Свободный Охотник

Мальчик разыскивал отца. Настоящего отца, которого никогда в жизни не видел, но о существовании которого знал уже давно. Почему он пришел ко мне? Все дело в адресе. Гость объяснил мне свое появление таким образом: когда последний из мужей его матери (так прямо и выразился, дословно), итак, когда отчим бросил семью, на пике семейного конфликта открылась маленькая часть правды. Увы, не фамилия и не имя настоящего отца – эту информацию мать сыну так и не предоставила. Только адрес. («Вот пусть твой выблядок и отправляется к себе на 10-ю Линию!» – ревел и бил копытом взбесившийся отчим. «А в какой дом, в какую квартиру?» – тут же уточнил находчивый парень…) Вообще, эту часть своей истории он не захотел вспоминать, и я его понимаю. Он съездил на Васильевский остров, нашел указанные дом и квартиру, но выяснилось, что квартира давным-давно была разменена. Сложнейшая цепочка разменов, концы которой теряются в петербургском смоге. Раньше там была коммуналка. Однако мальчик не испугался и не отступил, он поехал по городу разматывать цепочку, и таким вот образом добрался до меня.

Я его спросил:

– Твоя мать знает, чем ты занимаешься?

– Мама умерла, – довольно спокойно ответил он. – Вчера, во время родов.

Я сразу отупел. Вся моя непринужденность и напускная игривость, за которой взрослые обычно прячут неумение общаться с детьми, дала сбой. Как же так? Почему, собственно, он сейчас СО МНОЙ, а не С НЕЙ…

– Там родственников куча, – объяснил мальчик. – Без меня обойдутся.

– А ребенок, что с ребенком? Она родила?

– Нет, мою сестру тоже не удалось спасти.

Тогда-то я и пригласил его к себе в квартиру.

Мы сидели на кухне, обедали. Втроем – я, моя дочка и он. Легкий шок, вызванный его словами (и тем, как просто он их произнес), прошел. У меня было чуть времени поговорить, и вдруг появилось желание узнать все до конца. Дочь вела себя на удивление пристойно – не лезла с глупостями, дала нам возможность обменяться скупыми мужскими фразами. Паренек исправно отвечал на вопросы, а свои почему-то перестал задавать. Наверное, понял, что ошибся. Наверное, мечтал привести настоящего отца на похороны и переживал внутри себя неудачу.

Он явно надеялся, что здесь его поиски завершатся. Но, в самом деле, куда мне был второй ребенок, да еще такой, в высшей степени сомнительный? Мне вполне хватало одного, ей-богу. Конечно, при том беспорядочном образе жизни, который я позволял себе в пору молодости, можно было ожидать подобных сюрпризов. И все-таки изложенные мальчиком обстоятельства не давали никакого повода указывать пальцем именно на меня! Да, я жил когда-то на Васильевском острове. Но только не на 10-й, а на 8-й Линии, и не в доме 40 (куда послал его зверюга-отчим), а в 32-м… хотя, достаточно и того, что улица не совпала, верно?

Что касается его странной шутки про четыре пальца, то ситуация разъяснилась. Просто парень психанул (не у меня в гостях, а еще тогда, три месяца назад) и потребовал от матери, чтобы она рассказала про отца. Ну, хоть что-нибудь! И она рассказала ему – будто бы этот человек лишен указательного пальца на каждой из рук. Плюс к тому им была случайно подслушана фразочка из разговора матери с какой-то из ее подруг, когда те, сидя на кухне, трепались за жизнь. Подруга поинтересовалась (примерно такими словами): «И где ж теперь твой четырехпалый друг? Как он, что с ним?» Мать в ответ выругалась, и на том информация иссякла. Короче говоря, четыре пальца на руке – был один из признаков, по которым сирота надеялся распознать своего подлеца папашу. И грустно, и смешно. Досчитай от нуля до четырех – и твоя мечта сбудется…

Если честно, я не рискнул при дочери задавать по-настоящему важные вопросы. Маленькая стервочка обязательно доложила бы все моей жене, и вот тогда стали бы допрашивать уже меня. А я этого не люблю. Кто знает, что могло открыться, копни мы общими усилиями чуть глубже? Например, начни я выяснять точный возраст неожиданного гостя, дату его рождения и так далее. Впрочем, как звали его мать, я, само собой разумеется, выяснил первым делом – еще на лестнице. К счастью, прозвучавшая фамилия ничего для меня не значила – ни ее нынешняя, ни девичья. Эта женщина несколько раз была замужем, и полным списком фамилий мальчик, очевидно, не располагал. Имя также ничего мне не напомнило. Женские имена вообще имеют грустное свойство перепутываться – и те, которые мы обязаны помнить всегда, храня их в горячем сердце, и все прочие. Назойливые, но одинаково пустые женские имена присутствовали в моей стариковской голове всего лишь в качестве шума.

– Тебе надо мамину фотографию при себе иметь, – посоветовал я мальчику, – иначе ничего не добьешься…

Или возьмем его отчество. Если я правильно разобрался в их семейной истории, то мальчик получил свое отчество от предыдущего отчима. Спрашивается, причем здесь я? Ни при чем. Почему же я тогда всполошился, что же меня так зацепило? Что заставило взять его с собой на работу и продолжить расспросы на улице?

Вероятно, упоминание о Васильевском острове.

И еще – сложный многоступенчатый размен коммунальной квартиры.

Наконец, грехи молодости, от которых никуда было не спрятаться…

История моей жизни действительно содержала эпизод с решением квартирного вопроса и всеобщими переездами. Правда, случилось это не двенадцать лет назад, как сказал мальчик, а десять – в тот год, когда у меня родилась дочь. И в коммуналке я долгое время обретался, как раз на Васильевском острове, пусть даже по другому адресу. И статьи моих грешков, записанные в небесном кодексе, были из тех, что не имеют срока давности. Вот почему мы с гостем не могли так просто расстаться.

Уже одевшись, уже выползая из тепла в сентябрьскую слякоть, я вспомнил, что до сих пор не знаю его имени. Только отчество и фамилию. Нелепость.

– Тебя как зовут?

– Да ну… – обреченно махнул он рукой. – Теперь это не важно.

Глупейшее завершение разговора, единственным содержанием которого должна была стать взаимная откровенность!

CONTINUE

6.

Юноша и девушка. Без родителей, без наставников, без слуг. Одни – во чреве роскошного санатория, забытого всеми, и людьми, и нелюдью. Двадцать биологических Единиц – ЕМУ; пятнадцать – ЕЙ. Ровесники войны. Герои…

Санаторий имеет название «Черная дыра». Впрочем, по назначению этот объект не использовался с момента галактической катастрофы, со времен Первой Атаки, с тех пор, как свора хищников разорвала Метро на части. Раньше, в эпоху мира, объект принадлежал какому-то аристократу, который построил все это, не раскрывая себя. Аристократ, очевидно, был из тех, кто погиб с началом войны, рухнул вместе со своим гипархатом в первые же тысячные. К сожалению, аппаратура «Черной дыры» не сохранила ни его имени, ни титула. Так что санаторий идеально соответствует своему названию. В стороне от всего и всех, окруженный незаселенными Фрагментами, спрятанный в скоплении курьерских Прямых Тоннелей, этот объект изначально был организован так, чтобы случайный путник не мог сюда забрести. На миллионы парсек вокруг отсутствуют не только Входы-Для-Всех, но и межфрагментарные Узлы. Этого места нет в сохранившихся картах Фрагмента. Вполне возможно, его не было и в Полной Карте. Таким образом, обнаружить санаторий попросту невозможно. Когда-то здесь прятались от мирской суеты родственники, друзья или иные редкие счастливцы, удостоенные чести быть приближенными к сановному владельцу.

Теперь здесь живут двое. Юный воин и его Хозяюшка. Двадцать и пятнадцать – слишком малый возраст, чтобы познать жизнь в ее безобразной простоте. Они дети, просто дети…

Двое – в комнате Всеобщей. Включен канал обзора, на ковре стоят вазы с фруктовыми брикетами и баллончики с соком, дыхательная смесь ароматизирована хвоей. Уют.

– От маршрута я не отклонялась, – виновато говорит девочка, – шла только по тем Нитям, которые ты мне дал. Чего ты психуешь, не понимаю? Сам же мне информационную подкладку кодировал.

– Она не понимает! – раздражается Свободный Охотник. – Я возвращаюсь, а ее дома нет, хотя еще сотую назад должна была прилететь.

– Гип Связи немного задержал, уже в самом конце. Всякой ерундой.

– Рассказывай.

– Ну, начала с Окраины, с почти-нулевых цифр Первой Косой Координаты, смещаясь по нулям к Минусовой. Вот, отсюда. – Она берет шар настройки, активизируя Всеобщую, и показывает место. – Видишь, точно по твоим маршрутам. Была в гипархатах Пустоты с пятого по одиннадцатый… Ненормальные там люди – живут себе, Тоннели не патрулируют, Узлы не блокируют, капсулами не запасаются. Гипы у них все старые, разговаривать ни о чем серьезном не хотят, только и делают, что турниры по чет-нечету устраивают. Ну, еще молятся, когда совсем нечего делать.

– Кому они молятся, Священной Восьмерке? Или непосредственно Началу?

– Там считают, что «начал» было много.

Юноша кивает:

– Ясно, много-началие доползло и до этого Октаэдра. Катимся в прошлое все быстрее и быстрее. Забавно…

– Да, смешные гипархаты. Дамы всё меня выспрашивали, какие длины рук и ног приняты в моем гипархате. А в трехмерке – вообще… О войне будто не слышали. Короли и президенты Фрагментов никак базы и крепости поделить между собой не могут… Ой, вру. В Одиннадцатом почему-то было введено военное положение, хотя звероидами там и не пахнет.

– С ними граничит Четырнадцатый, который уже ввязался в войну, – поясняет Свободный Охотник. – Твари раздавили один из Фрагментов, вот здесь, на средних цифрах. – Он также берет шар настройки и показывает. – Так что твари потихоньку просачиваются.

– В Одиннадцатом, кстати, инженеры из безопасности проверяли мою Печать, долго-предолго. – Девочка утыкает тонкий пальчик в перламутровую прядь волос, выбивающуюся из короткой челки. – Даже волосинку вырвали для анализа на Истинность. Микропробу кожи с головы взяли, в том месте, где знак.

– И каковы результаты анализов? – смеется Свободный Охотник.

Хозяюшка вскакивает с ковра.

– Нечего хихикать! – шипит она. – Я Истинная, понял? Моя печать – Печать гипа! Я – дочь гипа!

– Да сядь ты, дурочка, – воин смеется. – Конечно, Истинная, кто же сомневается? Я просто хотел напомнить, чтобы ты была осторожнее.

– Печать гипа нельзя подделать, – надменно возражает Хозяюшка. – Так же, как цветную прядь бесполезно состригать, все равно вырастет не хуже старой. Не беспокойся, я не зря столько времени в учебной ячейке просиживаю.

– Ну-ну, – ободряет он. – Посидела в учебной ячейке и теперь ничего не боишься?

– Чтобы изменить корни волос, – она опять дотрагивается до своей головы, – нужно подделать не только рисунок и химический состав печати, но и расшифровать кодировку перстня. Вот так-то! Кстати, перстень у меня всегда на пальце, если кто-то засомневается.

Она стоит, глядя на воина сверху вниз – обиженная и рассерженная одновременно.

– И вообще, мне надоели твои вечные шуточки, – добавляет она. – «Принцесса без королевства», и все такое.