Оборванные нити. Том 3

– Художник? – фыркнул Сергей. – Какой же ты художник, если строение человеческого тела не представляешь? Вас ведь должны специально учить, разве нет?

– Так скелет же только и мускулатура, то есть то, что проявляется во внешней форме. А внутренности всякие мы не изучали.

– А ничего, что ты байкер? Это твоей репутации учителя не вредит? – осведомился Сергей. – И облик у тебя несколько, сам понимаешь…

Он сделал неопределенный замысловатый жест рукой.

– Так облик-то только для байка, – пояснил Максим. – Я же в школу в «косухе» не хожу. Для работы у меня джинсы и свитер, как у всех.

– А прическа? – поддел его Саблин. – Ничего, что мужчина-учитель красит волосы? По-моему, это противоречит дресс-коду школьного педагога.

– А! – Максим беззаботно улыбнулся. – Это сейчас я еще приличный, все-таки возраст, сами понимаете, а раньше я вообще с такой головой в школу ходил! Меня завуч воспитывать замучилась. Потом отстали, когда поняли, что детям нравится: я человек творческий и их к творчеству приобщаю, а творчество – оно ведь рамок и канонов не признает, оно должно быть свободным и ничем не ограниченным.

За разговором они дошли до приемной, в которой Максим оставил огромного размера теплую длинную куртку. Саблин был уверен, что сейчас байкер оденется и уйдет, но тот не спешил прощаться.

– Вы мне еще таблетку обещали, – напомнил он, в очередной раз чихнув и шмыгнув изрядно покрасневшим носом.

Сергей завел его к себе в кабинет и стал рыться в ящике стола в поисках лекарства, которое всегда держал на рабочем месте.

– Держи, – он протянул Максу продолговатую голубую таблетку, – выпей прямо сейчас, минут через двадцать все должно пройти. Иди-иди, – улыбнулся он, глядя на байкера, который мялся возле двери, – тебе Света водички нальет, запьешь лекарство. А мне переодеться нужно. И вообще, у меня рабочий день заканчивается.

– Сергей Михайлович, вы торопитесь? – с какой-то неожиданной робостью спросил Макс. – Я еще узнать хотел…

Вообще-то никуда Саблин особо не торопился. День будний, праздновать день рождения решили в субботу, а сегодня они с Ольгой просто посидят вдвоем, а может, и втроем, если Петя Чумичев не изменит своим привычкам. Сергей по дороге домой купит торт – он с детства любит сладкое, а Оля собиралась приготовить его любимый салат и нажарить свиных отбивных с толстым жирным краешком. Сама она считала такую еду крайне вредной для здоровья и допускала ее только по особым случаям. Но это все будет не раньше семи-восьми вечера, а сейчас только три… И в самом деле, спешить некуда.

Решение пришло неожиданно и в первый момент показалось Саблину даже каким-то странным.

– Макс, а давай ты будешь называть меня на «ты», – предложил он. – Тебе сколько лет?

– Тридцать четыре.

– А мне сорок один сегодня исполнилось, разница невелика. Значит, так: ты сейчас выходишь, я переодеваюсь, потом Света сделает нам чайку, раздобудет какой-нибудь еды, мы с тобой посидим, пообедаем, и ты спросишь у меня все, что хотел. Годится?

– Класс! – искренне обрадовался Максим. – Спасибо.

Светлана задачу поняла быстро, сбегала сперва к биологам, потом к гистологам, затем к Изабелле Савельевне и с миру по нитке собрала вполне достойный двух зрелых мужчин обед, состоявший, правда, в основном из принесенной накануне продукции Лялечки Таскон. Однако среди пакетов и пакетиков обнаружились и печенье, и конфеты, и даже одно яблоко и три мандарина. Ловкая Света изобразила из этого богатства весьма привлекательный натюрморт, который и внесла на подносе в кабинет начальника.

– Света, меня ни для кого нет, – сказал Сергей. – Я ушел. У меня день рождения. Вы тоже можете идти. И приемную заприте. У меня ключи есть.

– Я посижу, Сергей Михайлович, – ответила секретарь, – телефон ведь звонить будет не переставая, вам никакого покоя не дадут. А так я хоть отвечу, что вас нет, так они звонить перестанут.

Он почувствовал, что страшно проголодался, и набросился на еду, прихлебывая горячий сладкий чай с лимоном. Максим тоже ел с удовольствием. Оба молчали. Теперь уже Сергей недоумевал: зачем? Для чего он это затеял? Пригласил совершенно постороннего и абсолютно не нужного ему мужика вместе пообедать, да не в кафе или в ресторане, а в собственном служебном кабинете! Он что, с ума сошел? Ему заняться больше нечем? Он вчера еще наметил посмотреть в гистологии «стекла» по одному интересному случаю, вскрытие по которому проводил две недели назад Филимонов: выставленный им диагноз несколько удивил Сергея, и он решил сам проверить и убедиться в том, что эксперт-танатолог не ошибся. Вот и занялся бы. И литературу по специальности, совсем свежую, из Москвы прислали, тоже надо выкроить время, чтобы хотя бы пролистать.

Он в юности был душой компании, весельчаком и острословом, великолепным рассказчиком, к которому всегда было приковано внимание окружающих, но с годами Сергей Саблин стал нелюдимым, желчным и злым, сторонился новых знакомых и не был особо общительным. Ему достаточно Ольги для того, чтобы дружить, и Петьки Чумичева, чтобы выпить в сугубо мужской компании. А этот Максим… Зачем, ну зачем он предложил ему остаться?! Да еще позволил перейти на «ты», тем самым резко сократив дистанцию между ними, ту самую дистанцию, которую он в последнее время, с тех пор как стал начальником Бюро, строго соблюдал и настороженно следил за тем, чтобы ее никто не уменьшил. Справедливости ради надо сказать, что он первым начал называть байкера на «ты». Сергей это отлично помнил и потому злился на себя еще больше.

От недавнего хорошего и легкого настроения не осталось и следа. Надо поскорее закончить эти никому не нужные посиделки и уходить.

– Так что ты хотел спросить?

Максим торопливо дожевал пирожок с вареньем.

– Я хотел узнать: ничего, что я теперь совсем без селезенки?

– Выживешь, – коротко ответил Саблин, усмехнувшись.

– А для чего тогда она нужна, если без нее можно жить?

– Ты что, хочешь медицинский ликбез прослушать? Так на это у меня времени нет. Медицина не такая простая наука, чтобы ею можно было за пять минут овладеть.

Максим смутился.

– Да нет, мне просто интересно, на что способен человеческий организм. Вот без селезенки он обходиться может, это я понял, а как с другими органами?

И снова Сергей с удивлением почувствовал, что злость уходит, уступая место расслабленности и благодушию. Этот байкер Макс волшебник, что ли? Почему он так удивительно действует на Саблина? Не успев дать себе ответ на вопрос, Сергей пустился в неторопливые пространные рассказы о разных экспертных случаях, демонстрирующих невероятные способности человеческого организма.

Когда он был на сертификационном цикле в областном центре, коллега из Новосибирска поведал ему о вызове милиции и «Скорой помощи» к мужчине, которого ударили табуреткой по голове. Когда врачи прибыли на место, пострадавший лежал на полу лицом вниз, а из затылочной части головы торчала табуретка, ножка которой вошла в вещество головного мозга на целых восемь сантиметров. Так он мало того что выжил, он еще и на вопросы прибывших работников милиции отвечал!

– Вот как бывает, – говорил Сергей. – Бабка пришла в сельскую амбулаторию, голова у нее побаливает. Ей лекарство выписали, она пришла домой и стала его пить. А через какое-то время померла. И что оказалось? У нее в черепе гвоздь! Она его сама себе вколотила и ходила с ним, жизни радовалась, а потом вот головка что-то болеть начала. Неделю с гвоздем ходила.

– А зачем гвоздь-то? – спросил Макс.

– Да кто ж ее знает, захотелось, наверное, вот и вколотила. Сенильная деменция, по всей вероятности. Проще говоря – старческий маразм. Старая-то она старая, а вот хватило же здоровья на неделю с такой травмой.

Байкер слушал очень внимательно, не сводя глаз с Сергея и даже прищурившись слегка от напряжения.

– Это много – неделя? – уточнил он.

– Для такой травмы – да. Но неделя – это что! Один мужик вообще тридцать один год с обломком клинка перочинного ножа ходил и в ус не дул. Ему в восемнадцать лет в драке ножом в голову заехали. Где-то после сорока лет стали головные боли мучить, его и лечили от гипертонической болезни, атеросклероза сосудов головного мозга и динамического нарушения мозгового кровообращения. У него еще и лишний вес был, ожирение, так что в диагнозе никто и не усомнился. Лечили-лечили, пока он не умер в сорок девять лет. И только на вскрытии нашли в черепе отломок клинка длиной шесть с половиной сантиметров. Жена и рассказала, что в восемнадцать лет его во время драки ударили. Кровотечение из раны быстро прекратилось, и потом обследование полости черепа никогда не проводилось. Самое смешное, что на наружной поверхности височной кости и кожи заушной области очевидных следов травмы не обнаружено. Никому поэтому и в голову не приходило, что у него в башке инородное тело сидит. Или другой пример тебе приведу: парню выстрелили в лицо из газового пистолета, так он целых три дня с пулей в голове ходил, кололся, чтобы головную боль снять, с медсестрами заигрывал в стационаре. И ничего, кроме головной боли, не чувствовал. Ну, шатало чуть-чуть. И только на четвертый день почувствовал себя плохо, а через несколько часов умер.

– Слушай, – задумчиво проговорил Макс, – а сколько крови должно из человека вытечь, чтобы он умер?

– А это тоже как повезет, – развел руками Саблин. – По общему правилу – если человек теряет больше двух литров крови, то наступает так называемое жизнеугрожающее состояние. Но вот был случай, мужик получил травму, в результате произошел разрыв нижней полой вены и почечной артерии, так он с такими повреждениями еще двенадцать часов прожил, из них – только последние два в стационаре, а остальные десять часов дома сидел, по улице ходил, что-то делал. Умер, вскрыли, а там кровь в брюшной полости и в забрюшинной клетчатке. Измерили объем – четыре литра крови из системы кровообращения утекло, а он еще жил и целых десять часов двигался и сознание не терял. Он и в больницу-то сам пришел, дескать, что-то нездоровится ему, слабость какая-то и голова кружится. А другой мужик вообще выступил – не поверишь! Его ножом в сердце пырнули, так он еще полтора километра домой шел, рану тряпочкой прикрывал, а плохо ему стало только через шестнадцать часов, вот тогда он уже «Скорую» вызвал.

– Умер? – тихо спросил байкер.

– Какое там! Спасли. Жив-здоров. Алкаш был запойный. А со здоровьем опять же повезло.

– Да, – согласно кивнул Максим, – действительно повезло мужику со здоровьем. А правду говорят, что так везет в основном алкашам и всяким никчемным личностям? А хорошим людям не везет?

– Ну, это я не знаю, статистику не вел, – рассмеялся Сергей, – но опять же случай припоминаю, очень показательный. Молодая баба, беременная, на шестом месяце, напилась до полуобморока, ее изнасиловали бутылкой водки, она два-три дня провалялась в лесополосе, двигаться не могла – очень больно, потом добралась до трассы, ее там подобрали и до дома довезли. Десять дней прошло с момента события, когда она соизволила дойти до больницы. И что оказалось? Бутылкой ей порвали стенку влагалища, и бутылка прошла в брюшную полость. И с этим она десять дней жила. И выжила. Вот таким дурам всегда везет, бутылка закапсулировалась, отграничилась спайками с формированием абсцесса. А какая-нибудь хорошая девчонка сто пудов умерла бы. Эта ведь и чувствовала себя неплохо. Так, побаливало чего-то…

– Жуть какая, – пробормотал Максим вполголоса. – А вот есть что-нибудь такое, чтобы наверняка? Ну, такое, после чего никто и минуты не проживет?

– Да что ж тебя такие странные вещи-то интересуют! – удивился Сергей. – Ты молодой мужик, тебе жить да радоваться, смерти вон избежал по счастливой случайности, а ты все про нее, родимую, говоришь.

– Нет, ну правда, мне хочется понять, как жизнь из человека уходит.

Как уходит жизнь… Сергей Саблин тоже хотел бы это понять, с самого детства этим вопросом интересовался. А так до сих пор и не понял ничего.