День мертвых тел

– Вот так, запросто, договорились?

– Нет, не запросто. – Крячко улыбался. Гуров знал это выражение лица. Каким бы легким в общении ни считали Стаса, он тоже был полковником УГРО. С этой улыбкой он столько сложных дел как орехи расщелкал, сколько мало кому снилось. Гуров видел, что решение принято. И именно это решение сейчас спасло их от продолжения утреннего разговора с новыми аргументами. – После того как ты в Онейске спасешь всех старушек и снимешь с деревьев всех котят, а я совершу трудовой подвиг и вырасту в глазах сослуживцев, с тебя шашлыки.

Конец тирады был настолько неожиданным, что Гуров решил, что ослышался. И решил на всякий случай переспросить:

– Шашлыки?

– Шашлыки, – кивнув, умиротворенно подтвердил Крячко. – Шашлыки на нашей с Натальей даче. В хорошую погоду и с ночевкой. Наши дражайшие половины будут сплетничать и резать салаты, а мы с тобой жарить мясо и пытаться вспомнить, как играть на гитаре. Тряхнем стариной. Наташа давно хотела. А ты, как я погляжу, совсем забыл, что такое лето, отдых. Я и тебе напомню, и жену порадую. Совмещу приятное с полезным. Жду вас с победой, полковник Гуров.

Гуров растерялся, но и обрадовался тоже. Планы были состыкованы, недопонимания устранены. Мир в кабинете восстановлен. Осталось припомнить, когда он действительно в последний раз нормально отдыхал.

В конце дня Лев Иванович написал заявление и был отпущен на все четыре стороны в счет одного из многочисленных не отгулянных отпусков. Покидая отдел кадров и почти вдыхая заслуженную свободу, услышал знакомый перестук каблуков. Гуров обернулся. Грациозная, как набегающая волна, и неумолимая, как фатум. По коридору двигалась Верочка, приветственно улыбаясь встречным. Завидев полковника, она вопросительно подняла брови и остановилась:

– Доброго дня, Лев Иванович. Что это вы тут делаете, осмелюсь полюбопытствовать, не иначе как приболели или собрались в отпуск? Я полагала, что вы помогаете Станиславу с отчетностью для Бориса Евгеньевича. Видела его сегодня в состоянии крайнего раздражения.

Гуров улыбнулся насколько возможно искренне. Ибо знал наверняка, лгать Верочке все равно что пытаться обмануть сканер магнитно-резонансного томографа.

– С отчетом для подполковника Тарасова все в порядке, уверяю вас. Работа ведется. Полным ходом, со всем рвением и самоотдачей. Я же собираюсь в отпуск, Верочка, со здоровьем все в порядке, благодарю. Супруга вызвала, сказала, что нужно помочь, и вот спешу. Исполнить свой долг перед обществом, заодно повидать славный город Онейск.

– Онейск? – железная секретарша протянула название городка слегка нараспев, и в лице ее появилась совершенно чуждая этой женщине мечтательность. С таким выражением обычно произносят названия вроде «Жемчужная Гавань» или «Синий Зурбаган». – Простите за любопытство, а какого же рода дела влекут вас в такую даль?

– Да особенно никакие, – растерялся Гуров. Вовремя вспомнил, что по примеру Крячко сфабриковать и достаточно четко выдать занятную и забавную версию событий ему не удастся, решил придерживаться прежнего курса и говорить скучную, но правду. – Давняя знакомая Марии пожаловалась, что хулиганы совсем распоясались. А участковый мер не принимает никаких вовсе. Решил побывать, увидеть проблему своими глазами.

– И это… все?

Вопрос, точнее интонация, не игривая, не кокетливая, а неожиданно живая для женщины с чувством юмора гильотины, удивила Гурова. Настолько, что он склонил голову к плечу и, понизив голос, спросил:

– Так точно, все, Верочка. Прошу прощения – я об Онейске не знаю чего-то, о чем знаете вы? Или вы хотите меня о чем-то попросить?

– Ничего особенного, не затрудняйтесь, Лев Иванович, – застенчивая школьница, на мгновение мелькнувшая в глазах Верочки, оказалась мгновенно стерта взмахом прямых, как стрелы, ресниц. – Удачной дороги вам, Лев Иванович. Отдохните там за всех нас, пожалуйста.

Кивнув ему на прощание, она проследовала дальше, оставив его в полном недоумении.

– Я вам магнитик привезу, Вера, – примирительно улыбнулся ей вслед Гуров. Она обернулась через плечо, и снова неясная тень уязвимой женственности промелькнула на ее лице. Промелькнула и исчезла.

– Спасибо, я буду ждать.

Решив не ломать голову над тайнами необъяснимого порой поведения женщин, Гуров направился к лестнице.

По дороге домой он размышлял о том, как важно иметь настоящих друзей. Дружбу со Стасом он пронес сквозь года. В обществе друг друга они говорили то, что думают, и с тем же удовольствием молчали, если было желание. Гуров знал, что Крячко посмеется или пошумит, но не подведет. В то же время Молотова Капитолина Сергеевна после всех триумфов, аншлагов и аплодисментов, на старости лет, когда случилась беда, не нашла никого, к кому могла бы обратиться за помощью, кроме бывшей студентки, чей муж, повезло, служит в органах. Одинокая старость, считал Гуров, штука максимально неприятная. Какая разница, сколько у тебя регалий и какие награды тщательно оберегаются от пыли в старом серванте, если некому сходить вечером в магазин или прогнать пьяниц со скамейки у подъезда. Конечно, он поможет, старость нужно уважать. И шашлыки устроит. С ночевкой, как договаривались. Потому что, как сказал бы острослов Крячко, когда ни они с Гуровым, ни Наташа с Марией не смогут разжевать мясо, будет поздно.

Глава 2

По дороге домой Гуров решил пройтись. Ему было о чем поразмыслить, но более всего занимали его слова Стаса о том, что он мало отдыхает. Разве это так? В последнюю их с Крячко командировку они успели покончить с делами раньше запланированного и отлично провели время, осматривая достопримечательности.

Гурову понравились магниты на холодильник с памятными надписями и живописные миниатюры с изображениями горных пейзажей. Сумка же Стаса будто распухла от резных ложек, покрытых лаком рогов и зубов представителей местной фауны. Будто не два оперативника-важняка, а туристы-пенсионеры, ворчал тогда Гуров.

Больше всего возмущал отдельный пакет, у которого постоянно рвались ручки и над которым Станислав трясся, как над возлюбленным дитятей. Хотя, на взгляд Гурова, его содержимое – разнотравные меды в крохотных, ручной работы, туесах и совсем уже сомнительного происхождения травяные настойки с фотографиями таежных хищников на отпечатанных в домашних условиях этикетках – подобного волнения совершенно не стоило. Да и кто таким сувенирам был бы рад? Или это он, Лев Гуров, что-то упускает, как любит повторять Стас, в «празднике бытия»?

Необъяснимая смута в душе полковника достигла своего пика, когда мимо него со смехом и визгом пронеслась стайка мальчишек лет восьми. В тихом тенистом переулке между двумя шумными широкими улицами дети, начисто забыв о существовании уроков, мобильных телефонов и видеоигр, вдохновенно катили по тротуару колесо от велосипеда, подгоняя его палками и выкрикивая на ходу что-то, понятное лишь их беспечным ровесникам. Велосипедное колесо и палки. Это в просвещенный-то двадцать первый век.

«А ведь, кажется, когда мы со Стасом ездили в ту командировку, тоже было лето, – подумал Гуров. – Неужели прошел целый год?»

Страшнее этого был только вопрос: «Неужели Стас прав?»

Неорганизованный, с точки зрения Гурова, часто взбалмошный и недостаточно вдумчивый, Стас обладал тонкой проницательностью в знании душ человеческих. Гуров очень ценил талант друга, когда тот применял его на службе и для пользы дела. И как же раздражала эта наблюдательность, когда дело касалось его, полковника, лично.

В конце концов, если бы Крячко не был таким лоботрясом, Гуров отдыхал бы больше.

Лев Иванович по-доброму усмехнулся и бросил взгляд вдоль улицы. Вовсе Крячко не лоботряс, и все об этом знают. Просто он действительно прав. На улице лето. Воздух золотится от какой-то пыльцы и летучих семян и кажется пряным от запаха не успевшей еще покрыться пылью чуть клейкой на ощупь тополиной листвы. Облака на акварельно-голубом небе, как в детстве, похожи на белые башни. Мальчишки исчезли, укатив в непроглядные дали тихих дворов свое колесо, а работу всю не переделаешь. Но попробовать все же стоит.

Придя к выводу, что отдых – это в том числе отдых и от ехидной проницательности лучшего друга, Гуров повернул в интернет-кафе. Занял машину в тени раскидистой монстеры – сумел без подсказок опознать диковинного зеленого гиганта, спасибо Маше за расширение кругозора. Заказал американо и позволил улыбчивой официантке принести десерт на ее вкус.

Компьютер заработал быстро и с ненавязчивым гудением, что вселяло невольное уважение. На службе машины стояли попроще – ох уж эта эпоха капитализма. Гуров привычно нахмурился, сфокусировавшись на строке поисковика.

Лето, начало солнечного ясного вечера. Интернет-кафе. Ароматный кофе и десерт, неузнаваемый, но даже на вид вкусный. Вот так он теперь умеет работать. Без Крячко справится, без знакомого до последней розетки кабинета. Приятно иногда совместить дело жизни с новыми впечатлениями.

Гуров ввел в поиск название города, в который ему предстояло поехать. Первое, что уяснил: придется не ехать, а лететь – и на месте либо брать машину напрокат, либо пользоваться услугами такси. Имелось две приличные гостиницы и несколько хостелов для туристов с бюджетом поскромнее. И занято все настолько плотно, что места не оказалось даже в шестиместных комнатах, где из удобств предлагали: койку, подушку, тонкое одеяло, наверняка пахнущее химией постельное белье, тумбочку, нутро которой придется делить с соседом, и в завершение всего этого великолепия – смежный санузел. Один на всех в конце коридора.

Попробовав десерт, Гуров приятно удивился и поднял брови. Незнакомо, но действительно вкусно. Очень.

«Нужно потом, после поездки и шашлыков, – подумал он, – выбраться куда-нибудь с Машей. Пока тепло, красиво и можно долго гулять по вечерам». Но это потом. И если удастся найти свободное время. А сейчас предстояло разобраться, где в новоявленной Мекке летнего туризма под названием Онейск ему предстоит жить.

Проще всего было бы, конечно, позвонить в гостиницу, представиться по всей форме, сказать, что дело срочное и безотлагательное. И тогда место найдется моментально, тихое и чистое, номер люкс с проводным интернетом и белоснежными полотенцами, из которых заботливые руки горничных сложат лебедей. В унитазе, как сказала бы Маша, можно будет увидеть собственное отражение, а соседи по этажу окажутся сплошь добропорядочными москвичами или петербуржцами, готовыми к сотрудничеству с органами, – интеллигенты в десятом колене!

Какие, таким образом, он получит впечатления от отдыха? Правильно, никакие. Что узнает о том, велика ли на самом деле проблема наркомании и алкоголизма в городе? Ничего. К тому же Гуров терпеть не мог использовать служебное положение в личных целях. А в Онейск, как ни крути, он едет именно по личным побуждениям – по просьбе любимой супруги.

Сдобрив бархатно сладкое послевкусие пирожного крепким кофе, Гуров взялся за обзвон людей, сдающих квартиры. И вскоре выяснил, что здесь всё также непросто. Ему повезло минут через сорок, когда он почти потерял надежду и всерьез начал подумывать о том, не остановиться ли у Капитолины Сергеевны? Нежелание беспокоить пожилую женщину, а также видение фарфоровых кошечек за стеклянной дверцей серванта и перспектива проводить вечера за чаем и разговорами о наполненном цветами и рукоплесканиями быте театральной дивы не дали полковнику сдаться.

Квартирка нашлась маленькая, однокомнатная и на первом этаже, зато с решетками на окнах и железной дверью. Нет, критерием отбора наличие решетки и железной двери не было. Но хозяйка сделала на них акцент в описании жилья, и Гуров решил довериться чужому опыту. Решительно и к великой радости хозяйки – женщины, судя по голосу, средних лет, деловой и лишенной сантиментов начисто, – согласившись на полную предоплату, он забронировал место и, закончив с формальностями, спросил в трубку:

– Светлана Валентиновна, а как там с соседями? Двор спокойный? Мне поработать нужно, по службе еду. Молодежь не озорует?

– Да что вы, Лев Иванович, господь с вами. Кому озоровать? В нашем районе средний возраст жильцов – лет шестьдесят. Максимум беспокойств, которые вам могут принести наши соседи, это постучаться в дверь и спросить, не найдется ли у вас корвалол…

Гуров был терпелив. Как и ожидалось, после того как оплата прошла и сообщение от банка оповестило Власову Светлану Валентиновну о денежном переводе от Гурова Льва Ивановича, хозяйка стала откровеннее и разговорчивее.

– Бывает, Лев Иванович, бывает и шумно. Ну а где сейчас тихо? У нас в провинции лихие девяностые и не заканчивались. Вы человек взрослый, понимаете, что к чему. Но я вас уверяю, у меня все строго. Квартирка маленькая, но чистая, с ремонтом. Сантехника в порядке. От предыдущих жильцов к вашему приезду как раз приведу в порядок, и сможете спокойно работать. Во дворе празднуют иногда, отдыхают. Иногда дерутся. Но квартира безопасна полностью, связь там хорошая.

Удовлетворенно вздохнув и еще раз сверив адрес: улица Ульянова, дом 9, квартира 19, – Гуров закончил разговор и вышел в летние сумерки.

Маша не звонила. То есть она сделала дозвон, конечно, не досчитавшись супруга в дверях их квартиры в обычное время, но полковник трубку взять не сумел, потому что находился в отделе кадров. Не получив ответа, его супруга позвонила Стасу. Стас же со свойственным ему простодушием пересказал жене сослуживца все содержание их рабочего дня, на основе чего они вместе и сделали вывод, что Гуров гуляет – не громкими словами, но конкретными действиями опровергая обвинение в трудоголизме. Они поговорили еще немного. Мария одобрила план марш-броска под кодовым названием «Дача», передала привет Наташеньке и вернулась к приготовлению ужина, с которым задержалась.

Гуров, вернувшись в квартиру, поздоровался с супругой и по принятому у них обычаю направился переодеваться и приводить себя в порядок. Молча вошел в уютную кухню, опустился на свой стул. Он всегда любил наблюдать за Машей, когда та колдует на кухне. Появись в результате перед ним парфе в сахарных стаканчиках или котлеты по-киевски, то, как она готовила, всегда вызывало в нем чувство покоя и умиротворения, полного порядка в мире и в жизни. Несмотря на то что во время этого процесса Мария непостижимым образом умудрялась испачкать на кухне буквально каждый уголок, было ощущение, будто все на свете на своих местах, а если нет, то она это поправит. Сложно не будет, и все вопросы решатся на раз-два.

Сегодня на ужин был борщ, и дразнящие ароматы вовсю гуляли по квартире. Гуров любовался тем, как легко Маша перемещается, не суетится, не делает лишних движений, но руководит этим хорошо слаженным кухонным хором в косых лучах заходящего летнего солнца. Он смотрел на нее и думал о том, как повезло ему в жизни встретить ее. И о том, пробовала ли она такое же пирожное, как то, что он ел не так давно.

Когда тарелки, хлеб, майонез и горчица были убраны, а их место заняли чайные чашки, Гуров спросил: