Заклятие предков

– Ну, как тебе объяснить? – Поднял на него глаза Олег. – В общем, всякое случается в этой жизни. А откуда я взялся – дело темное, объяснить не берусь. Расскажи лучше, откуда твари взялись, что за тобой гонятся?

И Середин, решив не пускаться в рассказы о сотворенном в далеком двадцать первом веке заклинании, о собственных путешествиях во времени и мирах, вновь отправил в рот ложку ароматной ухи.

– Беды сии странны зело и непонятны… – Волхв, так и не поев, отложил свою ложку в сторону, пригладил длинную седую бороду. – Зело странны…

– Так что случилось-то?

– Многое, ведун, – тяжело вздохнул Сварослав. Зело…

– Все зело да зело… – Олег, решив, что нужно и совесть иметь, старательно облизал ложку, протер ее снегом, слегка подсушил над огнем и, бросив прощальный взгляд на еще заполненный почти на треть котелок, поинтересовался: – Что-нибудь более внятное ты сказать можешь?

– Могу… – Сварослав вздохнул снова. – Появилась эта напасть у нас о прошлом лете. Понерва несколько усадеб боярских разорила, опосля города стольные осадить пыталась. Однако же разбрелась. Так по сей час и бродит. По землям княжеств Муромского, Рязанского, Суздальского. Аж под Владимиром объявлялись. Супротив дружин княжеских, сам видишь, долго твари сии устоять не способны… когда числом малым сбираются. Но бродят повсюду. В деревни заходят – скотину жрут, детей давят, коли поймают, пахарей пугают, а то и топчут, коли много. Земляные чудища больше ломают, а вот зеленые которые – они больше живых ловить любят. Поймают, разорвут в клочья, да и сожрут, ничего не оставят.

– Скверно, – признал Середин, представив себе, как пара големов вламываются в деревенский двор и начинают крушить все, на что взгляд упадет. Это в чистом поле хорошо их по дуге широкой обогнуть да прочь умчаться. А коли хозяйство свое защищаешь – куда денешься? Мечом да оглоблей в одиночку отбиться тяжело. А если еще и ящеры верткие насядут – тогда точно хана. Заломают и в твоем же доме на ремни порежут.

– Хуже хазар сии твари, ведун, – словно подслушал его мысли старик. – Те, коли и наскочат, так убежать торопятся, пока князь с дружиной не нагрянул. Да и не убивают особо – угнать норовят. Стало быть, освободить опосля можно. А эти токмо давят и ломают. И не берут себе ничего – бросают селения разоренные и дальше бредут.

– Прости, Сварослав, что перебил, – откинулся на медвежью шкуру Олег, – да только не вяжется чего-то у тебя в рассказе. Если нечисть буянит на юге Руси, то откуда она здесь, среди печорских снегов, взялась? Не далековато для пеших-то прогулок?

– То не история была, ведун… – Волхв подтянул к себе изрядно опустошенный и остывший котелок, немного поколебался, а потом решительно выпил оставшееся варево через край. – То не история, то присказка была.

А история сия такова… Сложилась промеж Суздаля и Владимира шайка людей лихих. Бессовестных, однако же храбрых станичников, решительных. Промышлять они начали на тракте. Людей добрых да купцов зажиточных губить, добро их к себе в логово тащить. Грешно это, ведун, зело грешно.

– Когда «зело», – отметил Олег, – то не очень и грешно оказывается. Войной это называется, или бизнесом. Грешно, когда по мелочи…

– По первому морозу загубили тати молодого ратника, что к стольному граду Владимиру скакал, – пропустил мимо ушей высказывание Середина старик. – Броню с него сняли, кафтан лисий, сумы с припасом и серебром, коней увели. Вернулись, стало быть, в логово… Да токмо не успели добыче порадоваться. Поползли в их овраг и люди земляные, и твари зубастые. Как ни бились тати, однако же полегли все, окромя двоих. Умчались те станичники на конях приведенных, нерасседланных. Да и сумы, сам собой, приторочены остались. Сказывали, "день-деньской скакали, и ночи изрядно прихватили. Но как отдохнуть собрались – опять полезли чудовища из леса.

– Так им и надо, – спокойно согласился Олег. – Для татей крепкая веревка – лучшая награда. Правильно их големы истребить пытались.

– Три дня, как один, тати от тварей Чернобоговых бегали, – невозмутимо продолжал Сварослав. – На четвертый вечер добежали они до святилища Кулимишевского и хранителю тамошнему с покаянием в ноги упали. Не поверил волхв, молодой был. Однако же еще до полуночи к священной роще твари стали сбираться. Округ тына бродили, стучались, выли громко. Хотя в б само святилище проникнуть не пытались. Хранитель, страху поддавшись, поутру через тын напротив ворот перебрался, в деревню убежал, коня взял, да и ко мне примчался.

– Это куда? – с любопытством приподнял голову Олег.

– В град стольный Суздаль.

– Понял, – опять откинулся на шкуру ведун. В Суздаль его судьба пока не заносила. Ни в этом мире, ни в родном двадцать первом веке.

– Я у князя две полусотни выпросил, богатырей Володимира и Илью, гридней опытных, да и поскакал…

– Разгромили?

– Всех тварей перебили до единой. Три десятка ратников головы сложили, да увечных столько же оказалось… – Волхв подтянул к себе посох, почтительно поцеловал и положил обратно. – Татей мы в город увезли. Князь Гордей[1 - Гордей – древнее славянское имя, происходящее от слова «гордый». Каким образом один из Гордеев смог завязать в Средиземноморье знаменитый Гордиев узел – вопрос, выходящий за пределы сюжета данной книги] приказал их на дыбу в допросной избе повесить и расспросить все в подробности.

– Они же и так покаялись! – возмутился Середин. – Ладно, просто повесить – на дыбу-то зачем?

– А я суму походную у татей разобрал, – притворился глухим старик. – Все добро мне обычным показалось, однако же вот этот свиток я понять не смог…

Старец запустил левую ладонь в правый рукав своего свободного балахона, вытянул из него туго скрученный пергамент сантиметров двадцати в длину, перевязанный алой шелковой ленточкой, и протянул Олегу.

Воздержавшись от комментариев, Середин сдернул со свитка ленту, развернул чуть желтоватый, толстый и упругий листок… И замер в недоумении. То, что он увидел, более всего напоминало смесь древнеегипетских символов и шумерской клинописи: какие-то ползущие змеи, лебеди, человечки с задранными руками, перемежающиеся с волнистыми линиями и странными рисунками, собранными из остроконечных треугольников. Клинописи было больше всего, и она то собиралась в солнцеподобные круги, то походила на воздушных змеев, то вдруг разрывалась отчетливым изображением человечка с крыльями.

– Вот только ангелов мне и не хватает, – вернул папирус ведун. – Предпочитаю рубить крикс и оборотней.

– Окрест города, едва татей привезли, чудища стали сбираться, – невозмутимо продолжил волхв. – Поначалу дружина истреблять их выезжала. Однако же варяги и богатыри другое своих теряли, а тварей токмо больше окрест становилось. К седьмому дню ратники за ворота выезжать отказались. А горожане и того ранее. К девятине[2 - Девятый день.] округ Суздаля чудищ столько собралось – не сосчитать. Все дороги и кусты кишели. Решились они на штурм идти. На стены лезли, ворота ломали, каменья кидали в лучников… Да, тяжко пришлось. Но устоял Суздаль. А мне князь Гордей повелел грамоту сию прочитать. Сказывал я ему: знаки подобные токмо любомудры Дюн-Хора далекого разумеют. Князь гонца снарядил. На ладье через Каменку повелел отвезть. Да не ушел далече вестник, вернулся. Вся нечисть поганая за ним кинулась, через реку поплыла, тропы перекрыла. Тут и поняли мы с князем: не град стольный слуги Чернобоговы разорить хотят, грамоту заполучить жаждут. Снарядил Гордей со мной полусотню ратников русских, отвагой известных, с дружиной первым из врат Владимирских вырвался, дорогу пробил. А уж мы с воями дальше помчались. Сюда, в земли печорские, к тайному граду Дюн-Хору. От чудищ оторвались, шли ходко. Да токмо давеча сам видел – полегла полусотня княжеская. На тебя да на меня надежда осталась. Некому более грамоту до святилищ древнейших довезти, до хранителей мудрости. Ты, ведун, в помощь мне прислан. Такова воля богов.

– Да говорил я уже, – лениво отмахнулся Середин. – Никакие боги меня сюда не посылали. Просто я услышал в вятских землях, что Баба-Яга где-то здесь стоит.

Вот и решил хоть одним глазком на нее взглянуть. Любопытно все-таки.

– А ты мыслил, ведун, боги присылают своим избранникам вестника с грамотой и печатями княжескими? – негромко рассмеялся Сварослав. – Нет, они просто приводят смертного туда, где он и должен исполнить свое предназначение. И отказываться от этого – грех. Ибо раз за разом станут боги даровать тебе жизнь и приводить на место твоего подвига, дабы ты принял верное решение и исполнил его в точности.

– Раз за разом? – закрыл глаза Середин. – Это уже не жизнь, это квест какой-то получается. Сохраняешься на достигнутом уровне, и проходишь его раз за разом.

– Не гневи богов, ведун, – немедленно отозвался старик. – Прими их волю, как свою, и душа твоя обретет счастие и покой.

Несмотря на все уговоры старого волхва, счастье и покой Середин обрел безо всякого участия богов – поскольку высшим счастьем для него в эти часы был спокойный сон. Он же, наверное, означал и покой. Олег ухватил край шкуры, откатился чуть в сторону, заворачиваясь в нее, как сосиска в тесто, сразу ощутил, как по телу разливается блаженное тепло, и провалился в небытие.

Первое, что услышал Середин, открыв поутру глаза, – так это скрип снега чуть не у самой головы. Схватившись за саблю, ведун «раскатался» из шкуры и, оглядываясь, поднялся на колено. А посмотреть было на что. Справа и слева, спереди и сзади – в общем, везде вокруг отмеченной угольной пылью линии бродили глиняные чудища. Они отходили в сторону, разворачивались, топали снова к линии; натыкаясь на невидимую стену, пытались обойти преграду и снова в нее упирались. Никакой целенаправленности в действиях големов Олег определить не мог – больше всего их осада напоминала броуновское движение. Разумеется, ящеры здесь тоже присутствовали. Пятерка зеленых тварей стояла на льду, за лощиной, в которой укрылись путники. Они не двигались, только молча переглядывались между собой. За ними в два ряда выстроились двадцать великанов с дубинками.

– Да, ведун… – Услышав над головой голос старца, Олег подпрыгнул от неожиданности и даже отскочил метра на полтора. – Да, и я так мыслю: зеленые уродцы весьма умнее земляных людей будут. И бьются шустрее, и нападают с толком. Потому земляные воины их власть над собой и принимают.

– Это точно, – кивнул Середин. – Когда «зеленые» рядом, големы действуют слаженнее, ведут себя толково. А как ящеров нет – в толпу безмозглую превращаются. В общем, этих нужно выбивать первыми, как офицеров.

– Чем, ведун? Как я вижу, лука или самострела у тебя нет.

– Я это так, теоретически. – Олег присел у кострища, перевернул тлеющее с вечера толстое бревно, споро настрогал на угли лучинок, подсунул бересты, раздул. Когда над щепками заплясали радостные язычки пламени, кинул сверху еще несколько полешек.

– Ты чего затеял, ведун? – не понял старик.

– Как чего? Завтракать!

– Мяса вяленого по дороге пожуем.

– Не-ет, – замотал головой Олег, – я так не согласный. Ты что, не видишь – твари колдовские кругом?

– Вижу. И что?

– А то, что нас в любой момент убить могут, – весомо сообщил ведун, доставая половину курицы. – Представляешь: убьют раз и навсегда. А ты в последнюю минуту жизни голодный, холодный и с подошвой от ботинка во рту! Никакого удовольствия.

– С подошвой?

– Угу, – кивнул Олег, деловито натирая курицу солью с перцем. – Мясо твое вяленое по вкусу один в один получается.

– Жизнь любишь, ведун… – Волхв опустился на один из сосновых чурбачков, обнял посох. – Вкусно поесть, вволю поспать. Как же ты такой с тварями лесными Чернобоговыми сражаться не боишься?

– Боюсь, Сварослав, – признался Середин. – Ох, и боюсь. Но понимаешь, волхв… Когда на тебя оборотень идет в медвежьем облике, росту в две сажени, да с когтями железными, клыками каменными – вот тогда ты и понимаешь по-настоящему, что за прекрасная штука жизнь. И как это здорово: проспаться всласть на свежем воздухе, перекусить курочкой, в глине запеченной, да запить все водою чистой, талой, сажей не замаранной, дустом не присыпанной. В баньке попариться, пивка попить… А для чего еще жить?

– Странное речешь ты, ведун, – покачал головой старик. – А как же отчине своей послужить, богам родовым долг отдать?