Вернуться живым невозможно

Абдель приказал:

– Свяжись с караульным начальством, пусть вызовут сюда вашего командира, и открой дверь!

Часовой замялся:

– Но… саиб, мне запрещено впускать в камеру посторонних.

Слова пуштуна буквально взбесили Абделя:

– Что?!! Это кто здесь посторонний, червь ты навозный?! Ты в своем уме или променял его на косяк анаши? Ты хоть представляешь, КТО перед тобой, выродок шакала? Я же сейчас прикажу с тебя живого шкуру снять!

Часовой рухнул на бетонный пол:

– Простите, господин! Я маленький человек и исполняю приказы саиба Рани! Он тоже обещал отрезать мне голову, если я допущу до пленных кого-либо без его разрешения. Что же мне делать?

Талбок что-то шепнул Абделю. Шейх сменил гнев на милость, Аль Яни умел быстро перевоплощаться.

– Встань, воин!

Часовой поднялся, застыв перед грозным Абделем, втянув голову в плечи, ожидая неминуемой расправы, но Аль Яни подошел к нему:

– Я был не прав, воин! Ты исполнил свои обязанности, как того требовал порядок, установленный непосредственным командиром. И исполнил хорошо. Я погорячился. Вместо наказания ты заслужил поощрение, и тебя поощрят.

Шейх повернулся к помощнику:

– Талбок! Выдели часовому сто долларов!

Помощник протянул пуштуну купюру.

Тот принял большие для него деньги:

– Спасибо, шейх!

– Не за что, воин! Ты заслужил их! А сейчас открой камеру и вызови сюда Рани!

– Слушаюсь, саиб!

Двери каземата распахнулись. Абдель с помощником вошли в слабо освещенную камеру. Часовой остался в коридоре и вызывал начальника караула.

Амуркул, обработавший раны, лежал в углу на кошме. Мурдай, в оборванной одежде, исполосованный кровоточащими рубцами, висел на стене, прикованный к ней цепями. Он был без сознания, но, как доложил Талбок, обследовавший провинившегося и теперь уже бывшего полевого командира, дышал. Амуркул тут же поднялся:

– Шейх! Я…

Абдель прервал подчиненного:

– Молчи, Амуркул! Тебе слова не давали!

Аль Яни достал удлиненную папиросу, прикурил анашу, вдохнул и выдохнул, почувствовав легкость в теле и голове. Спокойное равнодушие овладело им. Талбок тоже был бы не прочь пару раз затянуться дурью, но не решился. Не решился спросить на это разрешения хозяина, посчитав, что может раскумариться и позже, оставшись наедине со своей наложницей, после того, как в Назари прибудет Флинт и Абдель займется наемником.

Вошел Рани. Доложил:

– Я сделал свое дело, шейх! Мурдай признался в том, что продался янки и сотрудничал с ними. Сотрудничал не без помощи своего подельника.

Хозяин Назари кивнул на Амуркула.

Тот взвыл:

– Мурдай лгал, шейх, клянусь всем святым! Я не имел ни малейшего представления, что он был связан с американцами. Если б узнал, лично отрезал бы голову предателю!

Абдель сделал вид, что пропустил мимо ушей слова обреченного на смерть подчиненного, рукой указав Рани на Мурдая:

– Привести эту крысу в чувство!

Рани крикнул в коридор:

– Али! Быстро два ведра воды сюда!

И повернулся к Аль Яни:

– Минуту, шейх! Сейчас сделаем все в лучшем виде!

Абдель грозно посмотрел на хозяина Назари.

– Учти, Рани, ты имел задачу обработать предателя так, чтобы не изуродовать его. Если же Мурдай после твоей с ним беседы не сможет самостоятельно передвигаться, если ты изуродовал его, сломав конечности, я лично подвешу на цепи тебя и лично займусь твоей персоной! И первое, что сделаю, – сломаю тебе позвоночник! Впрочем, уже этого будет достаточно, чтобы ты тихо сдох в своей конуре не нужный никому!

– Но почему ты так говоришь, саиб? Я работал с Мурдаем аккуратно! Жестко, но аккуратно. Да, я мог сломать его. Но иначе он молчал бы! Почему свой гнев с предателей ты переносишь на меня, своего верного раба?

Абдель пронзил Рани безжалостным, змеиным взглядом черных, слегка затуманенных наркотиком глаз.

– Почему, спрашиваешь? Потому, что я не позволю никому нарушать или не исполнять мои приказы и распоряжения! Ни рядовому бойцу, ни лучшему и приближенному командиру. А еще потому, что ты слишком много времени уделяешь удовольствиям. Или, думал, я не узнаю про гарем, который ты в тайне содержишь в Назари? Откуда подарил мне наложницу. Думал, я не узнаю, что ты после каждого похода уводишь у бедных афганцев молодых жен и дочерей, представляя глав семейств врагами ислама?

Шейх повысил голос:

– Ты много взял на себя, Рани! И я узнал об этом! Но, учитывая твои заслуги, наказывать не буду. Однако запомни, что только я могу решать судьбы людей. Не ты, а я, посланный на землю всевышним! Посему всех женщин, что держишь в гареме, отдашь воинам отряда, и, если я узнаю, что ты и впредь создаешь себе особые условия, я выполню обещание сломать тебе позвоночник. Тогда и посмотрю, как сможешь переспать с рабыней! Ты хорошо понял меня, Рани?

Хозяин Назари прошептал:

– Я хорошо понял тебя, саиб! Я поступил недостойно и заслужил наказания. Я оценил твою благосклонность! Клянусь, больше подобного не повторится! Благодарю за милость, саиб! Я твой вечный раб!

– Да, ты мой раб! Но благодарить рано! Я еще не убедился, что ты не искалечил Мурдая!

В это время моджахед внес два ведра. Рани перехватил их, отправив подчиненного назад в коридор, и окатил водой висящего на цепи бывшего товарища по оружию.

Тот пришел в себя, закашлялся.

Абдель подошел к пленнику:

– Ну, как чувствуешь себя, Мурдай?