Евгений Онегин

Тот знаменательный для него день Пушкин увековечил в седьмой главе ЕО:

Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!..

    (7, XXXVI)
Москва, город детства Пушкина, откуда его в 1811 г. увезли в Лицей и где с тех пор он ни разу не бывал, встретила его восторженно. Два месяца поэт купался в лучах славы, после чего все-таки вернулся в Михайловское, где закончил и переписал набело пятую главу ЕО и поставил дату – 22 ноября 1826 г.

Шестая глава тогда тоже в целом была написана. Не хватало лишь концовки, потому что закончить главу о гибели юноши-поэта в мажорном ключе было бы некрасиво, а настроение у Пушкина в то время было оптимистическое. Нужные строфы (XLIII–XLV) он сочинил только 10 августа 1827 г. (тоже в Михайловском).

Москва к тому времени его несколько разочаровала. Личное покровительство царя обернулось опекой III отделения. «Борис Годунов» оставался неизданным (до 1831 г.). В обществе поговаривали, что поэт, прежде будто бы такой либеральный, изменил своим убеждениям. Жизнь в Москве и Петербурге (куда он переехал в конце мая 1827 г.) прибавила материальных забот, а молодость, казалось, прошла. Пушкин вступил в пору творческой зрелости и на былые восторги публики, когда «молодежь минувших дней» «буйно волочилась» за его Музой (8, III), уже не рассчитывал. От настоящего его все больше тянуло к прошлому, от стихов – к прозе. В июле 1827 г. он уже начал писать свое первое прозаическое сочинение – исторический роман «Арап Петра Великого»[37 - Пушкин этот роман не закончил и даже не дал ему названия. Впервые он был опубликован после его смерти в 1837 г., заглавие дал В.А. Жуковский.]. Это свое новое умонастроение Пушкин и выразил в написанных в августе 1827 г. заключительных строфах для главы о смерти юного поэта:

Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью рифму гонят…
‹…
Ужель и впрямь и в самом деле
Без элегических затей
Весна моих промчалась дней
(Что я шутя твердил доселе)?
И ей ужель возврата нет?
Ужель мне скоро тридцать лет?

Так, полдень мой настал, и нужно
Мне в том сознаться, вижу я.
‹…
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в новый путь
От жизни прошлой отдохнуть.

    (6, XLIII–XLV)
В «новый путь» после смерти Ленского отправились и герои романа: Онегин – в свои бесцельные странствия, Татьяна – в Москву.

Седьмая глава ЕО была написана в 1827–1828 гг. (начата 18 марта 1827 г., завершена 4 ноября 1828 г.). Вся она посвящена Татьяне и поделена между деревней и Москвой. После отъезда Ольги Татьяна остается «в одиночестве жестоком» (7, XIV). Она по-прежнему любит Онегина, но совершенное им убийство заставило ее взглянуть на него по-другому, открыло худшие его стороны. В «пустынном замке» уехавшего Онегина она читает его любимые книги, в которых действуют герои, во всем разочарованные, с душой «себялюбивой и сухой» (7, XXII), и сама испытывает первое в своей жизни разочарование:

И начинает понемногу
Моя Татьяна понимать
Теперь яснее – слава Богу —
Того, по ком она вздыхать
Осуждена судьбою властной…
‹…
Уж не пародия ли он?

    (7, XXIV)
«Слава Богу», – говорит автор, потому что страсть Татьяны к Онегину, в котором она должна была «ненавидеть убийцу брата своего», в разлуке стала только сильнее (7, XIV). Вовремя не прозрев, не научившись побеждать страсти разумом, то есть «властвовать собой» (как раньше честно посоветовал ей Онегин – 4, XVI), Татьяна могла погибнуть – увянуть от тоски, впасть в безумие или как-нибудь еще. Безрассудная страсть бесплодна и разрушительна, а порой и безобразна вопреки романтическим представлениям. Пушкин показал это в поэме «Полтава» (написанной в 1828 г., когда продолжалась работа над седьмой главой ЕО). Слепая страсть Марии к гетману Мазепе, коварному старику, погубившему ее отца, и предателю царя, под конец привела ее к жалкому сумасшествию: «И с диким смехом завизжала, ‹…› И скрылась в темноте ночной». Татьяна не заслуживала такой участи, да и любимый ею Онегин был не злобным и безжалостным властолюбцем, чей «дух неукротим», а только невольным убийцей и несчастным чудаком, подражателем героев модных романов.

Татьяна избавляется от иллюзий, не переставая любить Онегина. Она становится вровень с автором ЕО, который именно так и относится к своему герою – с пониманием и сочувствием при ясном сознании его слабых сторон, не скрываемых от читателя. Такую Татьяну – трезво оценивающую даже своего единственного любимого человека – уже можно было выводить в свет, не опасаясь, что она будет обманута его внешним блеском и не сумеет отличить в нем пошлых кривляк от людей, заслуживающих уважения. Такая Татьяна могла стать собеседницей князя Вяземского (7, XLIX) и таким образом приобщиться к ближайшему окружению самого Пушкина.

В Москву Татьяна едет не по своей воле, но уже готовая к тому, что ей предстоит. С родными местами она прощается не как девушка, мечтающая о счастье, а как героиня, покорная высшему призванию, идущая навстречу своей судьбе:

Простите, мирные долины…
‹…
Меняю милый, тихий свет
На шум блистательных сует…
Прости ж и ты, моя свобода!
Куда, зачем стремлюся я?
Что мне сулит судьба моя?

    (7, XXVIII)[38 - Давно замечено, что эта строфа перекликается с монологом Иоанны (Жанны д’Арк) в начале драмы Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (см. комментарий).]
В соответствии с тремя эпиграфами к седьмой главе Пушкин говорит о Москве сначала с гордостью и патриотическим воодушевлением, потом с умилением и добродушным юмором и, наконец, по-грибоедовски, с негодованием сатирика. Так же меняются и впечатления Татьяны. Впервые оказавшись в многолюдном московском обществе, она скоро узнает ему цену и испытывает сходные с авторскими переживания:

Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор…

    (7, XLVIII)
Татьяна смотрит и не видит,
Волненье света ненавидит;
Ей душно здесь…Она мечтой
Стремится к жизни полевой,
В деревню, к бедным поселянам,
В уединенный уголок,
Где льется светлый ручеек,
К своим цветам, к своим романам…

    (7, LIII)
Она еще только на пороге своей новой судьбы с «шумом блистательных сует», но уже грустит о прежней уединенной и мечтательной жизни, к которой не будет возврата. Новая судьба Татьяны является в облике «важного генерала», который не сводит с нее глаз (7, XLIV), и автор иронически поздравляет ее «с победой».

Читатели, в отличие от Онегина знающие, что пережила и передумала Татьяна после его отъезда, не будут сильно удивлены, когда в последней главе, спустя два с половиной года, она появится перед ними не влюбленной «девочкой несмелой»,

…о равнодушною княгиней,
Но неприступною богиней
Роскошной, царственной Невы.

    (8, XXVII)

Пушкин и Татьяна в большом свете:

(глава восьмая)

Восьмая, последняя глава ЕО возвращает нас к месту действия первой – в Петербург. Повторяется зимнее затворничество Онегина в «молчаливом кабинете», его «хандра» и беспорядочное чтение книг (8, XXXIV–XXXV; ср.: 1, XLII–XLIII), но вся атмосфера восьмой главы не та, что в первой, да и в других главах романа. Это прощальная глава с соответствующими эпиграфом и концовкой. Она начинается с рассказа о превращениях Музы поэта. Своенравная и вольнолюбивая, одичавшая среди «племен бродящих» (8, V), она появляется на «светском рауте», где на «прелести ее степные» могут посмотреть свысока (8, VI). Поэт и его Муза оказываются в новой и чужой для них обстановке.

Вдруг изменилось все кругом…

    (8, V)