Ведьма. I. Дочери леса

Четыре одинокие фигуры подобно теням пробирались через лесную чащу в сторону города. От влажности на лес опустился туман. Он доходил Грете до пояса, а девочки и вовсе скрывались за ним целиком. Туман был липким как паутина – такой густой, что сестры могли играть с ним, перебирая его пальцами, создавая тучки у себя в ладонях. Он реагировал на движение рук и клубами расплывался в стороны. А где-то неподалеку сидя в дупле старого дуба, кричала ушастая сова. Она издавала режущий уши громкий надрывистый писк, заставляя девочек постоянно оглядываться.

Детям запрещалось говорить. Грета была всецело сосредоточена на предстоящем ритуале и не собиралась терпеть ненужную болтовню в своем присутствии.

Через несколько часов они достигли ручья, который бурлящим потоком бежал с северных гор через весь лес на юго-запад. Вдоль его бережков лежали разбросанные покрытые черным мхом острые камни. Но пить Грета не велела. Она сказала, отвар потеряет силу. И сестры продолжили путь, превозмогая жажду, пока впереди не показалось старое христианское кладбище. На нем никого не было кроме нескольких ворон восседающих на ржавой ограде из металлических прутьев. Все кладбище было усеяно старыми каменными крестами и обелисками. Туман придавал ему зловещности. В воздухе пахло кислятиной и разложениями. Температура здесь была теплей, чем в лесу снаружи. Наверное, разложения вызывали странные химические процессы в воздухе. А может быть, воздух здесь был слишком спертым, из-за обильно растущих вокруг могильника зарослей орешника. Вороны пристально смотрели на незваных гостей.

– Кар-ррр-р! – прокричала Грета сжимая бледными пальцами сухое горло. Ее голос нельзя было отличить от вороньего, настолько он был правдоподобным.

– Кар! Кар! – ответили птицы и полетели кружить над кладбищем, будто незримые стражи. В случае опасности они бы предупредили ведьму. Такая безмолвная договоренность была для Греты привычной. Все вороны в лесу ее знали и уважали.

День Белиала Бледного старуха выбрала не случайно, ведь в этот день не только все ведьмы старины готовились к помолвке с дьяволом, но и по преданию вся нечисть выходила наружу. Не один здравомыслящий горожанин не пошел бы на кладбище сегодня. Этим Грета и пользовалась.

Она нашла у ограды ржавую лопату с обломанными зубатыми кромками, с деревянным держателем выщербленным местами от времени и принялась копать три могилы, нарушая тишину леса голодным чавканьем орудия. Времени на это ушло много. Лопата вонзалась в почву с глухим шероховатым звуком, отдающим в висок. У старой Греты в такие моменты ужасно ныла поясница, а ее черное бархатистое платье так и норовило залезть под каблук. Девочки молча наблюдали за тем как кряхтя и ругаясь, мать рыла землю все глубже и глубже.

Когда все было готово, колдунья велела дочерям лечь в могилы.

Измазанные навозом девочки были напуганы, но разве смели они перечить женщине больше похожей на старую паучиху или на грозовую тучу?

Стоило сестрам лечь, как Грета стала их хоронить живьем. Больше всех испугалась Проклятие. Она дрожала от страха так сильно, что казалось будто бы у нее припадок – из ее глаз текли слезы, медленно сползая по белым щекам дорожками. Она смотрела на маменьку, словно спрашивая: «Зачем ты меня хоронишь?»

– Не бойся родная! – приговаривала Грета. – Матка тебя не обидит. Ты умрешь, чтобы возродиться вновь. – Этот голос казался искренним – будто бы шел от самого сердца – да разве у ведьмы могло быть сердце? Его неискренность выдавала холодная тень отбрасываемая речами старухи.

Другие сестры лежали смирно, спокойно ожидая своей участи.

Грета стремительно засыпала молоденькие тела землей и даже накинула по одной лопате чернозема девочкам на лица. Им пришлось зажмуриться, чтобы грязь не попала в глаза. Бедная Веда почувствовала резь под ресницами – сцепила зубы, и не шелохнулась. Она вдруг подумала, что лопата в руках маменьки слишком уж остро зазубрена, чтобы осмелиться нарушать ритуал.

Из-под земли торчали только измазанные свиным пометом носы, по которым ползали дождевые черви. Пошел дождик. Грянул гром и тут же раскатами разлетелся по всему Вороньему гнезду. Гром был такой тяжелый, что даже граф на своем троне, далеко в Рудном, вздрогнул и опрокинул на себя кубок с вином. Сверкнула молния, ударив в одиноко стоящее дерево и разом рассыпало его на щепки – засыпало щепками все вокруг. Тяжелый дымящийся ствол повалился на землю, помял ограду и очень громко сломал несколько памятников. Основание острым шпилем белесой древесины осталось стоять острием в небо. Над кладбищем послышался необъяснимый гул. Вороны стали летать над девочками и каркать, словно в предвкушении легкодоступной трапезы. Запах дыма исчез так же быстро, как и появился. Вода с неба не дала дереву разгореться огнем.

Ведьма вынула из-за пазухи маленький черный томик и принялась читать над тремя могилами за упокой:

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.

(Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный. Да почивают в мире. Аминь.)

Девочки почувствовали, как земля ожила и приковала их намертво. А Грета продолжала читать. Ее голос время от времени становился дьявольским, глубоким, звенящим – похожим на скрежет метала:

Плоть от плоти, кровь на крови. Ангел печальный стоит у могил.

Нет ему дела до трех дочерей, смерть унесла их в обитель теней.

Смрадный навоз и сырая земля, спрячут навеки детей от тебя.

Прочь уходи и оставь их земле, ночь станет домом для этих людей.

(Ее глаза осветились желтым фосфором. Грета плюнула в каждую из могил.)

Прах к праху, земля к земле, я обращаюсь теперь к «Тебе».

Прими же себе трех моих дочерей. Помолвлен ты узами с ними теперь.

Смерть, смерть – я зову мертвецов, возьмите детей, заберите на дно.

Брошены кости, сырая земля, умерли дочки, гнилая вода.

Вода с небес стала заливать могилы, превращая землю в густую жижу. Проклятие колотило от ужаса. Ей было трудно дышать и казалось, что она сейчас утонет в этой «навозной яме». Могила стала сосать ее – засасывать внутрь своей беззубой грязной пастью, не позволяя оставить снаружи даже носа. Да тут еще и внезапно из ямы вылезли желтые костлявые руки – вцепились в нее своими объятиями. Вскрикнула, подавилась грязью, а затем полностью погрузилась под землю. Из плена старухи-земли донеслось ее заглушенное протяжное мычание и пузыристое бульканье.

А вскоре и остальных сестер постигла та же участь.

Веда лежала неподвижно, ощущая могильный холод и навозный смрад. Ей было тоже страшно, но она доверилась матери, поэтому была готова позволить земле поглотить себя. Только когда ее обняли костлявые руки, девочка потеряла сознание.

Ворожба представляла себя покойницей, поэтому весь процесс для нее прошел менее драматично. Когда ее схватили костлявые руки и потащили на дно, даже не проронила ни звука. Ей было все равно, ведь желание матери для нее – закон.

На пустынном кладбище в окружении крестов и обелисков стояла «безумная» старуха с лопатой в руках. Над ее головой кружили вороны, а у ее ног были заживо погребены три дочери. Из могилы Проклятия все еще доносились глухие стоны, пока и они не утихли совсем. Сверкнула яркая молния, разрезав небесную гавань напополам вспышкой света мерцая в глазах ведьмы. Воды стало так много, что она полностью скрыла под собой могилы – несколько склепов провалились под землю из-за дождя и бурные потоки хлынули внутрь. Ведьма разразилась старушичьим надрывистым смехом…

Дочери ведьмы попросту утонули в «болотном» плену.

4

– Requiescat in pace! (да упокоиться с миром) – произнесла ведьма над могилой Проклятия и плюнула на землю. Девочка вырвалась из плена с тяжелым пронзительным вздохом. Время будто замедлилось, пока сестра пыталась отдышаться. Некоторое время она так и сидела в сжиженной от дождя грязи, из ее бронхов вырывались хрипы, пока зеленые глаза не распахнулись измазанными ресницами и не засветились подобно кошачьим светящимся огонькам на перепачканном черном лице.

– Requiescat in pace! – повторила ведьма над могилой Веды и плюнула. Дочь выскочила из могилы подобно Проклятию, оставаясь сидеть в грязи. Грязной рукой она попыталась убрать землю с век, а мгновенье спустя, ее серые глаза осветились сиреневым светом. Словно маленькая вампирша она сидела в своей канаве.

– Requiescat in pace! – произнесла ведьма над могилой Ворожбы. И голубые глаза распахнулись двумя синими огоньками, стоило девочке встать из могилы.

Сейчас сестры ощущали невиданный прилив сил. В навозной грязи они переродились в детей тьмы подобно тому как беспомощные личинки становятся мухами. Грета подвела их к свежезакопанной могиле какой-то умершей молодой женщины и приказала помогать ей копать. Могила была явно свежей, потому что над ней еще даже не установили нормального каменного надгробия. Вместо него был вколочен осиновый деревянный крест. Значит, покойницу похоронили намедни.

С виду сестренки походили на трех бесенят. Они шутливо оскаливались друг на друга, изображая нечистых духов. Ведьма орудовала лопатой, а девочки голыми руками. Словно стая голодных собак они жаждали выкопать тело, чтобы вкусить запретную скверну. Для завершения ритуала «Осквернения духа» нужно было отведать плоти мертвеца. И когда тело было выкопано, Грета велела сестрам произнести слова отречения: – Abrenuntio angelus (отрекаюсь от ангела).

Так они отрекались от своих ангелов и предавали себя царству тьмы.

Первой стала Веда. Грязная девочка срывающимся от холода голосом произнесла:

– Abrenuntio angelus! – И вгрызлась зубами в мертвую ногу покойницы. Ей пришлось повозиться с кожей, чтобы ее прогрызть, но дальше все пошло как по маслу. Мертвое мясо девочка проживала и проглотила. Целебный отвар защищал ее от дурного вкуса и тело от отравления, но не защищал душу от осквернения.

– Abrenuntio angelus, – следом повторила Ворожба и укусила стопу покойницы, жадно впиваясь в нее белоснежными зубами. Запах конечно стоял отвратительный, но не так уж чтоб слишком – умершая была еще совсем свежей. Словно ее похоронили вчера.

– Abrenuntio angelus, – закончила ритуал Проклятие. Она вгрызлась в ногу, отгрызла большой палец, но не сдержалась и вырвала все на землю.

Грета стукнула ее держаком от лопаты по спине. Чувствуя свою вину, Рыжик поспешила исправиться. Подобрала выплюнутый палец с пола из собственной блевотины и запихнула обратно в ротик. Несколько мгновений она кривила лицо, пыталась сделать ужасный глоток и проглотила смердящую плоть, а потом громко выдохнула и вцепилась руками в землю. Ей стоило больших усилий, чтобы это сделать. Но она справилась.

– Приветствую вас дочери ночи! Теперь ваши ангелы вас не найдут, – поздравила их Грета, и дала каждой отхлебнуть из флакона фиолетовую пахучую жидкость на вкус напоминающую мяту. Она позволила избавиться от скверного послевкусия во рту и успокоиться. Яркие глаза новорожденных ведьм слегка поугасли: теперь они еле заметно поблескивали во мраке леса. Сестры с любопытством разглядывали друг друга.

– Это только начало дочери мои! – таинственно говорила Грета. – Для настоящей ведьмы все это пустяки. Когда-то и я проходила по вашему пути. Впереди вас ждет посвящение, ибо ведьма не считается ведьмой без одержимости нечистым духом!

5