– Что-что? – удивился мальчик.
– Аль глухой? Отдавай добром!
Она грозно прищурилась и скрипнула зубами.
– Я ничего не брал.
– А кто брал? – Санитарка надвинулась на Алешу, сведя редкие светлые брови. – Мишка из леса? Я последней твою палату драю. Отдыхаю перед этим чуток. Нынче, когда отдыхала, вынула – всегда его в кармане ношу. Полюбовалась. А сейчас гляжу: карман порвался внизу и пустой. У тебя обронила, больше негде.
Столь длинная тирада всегда молчавшей женщины удивила. Но что отвечать на такое, мальчик не знал.
Решив от слов перейти к делу, санитарка бесцеремонно открыла тумбочку и пошарила там.
Две книжки, половина апельсина, фонарик, горстка игрушек из киндер-сюрпризов – таков был небогатый улов. Она решительно отодвинула мальчика и перевернула подушку – и под ней ничего, кроме телефона. Алеша забился в угол кровати: по логике вещей теперь его будут обыскивать. «Кричать? Не кричать?» – стучало в голове бедняги.
Но обыскивать его санитарка не стала. Вместо этого пригорюнилась. Присела на край постели, испустила тяжкий вздох.
– Ох… Как же жить-обитать мне без него теперя… Хучь в прорубь головушкой окунайся…
Алеша ощутил жалость к несчастной. Это чувство поглотило обиду от неправедных обвинений и обыска тумбочки.
– Давайте я помогу вам отыскать эту штуку, – предложил он. – Это настоящий листик?
Женщина махнула рукой.
– Лежи уж! Проку с тебя…
– С меня есть прок! – не согласился мальчик.
Он соскочил с кровати и пошатнулся. Вообще-то вставать Алеше было нельзя – разве что дойти до умывальника и туалета, которые находились рядом, в палате.
– Лежи-лежи! – испугалась санитарка. – Доктор меня заругает, что расшевелила тебя!
– А он не узнает.
Алеша сообразил, что нужно делать. Если осиновый листик точно потерян здесь, он отыщет его в два счета.
Он взял из тумбочки фонарик и стал водить лучом по всем углам, освещать все тени – под кроватью, под столом, под тумбочкой. Ни-че-го. Наконец луч фонарика осветил пыльную полосу пола под батареей. Ура! У самой стены лежало что-то маленькое и блестящее.
Алеша просунул под батарею руку и вытащил находку. Не успел он рассмотреть таинственный листик, как тот был вырван из его ладони.
– Вот он, миленький! Нашелся, хвала светлым духам!
Алеша хотел поправить, что не нашелся, а был найден, и не кем-нибудь, а им, и никакие светлые духи при этом не присутствовали. Но из скромности промолчал. Ему было обидно, и даже вдвойне: ему не дали разглядеть таинственную штуковину и даже самого захудаленького спасибо не сказали. Единственное, что Алеша заметил: и формой, и цветом то был вылитый осенний листок, но на ощупь не мягкий, а твердый, словно пластмассовый, и к тому же блестящий.
Неблагодарная санитарка прижала находку к губам, а затем сунула в карман халата. Сообразив, что в кармане дыра, тут же вытащила и зажала в кулаке. Выскочила из палаты, спустя секунду опять заскочила, схватила забытую швабру и унеслась, уже насовсем.
Когда она целовала свою заветную штуковину, лицо ее, искривившись от радости и нежности, стало простодушным и беззащитным. И Алешу озарило: он вспомнил прозвище. Чукля! Да-да, этим непонятным и смешным словом называли ее здесь все. И больные: «Эй, Чукля, убери-ка ведро с дороги!», и медсестры: «Чукля, в третьей палате пол совсем сырой – хоть рыб запускай!», и даже врач Игорь Петрович: «Чукля, пожалуйста, когда убираетесь в палатах, грохочите потише: некоторых пациентов шум раздражает и расстраивает».
Но может быть, это имя, а не прозвище, раз все ее так зовут? Правда, Алеша никогда не слыхал такого имени и даже не читал в книжках. Слишком оно забавное. Трудно представить, что какой-то папа или какая-то мама назвали так свою дочку: в детском саду задразнят, а потом и в школе.
Наверное, она иностранка, решил мальчик. Финка, лапландка, гренландка. Потому и не похожа ни на кого, и пахнет от нее необычно.
На этой мысли Алеша успокоился. Да, жалко, что не удалось подержать в руках необычную вещицу, не удалось разузнать, для чего она и почему ее потеря может ввергнуть в такую печаль. Но что поделать: какой спрос с иноземки?
Глава 3
Неожиданный подарок
На следующее утро Алеша покорно приготовился к стуку колес унылого товарняка.
Была суббота, папа придет только завтра, значит, в предстоящие сутки никакого просвета не ожидается. Вчерашнее событие – небольшой прорыв в цепи серых вагонов – вспоминалось как случившееся давным-давно. Ну блеснула на миг непонятная вещица, ну вспомнил нелепое прозвище санитарки – и что с того? Разве будет продолжение?
Однако продолжение последовало.
После завтрака (овсяная каша, какао, возглас Саввишны: «Лопай, не сомневайся: вкуснотища!»), как всегда, пришла санитарка со шваброй. Впрочем, уже не безликая женщина, а Чукля. Повозив шваброй по полу, пошуршав ею под столом, она неожиданно присела на кровать и вытащила из кармана – нет, не блестящий листочек, а баночку с чем-то золотисто-коричневым.
– На вот, с чайком попей!
– Что это? – удивился Алеша нежданному дару.
– Медок. Да не простой, а таежный – от диких пчелок. Такой мишки лопают.
– Спасибо. – Мальчик опасливо взял из ее рук баночку, оглядел и поставил на стол.
– Это я тебе спасибочки должна сказать. За вчерашнее! Даже если бы дотумкала за батарею заглянуть, моя лапища ни за что бы туда не пролезла.
– Ничего, мне нетрудно, – вежливо откликнулся Алеша. – А что это за листик? Он ведь не с дерева.
Алеша все еще не мог привыкнуть к неожиданной разговорчивости прежде молчавшего существа и потому чувствовал себя неловко.
– Это пропуск мой.
– Пропуск куда?
– А это не твоего ума дело! – Сообразив, что обидела того, кого только что благодарила, санитарка виновато улыбнулась. – Не серчай! Не обо всем балакать можно.
– Я не серчаю. Секрет так секрет.
– А я спервоначала тебя боялась! – призналась Чукля и тут же фыркнула: самой показалось смешно.
Мальчик не поверил своим ушам.
– Вы? Меня?..
– Ну да. – Она хихикнула. – Тебя ведь в отдельную палату запихали. Я и кумекаю: большая шишка к нам пожаловала! Шишка большая, а сам ты мелкий, от пола полвершка. Что за дела этакие? Никак карлик?
Алеша засмеялся.