксения хотела было продолжить свой комментарий, но муж в этот раз успел перебить её:

– «Ну, точно! Он для дураков!».

Но, если по серьёзному, настоящие дураки были у Платона на работе.

Утром он подошёл отксерить этикетки на коробки, включил ксерокс и вдруг услышал грубое от Надежды, разговаривающей с кем-то по телефону:

– «Платон, подожди шуметь тут!».

Платон тут же возмутился про себя: Да пошла ты на хрен! Буду я ещё тут тебе по работе что-нибудь ксерить!

Он выключил аппарат и ушёл к себе, бурча под нос так, чтоб слышал только, сидевший вблизи Алексей:

– «Спятила совсем!».

На следующий день Надежда устроила небольшое застолье по поводу окончания её сыном очередной сессии.

С утра она восторженно рассказывала об очередном триумфе своего Алексея, на что Гудин, поначалу делая вид, что слушает, потом твёрдо отмахнулся:

– «Да ясное дело!».

Платон давно не видел питающуюся начальницу. Она села напротив него в противоположном торце стола и ела, если так можно сказать, громко чавкая, лячкая, хрумкая и сверкая своим большими передними зубами.

Ну, точно крыса! – в этот момент подумал он.

Но надо было соблюдать приличия. И он отвлёкся на трапезу.

Надежда поставила на стол, оставшийся от их совместного застолья, коньяк, а также лимон, маринованные огурцы, как всегда купив вырезку свинины, нарезку очень жирной копчёной колбасы и, слава богу, сыра.

Практически только его Платон и ел.

После окончания застолья, выразившегося в принятия нескольких рюмочек коньяка с соответствующей закуской, Надежда, видимо вспомнив, что и Платон имел на него права, наедине оправдалась перед ним:

– «Я поставила коньяк, чтобы головой не морочиться!».

А потом, вместе с ним убирая со стола, спросила его:

– «Ну, как коньячок?».

– «Ничего! Оказывает лечебное действие!» – выдал Платон дежурное откровение, имея ввиду понижение своего давления.

– «Конечно! Все знают, что это лечебное!» – обрадовалась та такому выходу.

– «Недаром Гаврилыч постоянно пьёт его!» – попытался Платон задеть Надьку за живое.

– «Да! Даже слишком!» – сокрушённо согласилась она.