Холодный огонь

– Мне нужны пробы льда и воды из озера. Для этого необходим бур.

– У нас его нет. Зато есть багор, – ответил Бреннон. – Ты! Отдай сэру багор!

Полисмен протянул хлыщу орудие труда. Пес отвлекся от тела и внимательно посмотрел на хозяина. Лонгсдейл взял багор, как трость, обошел труп и ударил по льду около головы. Мутная твердь брызнула мелкой крошкой и пошла трещинами.

– Вы планируете доставать тело? – вежливо осведомился консультант. Пока Бреннон подбирал челюсть, хлыщ нанес еще один удар в образовавшуюся лунку. В дырку плеснуло озерной водой. Лонгсдейл опустился около нее на колено, стянул перчатку, поддернул повыше рукав пальто, закатал манжет и невозмутимо погрузил ладонь в темные воды Уира.

– Ну как? – немного сипло спросил Бреннон, все еще переваривая демонстрацию силы.

– Гм, – отвечал консультант и с той же невозмутимостью сунул руку в лунку по самое плечо. Пес подпихнул к нему чемодан, который Лонгсйдел принес с собой.

– Будьте добры, откройте чемодан и приготовьте пробирки для проб, – велел Лонгсдейл.

– Ты! – Бреннон ткнул полицейского под ребра. – Давай!

Пока тот возился с застежками чемодана, Лонгсдейл выгреб из лунки полную горсть какой-то зеленой слизи, пробормотал:

– Надо же. Любопытно… – макнул в слизь палец и сунул его в рот.

– Господи, – с тихой тоской прошептал Бреннон. Он не мог так с ходу сказать, что хуже – консультант хлыщеватый или консультант помешанный, и только прерывисто дышал сквозь зубы – слышал от патологоанатома, что это успокаивает. Пока не помогало.

До своего кабинета Бреннон добрался часам к восьми утра. К озеру его вызвали в половине пятого; возвращаться домой и завтракать не имело смысла. Комиссар послал дежурного за кофе и пирогами в кафе напротив, вошел к себе и повесил на вешалку пальто. В мутном дверном стекле отразилась помятая физиономия; Натан вгляделся в нее без особого удовольствия.

Он уже много лет не носил формы и одевался у хороших портных, поскольку понимал, что с такой рожей его скорее примут за одного из тех, кто «Разыскивается! Особо опасен!». Бледный, как и многие очень рыжие люди, с выступающей вперед нижней челюстью, которую слегка маскировала короткая бородка; голубоватые глаза под редкими бровями – красноватые с недосыпу. Лицо у Бреннона было длинное и костистое, а нос, и без того не идеальный, чья-то ловкая рука еще в армии сбила слегка на сторону. Высокий, на вид худощавый, он в свои сорок девять еще мог согнуть кочергу и свернуть в бараний рог любого… кроме шефа, который таскает к месту преступления идиотов-консультантов, будь он проклят!

Бреннон швырнул сюртук в кресло и подошел к окну. Департамент полиции города Блэкуита занимал красное квадратное здание в четыре этажа на Роксвилл-стрит, в двух шагах от центра. Рядом располагались парк и кафедральный собор, и, глядя на снующие туда-сюда толпы горожан, комиссар нередко приходил к ценным мыслям. Но сейчас толп не было, не было и мыслей. Откуда им взяться в такую рань? Натан смотрел с высоты третьего этажа на пустынную улицу: очертания домов терялись в мутных, как стекло на двери, утренних сумерках.

Вчера трупов было три. Два из них еще оттаивали: Френсис Кеннеди, патологоанатом, хрупкий бодрый старичок лет ста двадцати, заявил в весьма цветистых выражениях, что возраст и здоровье не позволяют ему вместо вскрытий заниматься выпиливанием тел из ледяных глыб. Что же до первого несчастного, то, пошарив на столе, Бреннон нашел отчет о вскрытии. Чтение, в принципе не слишком радостное, привело комиссара в такое состояние, что дежурный, принесший кофе и пироги, ступил в кабинет с опаской, словно неопытный дрессировщик в клетку с тигром.

– Сэр…

– Где этот костоправ?!

– В гробу, сэр.

Комиссар влил в себя кофе, накинул сюртук и, гневно кипя, направился в гроб – подвальную холодную комнатку, отделанную белым кафелем, обитель патологоанатома.

– Это что значит?! – рявкнул комиссар и шлепнул бумаги на пустой стол для аутопсии. Френсис Кеннеди поднял голову от нового отчета и снял пенсне.

– Это причина смерти.

– Вы шутите?

– Молодой человек, я никогда не шучу такими вещами. Легкие и сердце моего пациента превратились в лед. Тем самым…

– И как это произошло?

– Не могу знать, юноша. Наука пока не всеведуща, – пожал плечами патологоанатом.

Бреннон снова вчитался в строки отчета. Смерть наступила вследствие полного оледенения легких и сердца. Трещины в ребрах… Перелом носа… Мягкие ткани лица вмерзли в лед и восстановлению не подлежат…

– Значит, установить его личность мы тоже не сможем.

– Это мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, ростом пять футов с четвертью, сложение плотное, состояние печени свидетельствует о хроническом алкоголизме.

– Отлично, – буркнул Бреннон, – у меня таких – две трети из списка пропавших. И вам везут четвертого.

– Судя по его одежде, – Кеннеди меланхолично протер пенсне, – он был из мелкой буржуазии. Это чаще всего люди тихие, очень приличные. К тому же одет он чисто, аккуратно, не без щегольства. О нем явно кто-то заботился.

– А то я не понял, – пробурчал комиссар. – Это что?

– Шесть ножевых. Студент из кампуса. Я закончу к десяти.

– Угу. – Бреннон подошел к столу для разделки, как боязливо называли его в департаменте. В конце концов, убийства, грабежи и изнасилования тоже не ждут, и комиссар на время выбросил из головы оледеневших покойников.

К полудню Бреннон разобрался с накопившимся с вечера делами, запер в камеру пару молодчиков, которые устроили поножовщину в кабаке, и наконец выпроводил рыдающую матушку студента. Как бы он ей ни сочувствовал, но голод одолевал его все сильнее. Комиссар повязал запасной галстук, надел шляпу и отправился за провиантом.

Открывая свою пекарню прямо напротив полицейского департамента, вдовая миссис ван Аллен не прогадала. Поток полицейских, служащих ратуши и банка, преподобных отцов из собора и прочих голодающих оказался так велик, что вскоре заведение превратилось в небольшое кафе с едой навынос и маленьким обеденным залом. Бреннон оценил кулинарный дар миссис ван Аллен первым и пользовался ее особой благосклонностью как постоянный клиент.

Нередко, глядя на вдову, мать пятерых детей, комиссар думал, что у них могло бы что-то получиться, не будь он закоренелым холостяком. В свои сорок шесть белокурая, с безмятежным взглядом, Валентина ван Аллен сохранила фигуру, которой позавидовали бы многие молодые дамы: высокая, статная, с пышными, округлыми формами. Однако сегодня прекрасная вдова была чем-то обеспокоена. Она лично завернула комиссару пирог с корицей, отсчитала сдачу и спросила:

– Мистер Бреннон, если вы не слишком заняты, не могли бы вы ответить на один вопрос?

– Да, мэм, конечно, – отозвался комиссар, усилием воли укрощая зверский голод. Между бровями миссис ван Аллен пролегла тревожная морщинка.

– Скажите, вы думаете… на озере сейчас безопасно?

Бреннон подобрался.

– С чего вы усомнились?

Голубые очи вдовы затуманились.

– Мальчишка молочника видел, как с берега озера везли на подводе тело.

Мельком подумав, что мальчишка теперь станет героем дня для всей уличной оравы, комиссар вздохнул. Иногда он жалел, что не работает посреди глухой тайги или мазандранских джунглей.

– А почему вы спрашиваете? Об озере?

– Но ведь рождественские и праздничные гулянья! А на озере всегда делают каток. Разве вы забыли?

Комиссар мысленно проклял свою тупость. Вот что бывает, когда один рабочий день закончился в полночь, а следующий начался в четыре утра. Приближающиеся День независимости и Рождество напрочь вылетели из головы.

– Я вовсе не выпытываю у вас детали расследования и не собираюсь сеять панику в обществе, но мои дети хотят пойти на каток, и я волнуюсь…

– Вы же понимаете, что я не могу вам ответить, – сказал Бреннон, но продолжил уже помягче: – Но если вы уговорите ваших детей воздержаться от прогулок у озера, то это будет к лучшему.

Владелица кафе благодарно улыбнулась, но комиссар понял, что тревога ее не унялась. Он вышел из «Раковины» через полчаса, окутанный ароматом корицы и горячего медового напитка. Натана обволакивало чувство приятной сытости, и даже замороженные покойники не могли отравить этот миг немудреного счастья. Он уже собрался перейти улицу и вернуться в департамент, как вдруг заметил странное оживление около одного из домов.