Операция «Шасть!»

Операция «Шасть!»
Евгений Журавлев

Александр Сивинских

Прав, прав был Михайло Ломоносов: если где-то что-то убыло, то вскоре где-то и прибудет! Раз уж со знаменитой картины Васнецова пропали три богатыря, значит, нужно ждать их появления в самом неожиданном месте. А когда появятся, не терять из виду. Потому что не те это люди, которые станут отсиживаться по домам, когда Мировое Зло присосалось жадным хоботом к мирному городу Картафаново. И вот уже летит по улицам четырехколесный скакун VIP-класса «Ока», а бильярдный кий в руках витязей разит супостатов не хуже, чем копье. Ну а что касается дождя из квакушек и залетного аллигатора, то лягушачьи лапки станут хорошей закуской богатырям, а крокодил непременно подастся в собу… простите, соратники.

Александр Сивинских, Евгений Журавлёв

Операция «Шасть!»

Шастать – шататься, бродить, шляться без дела; ходить взад и вперёд. Шасть – выражает нечаянный вход, явленье кого-то, или шаг, ступанье. «Шасть гости на двор! Из лесу шасть на них медведь».

    (Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля.)

ЭХТЫОЛОХИЯ

…А и то сказать: от жизни остаётся всплеск Ерша,
Что сорвался на глазах у Рыболова, —
Заиграет в пятках перьями ершистая Душа
И вернётся, не сказав худого слова.

Ёрш, обманутый наживкой, тоже, в общем, гусь хорош:
Мог бы знать, что нет халявных угощений!
Не малёк ведь, а нормальный, полноценный взрослый Ёрш,
Чья беда в нехватке острых ощущений.

Но сорвался он, не сдался; Рыболова уколов,
Хохоча беззвучно, скрылся под водою.
«Знаешь, Ёрш, – Душа сказала, – я теперь без лишних слов
Хучь в разведку буду брать тебя с собою!»

С тем пошли заре навстречу. Да никто их не встречал,
Только с вечера обкушавшийся водки
Снулый Лещ на сковородке, оживившись, зашкворчал:
– Покрутился б ты б с моё б на сковородке!

Пара Воблин, вялых с пива и провяленных насквозь,
Об экстазе в их объятьях пропищали;
И Белуга-несмеяна рёв умерила: авось,
Бравый Ёршик утолит ея печали.

И с приветом подкатился скользкий хрен-с-горы Налим,
Влез под кожу и повёл переговоры:
– Слышь, Ершунь, давай скачаем от тебя адреналин —
Для глубинки это, брат, златые горы!

«Да пошли вы! – Ёрш подумал. – Что я, донор и герой?
Всяк способен и зарваться, и сорваться.
Жив пока. Душа со мною. Есть вода над головой.
Да на кой мне, добру молодцу, богатство!»

…А и то сказать: вот так вот попадёт под хвост шлея,
Бойко порох зашуршит в пороховнице, —
Там не важно, встанут дыбом перья, хвост ли, чешуя —
Не добыть врагу улов в родной водице.

Значит, есть какой-то проблеск, если верит в нас Душа:
Не серпом – косой по камню жахнет Молох, —
И для жизни остаётся всплеск хвостом в локте Ерша
И побредший восвояси Эхтыолух.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Gaudeamus igitur…

ВВЕДЕНИЕ, ВСТУПЛЕНИЕ, ВНЕДРЕНИЕ, ИНТРОДЬЮСИНГ

Издавна известно: стоит только задуматься, зачем живёт человек, – сразу делается ясно, что задумываться-то ой как не следовало! Вообще. Есть, конечно, уникумы, которым подобное мозговое самоистязание на пользу идёт. Разные там мастера-золотые-руки, Фоки – на все руки доки. Краснодеревщики и краснобайщики. Прочие таланты и гении. Хорошо, если используют они свои творческие поползновения в мирных целях. Иначе – держись!

Элементарный же, среднестатистический хомосап старается не тревожить без нужды сон разума, дабы не попёрли оттуда последним парадом чудовища. Рядовая психика – в целях сохранения вида – прочно и надёжно заблокирована многочисленными табу, вето, да и мощной силой лени. «Противоугонка», в своём роде. Откажет она, и хрупкая оболочка гуманности лопается, а копошащиеся чудовища выползают наружу, являя потрясённому человечеству садистов, маньяков, диктаторов, узурпаторов, террористов.

Движителей прогресса! Едва ли не поголовно вчерашних ефрейторов да капралов.

И кто в этом виноват? А Герцены и виноваты. С Чернышевскими, Менделями, Дарвинами. С Александрами Грейамами Беллами и Биллами Гейтсами. Энергичные поджигатели первых лампочек, беззаветные звонари в колокола. Исследователи таинственных островов и островов доктора Моро. Инициаторы страданий собаки Павлова по кличке Белка. Или Стрелка? Да уж не академик ли Павлов сделал модой «забивать Стрелку» в космосе?!

* * *

День, когда из зала Третьяковской галереи с картины Васнецова исчезли три богатыря, был отмечен целой вереницей исключительных, хоть и мало кем замеченных событий.

Первым делом, ещё затемно, на Красной Площади приземлился неопознанный летающий объект. То есть не совсем приземлился. Забавно кувыркаясь, НЛО обрушился на одну из вечноголубых елей, где и застрял среди пушистых ветвей. Диаметром объект был с чайное блюдце. Серебристый, изящный – и каёмочка лазоревая. Вскоре из блюдца выбралось существо размером с кузнечика и взволнованно зачирикало, размахивая флажком с ноготок младенца. На площади было пустынно, поэтому чьего-либо внимания инопланетный кузнечик не привлёк. Обидевшись на неприветливых аборигенов, существо влезло обратно и улетело. И очень своевременно: на него с гастрономическим интересом начала посматривать живущая в кроне ели белка.

Следующая диковинка произошла в районе реки Индигирка, на перекате одного из безымянных ручейков-притоков. Из леса выбрался крупный медведь с бельмом на левом глазу и устроился ловить рыбу. Вскоре в пасти косолапого забился таймень редчайшей расцветки: сплошь золотой, лишь плавники алые да глаза голубые. Мишка потащил улов на берег, чтобы там спокойно скушать. Рыбина, однако, повела себя странно: раскрыла рот и заговорила человеческим голосом. К сожалению, зверь оказался не только подслеповатым, но и тугим на ухо. Да и вообще ограниченным типом. Вместо того чтобы внимательно выслушать говорящего тайменя, лесной хозяин хряпнул его головой о камень, после чего с довольным урчанием сожрал переставшую трепыхаться и болтать добычу.

Ближе к полдню под деревней Ёшкин Пот, что в Картафановском уезде, пролился дождичек. Дождичек был невелик, скоро начался и скоро кончился, вот только вместо воды падали с небес лягушки, жабы да головастики. А ещё икра, но не паюсная, а тоже лягушачья. К счастью для земноводных, аномалия случилась точно над Черёмушским болотом. Большинство невольных летунов отделалось лёгким испугом. Контуженное от удара о твёрдую почву меньшинство попало в клювы цаплям, уткам и прочим пернатым. Ну да это так и так должно было произойти – рано или поздно.

На съемках первого отечественного кино-комикса «Цокотуха» Человек-Комар вместо того, чтобы сражаться с Человеком-Пауком, вдруг набросился на членов съёмочной группы, стал кусать их и даже порывался пить кровь. Буяна остановил осветитель Дихлофосов, навесив ему хорошенький фонарик под левым глазом. Фонарик тут же начал ярко семафорить в ритме азбуки Морзе. Если бы кто-нибудь из киношников умел читать эту азбуку, узнал бы много загадочного и сенсационного. Но – не сложилось.

В остальном же всё шло как обычно. Остапкинская и Эйфориева башни оставались на местах, хоть и замигала на них среди бела дня иллюминация. Пейзанская и Не-Иванская продолжали падать, – как всегда безуспешно. Под толщей вод Тихого океана крепко спало гигантское чудовище с кракеном на месте головы, и сон его хранили двадцать пять атомных подводных лодок, десять русских, десять американских и пять неизвестно чьих. Марсианский Сфинкс в очередной раз улыбнулся и подмигнул, но учёные в очередной раз об этом умолчали, гады такие. У земного Сфинкса выкрошилось ещё несколько камешков из носа, о чём раструбили все Каирские газеты. Дети пошли наконец-то на летние каникулы.

Словом, планета жила в привычном ритме, абсолютно не ведая, что её ждёт в самом скором времени.

Для само?й Третьяковки день 31 мая 20.. года ознаменовался санитарными мероприятиями. Впрочем, санитаров на тот момент в галерее не обнаруживалось. Равно как не было и движения музейного персонала: все ушли на фронт, на базу, на обед. Чем там они, вообще, занимаются в санитарные дни – это их дело. А только традиция есть традиция. Последний день месяца отдай чистоте и не греши.

Поэтому в зале, где экспонировалось знаменитое полотно, в два часа пополудни процесс метаморфоза могла наблюдать только упитанная синица, которая неведомо как попала в музей. Но пичуге было не до того, чтобы на картины пялиться. Ополоумев от ужаса, она с писком металась по залам в поисках выхода на волю.

Да, собственно, и самого метаморфоза, сопровождаемого из ряда вон выходящими катаклизмами, вроде как не было. Следящая за залом видеокамера ровным счётом ничего лишнего не зафиксировала. Кроме синицы, конечно. Как висела картина, изображающая трёх богатырских коней, щипающих редкую пожухшую травку подле разбросанной там и сям ратной амуниции, так и висит. Не сменилось и название «Купание трёх богатырей. Hard day’s night».

Бывало, иному посетителю галереи становилось невдомёк, где же, шорт поб’ери, пресловутые купальщики? И тогда случившийся поблизости экскурсовод начинал разглагольствовать о суровой цензуре, царившей в период написания картины. Звучало это примерно так: