Страшная Маша

Маша щелкнула его по носу и хитро прищурила глаз:

– Ну, братишка, даешь! А я и не знала, что ты вроде меня – видишь наперед.

Витя насупился, опустил голову и пробурчал под нос:

– Я вперед не вижу, только назад.

– Вот и отлично, вместе мы сила.

После похорон выяснилось, что дом, который Алексей Петрович Рагутин заново отстраивал для будущей семьи, не может перейти по наследству Наташе, поскольку женой она ему не была, а никаких письменных распоряжений Алексей не оставил. Адвокаты искали близких или дальних родственников Рагутина, а дом стоял запертым, и в него не позволялось никому заходить. Дети почти каждый вечер спорили, стоит ли рассказывать маме про подарок, который ей приготовил Алексей, и горевали, что не могут забрать свои. Конечно же, адрес дома был уже известен – это был близкий пригород, куда можно было добраться электричкой.

Маша, никому не говоря, задумала поехать одна, незаметно пробраться в дом и забрать подарки, пусть даже не все, главное – мамин, вот только погода никак не позволяла. По календарю весна уже наступила, но у природы словно остановилось время, и казалось, что теперь всегда с неба будет сыпать колючий снег, холодный ветер сбивать с ног, а дороги, покрытые льдом, станут опасными для всего живого и неживого. Морозы не отступали, пригородные поезда ходили редко. Маша все ждала удобного момента, а он не наступал. Больно было смотреть на маму, превратившуюся в тень. Машу не оставляла мысль, что если привезти колечко, то оно волшебным образом все изменит и мама опять станет прежней.

В какой-то момент Маша почти решилась на дерзкую вылазку, наплевав на очередное погодное предупреждение о снегопаде. Она отпросилась на денек в школе, а маме наплела про экскурсию в музей. Собиралась встать пораньше, как вдруг среди ночи к ним с Витей в детскую пришел Алексей. Вот прямо как живой, даже постучался. На стук они и проснулись, хотя, может быть, это был опять сквозняк. Они уставились на открывающуюся дверь и охнули. Никто и не подумал испугаться, наоборот, от счастья чуть не потеряли дар речи, зато Алексей не молчал. Улыбнувшись, приложил палец к губам и попросил не перебивать, выслушать и запомнить все, что скажет.

Это был долгий рассказ, местами непонятный, путаный, который закончился словами: «Маша, в дом одна не ходи, только вдвоем с Витей, только вместе вы сможете понять и найти самое главное». Вот эти слова они и запомнили, а больше ничего. Утром, как ни пытались вспомнить, что, собственно, надо найти, не получалось. Витя смотрел на Машу волком, догадавшись, что она собиралась пойти за подарками сама, и не желал с ней разговаривать. Маша смутно припоминала какие-то обрывочные слова, значение которых было непонятно, – «красный комиссар», «экспроприация», «национализация». Подумав немного, открыла интернет. Витя подбежал и со всего маху шлепнул пятерней по клавиатуре. Экран погас.

– Ты чего, совсем обалдел? – разозлилась Маша. – Я слова вспомнила, надо проверить, может, догадаемся, что и как.

– Маша дура, – высунул острый язычок Витя, скорчив рожу, – у Маши голова дырявая, а Витя помнит.

– Врун! Если помнишь, скажи. Слабо? Ты даже таких слов не знаешь.

– А вот и знаю. Эти слова сто лет назад все знали. Если придумаешь, как нам вдвоем дома сегодня остаться, то расскажу. Ты же наврала ей про экскурсию. Я уже много чего увидел.

Маша кисло усмехнулась.

– Ври, да не завирайся. То, что сто лет назад было, никто не увидит.

– А я могу.

– Тогда кто такой красный комиссар?

– Лешин прадедушка, ясно?

– А он тут при чем?

– С него все началось. Больше ничего не скажу. Иди маму буди. Пусть на работу идет, а мы тут останемся.

Витя перед рассказом о прадедушке Алексея затребовал банку варенья. Маша не дала, он долго капризничал, а потом его словно прорвало. Маша слушала брата, мрачнея все больше. Даже не потому, что история сама по себе была жутковатой, а потому, что Витя менялся на глазах, превращаясь из шкодливого малыша в старичка с остановившимся, мутным взглядом и хриплым, чужим голосом. Казалось, кто-то другой, переживший все ужасы революций и войн, поселился внутри Вити и пытается заставить его говорить о том, чего ребенок не понимает и не может знать. Получался очень путаный рассказ, Маша с трудом улавливала его смысл еще и потому, что Витя то вскакивал, то падал на ковер, дрыгая ногами. Выпучивая глаза и захлебываясь слюной, он выкрикивал какую-то невнятную чушь. Смотреть на все это и слушать было невыносимо. Пытаясь выдернуть брата из прошлого, Маша схватила его в охапку, встряхнула, но его тело свела судорога, выкрутив дугой руки и ноги. Маша в страхе закричала: «Очнись! Я все поняла!» Витя обмяк и провалился в глубокий сон. Так и оставила его на полу спящим, а сама присела рядом.

Ее душили слезы, а страх когтистой лапой скреб по затылку, заставляя голос разума сжаться до ничтожного комочка. Показалось, что опять шелохнулась штора на окне и страшные ночные гости вот-вот зайдут. Из распахнутой форточки подуло холодом. Липкий хвост сквозняка заворочался под кроватью, но вскоре замер, притаившись в темном углу. Витя долго не просыпался, а она боялась шелохнуться. В голове ее проносились какие-то неясные картины Витькиного бреда, из которых она никак не могла сложить историю, но даже если бы Маше это удалось, то вряд ли она смогла бы понять ее смысл и значение. Просто Витя заглянул туда, где представления Маши о событиях всего лишь столетней давности были сродни представлениям о житии динозавров. Какие-то красные и белые вожди, комиссары, кровавые звезды и черные пауки – все это напоминало в рассказе Вити компьютерную игру, где нет особого смысла, кроме одного: победит тот, кто быстрее стреляет. А ведь если бы Маша поняла, как пройти этот квест, то это избавило бы ее от многих неприятностей и подсказало ответы на важные вопросы: что искать, где и зачем, а главное – она бы узнала…

Про то, чего не знал никто.

Глава третья

Провалившись в прошлое, Витя увидел и по-детски пересказал историю семьи Рагутиных, а заодно и столетнюю историю всей страны. В его художественном исполнении это напоминало голливудскую сказку-ужастик. Маша, как ни старалась, не могла уловить суть. По Витькиной версии все началось с битвы «красных» против «белых». Красные отбирали у Белых дома, землю, а если те не отдавали, их убивали. У Красных был вождь – лысый, картавый и жестокий, который пообещал, что, когда расправится с богатыми, бедные будут жить в раю. Красные ему поверили и пошли убивать.

Прадедушка Алексея, которого звали Василий, стал слугой вождя – красным комиссаром. Однажды он получил приказ арестовать белого генерала и отобрать у того все, чем тот владел. У генерала был большой дом в имении Предгорье, большая семья, а еще острая сабля. Генерал не хотел сдаваться и взмахнул саблей, но Василий выстрелил первым. Василий мог бы убить всех – жену генерала с младенцем Михаилом и шестнадцатилетней дочкой Любой, но решил поступить по-другому. Поставил условие: если генеральская дочка пойдет с ним, то генеральскую жену и сына не тронет, пусть, в чем стоят, убираются из этих мест, авось сдохнут по дороге. Дочка генерала была красавица – волосы золотые, глаза голубые. С гордо поднятой головой пошла она за комиссаром. Василий натешился ею, измучил, а когда надоела, выбросил на улицу умирать. Но Любочка не умерла, только умом тронулась и онемела. Хотела покончить с собой, зашла в реку с камнем на шее, но река подхватила ее и понесла на другой берег по ту сторону горы, которую местные звали Загорьем и старались там не селиться. Считалось, что там живут отбросы нового пролетарского общества – всякие буржуйские недобитки, сосланные за преступления перед новой властью.

Полуутопшую женщину нашла добрая женщина Евдокия и спрятала у себя в подвале. Через полгода там, в подвале, и родился мальчик, а мать, так и не сказав ни слова, умерла. Кто она такая и откуда, Евдокия догадалась, заметив вышивку на белье. Вышит был герб графа Шумилова – генерала и местного помещика. Евдокия до революции служила прачкой и стирала еще Любочкины пеленки. Похоронила она тихонько Любу под березой на маленьком местном кладбище в Загорье и крестик деревянный соорудила, а на дощечке написала: «Любовь Александровна Шумилова, 1901–1918». Мальчику дала имя Иван, а отчество и фамилию – своего отца. Вот и получился Иван Иванович Рагутин. Растила его Евдокия как своего сына. О настоящей матери он не знал. Женщина пыталась разузнать, что случилось с помещицей Ольгой Николаевной и ее сыном Михаилом, но никто не видел и не слышал. Они как сквозь землю провалились. Кто-то рассказал, что недалеко от поселка нашли трупы женщины и маленького ребенка, обглоданные собаками, но Евдокия не хотела верить, что это мать и сын Шумиловы.

Иван вырос и пошел на войну с фашистами. Когда Армия Красной Звезды победила армию Черных Пауков, Иван вернулся домой в Загорье героем, но не застал в живых Евдокию. В этой части поселка почти никого не осталось. Иван переселился в Предгорье. Пришлось ему, как и всем выжившим, восстанавливать эти края. Большой дом райсовета, зовущийся в народе «генеральским», был взорван. Фашисты, отступая, разрушили его и сожгли. Под развалинами нашли трупы расстрелянных партизан и обгоревшие документы. Иван руководил разбором руин. Разглядывая полусгоревший архив, он заметил фотографию некоего комиссара Василия Лаврентьева. На него смотрело лицо, казавшееся знакомым: ямка на подбородке, густые брови домиком… То, что это его отец, Иван не догадался, да и невдомек ему было, что стоит на развалинах материнской усадьбы, иначе, наверное, не отдал бы приказ сравнять ее с землей.

После войны Иван стал начальником – председателем колхоза «Красная гора» в поселке Предгорье. Построил на месте взорванного «генеральского дома» свой собственный, а райсовет к подножью горы перенес. Посватался к рыжей Женьке – первой красавице поселка. Она поначалу отказалась встречаться. Был у нее жених, но пропал, получив срок за порчу народного имущества. Иван мог бы его спасти, но не стал, а даже поспособствовал аресту. Женя ждала, мучилась. Иван ждал тоже. Добился-таки своего – пошла она за него, а через год родила мальчика Петю, но с Иваном у нее жизнь не заладилась. Ревновал ее страшно, бил смертным боем, а потом держал взаперти, чтобы синяки сошли.

Однажды в поселке Предгорье появился боевой офицер – грудь в орденах, на подбородке ямочка, густые брови домиком. Звали его Михаил. Поселковые бабы сон потеряли, а Женя посматривала в его сторону с нескрываемым интересом. Не понравился он Ивану. Ходили слухи, что приехал он в эти края искать какую-то женщину, живую или мертвую. У офицера, точно как у Ивана, сверкала в глазах булатная сталь. Так бы они и рубились глазами, а может, и в самом деле поубивали друг дружку, не ведая, что родня, что Иван – племянник Михаила. Выжили, оказывается, в революцию жена и сын генерала. Чудом выжили. Если бы не революционный художник Паша Кондратьев, который повстречался им на пути, могли бы стать теми самыми трупами, что обглодали собаки. Паша, заметив нищенку с ребенком на руках, просящую милостыню в Загорье, поразился ее стати. Свое дворянское происхождение он сам скрывал как мог, поэтому безошибочно различал его у других. Женщина, несомненно, была аристократка. Он предложил ей помощь.

С тех пор княжна Ольга Николаевна Шумилова стала его другом, женой, моделью и музой. Они бежали из поселения, скитались по всей стране и поселились на юге развалившейся Российской империи.

После перенесенных страданий Ольга часто болела. Когда ее сыну Михаилу исполнилось двадцать четыре, она умерла. Это случилось за месяц до начала большой войны. Перед смертью Ольга Николаевна открыла сыну тайну его происхождения и умоляла найти сестру. Михаил собирался отправиться на поиски, но вместо этого ушел на фронт. Он храбро сражался, дошел до Берлина, а когда вернулся домой, застал отчима полумертвым инвалидом. Только когда поставил его на ноги, отправился в места, где когда-то было его родовое гнездо.

Старожилы, кто выжил после революции и войны, утверждали, что от генеральской семьи даже могил не осталось. Михаил не верил этим сказкам – ведь они с матерью спаслись, значит, и Люба могла. Раскрывать правду о себе было опасно. Точку в его поисках совершенно случайно поставила рыжая Женя – жена Ивана. Она взяла на себя организацию похорон одинокой женщины, которая завещала похоронить ее рядом с матерью в Загорье. Тогда-то и рассказала Женя Михаилу про существование другой части поселка. Туда можно попасть, если обогнуть гору по суше или, что быстрее, по реке. В народе та часть пользуется дурной славой: там проживали неблагонадежные буржуазные элементы, высланные властями из столичных городов. Земли там мало – сплошной черный камень.

Теперь в Загорье никто не живет, осталось только старое кладбище, на котором пару десятков могил. Мать Ивана, Евдокия, тоже там похоронена. Иван поставил ей красивый памятник из местного камня, черного и блестящего, как смола. Камень для памятников поселенцы брали на развалах у подножия горы, но пошли слухи, что камень ядовитый, что светится по ночам, а тот, кто под ним лежит, не может успокоиться и тянет за собой всю родню. Люди побаивались и потому на эту сторону поселка его не везли, а Загорье постепенно вымирало. Там на всех могилах такие памятники стоят, кроме одной – на ней только деревянный крест и табличка с именем женщины. Умерла она молодой совсем, сразу после революции.

Михаил, не откладывая, отправился в Загорье и нашел на старом кладбище крест с именем сестры, а найдя, решил поставить красивый памятник. Отыскал у подножия горы большой черный камень, сам обточил его и отполировал до зеркального блеска. В нем отражались небо с облаками, гора и река. Стал этот памятник вроде местной достопримечательности: разнесся слух, что в Загорье на кладбище есть камень, в котором можно увидеть свое лицо, и если оно выглядит уродливым, как на аттракционе кривых зеркал, то жди неприятностей или смерти.

Потянулся народ на кладбище, чтобы судьбу выведать, а кто просто поржать. Не понравилось это председателю Ивану Рагутину. А особенно возмутило его собственное отражение, похожее на раздутого от давности утопленника. Задумал он, как только Михаил уедет, этот камень убрать с глаз долой.

Возненавидев Михаила всей душой, стал Иван жену свою к нему ревновать – боялся, что сбежит. Когда Михаил засобирался домой, случилось ужасное – Иван жестоко избил Женю, да так сильно, что она не могла встать. Вины Михаила не было. Он вызвал Ивана на разговор. Закончился разговор дракой. Чуть не поубивали друг друга родственники. Михаил уехал из поселка, захватив на память осколок от камня, который стал памятником сестре. Женя долго болела и рано умерла. Ивану Рагутину пришлось самому растить сына Петра.

Жизнь в стране налаживалась – ракеты летели в космос, реки поворачивались, военная мощь нарастала. Обещанный красными комиссарами рай должен был вот-вот наступить, и называли они его «коммунизм». Рядом с поселком началось строительство большого водохранилища, названного Красногорским искусственным морем. Все Загорье вместе со старым кладбищем шло под затопление. Иван подсуетился и перезахоронил Евдокию в Предгорье, соорудив ей памятник из розового гранита, а могила его настоящей матери – Любови Александровны Шумиловой ушла под воду. Вскоре и сам Иван утонул в этом море, не дожив до шестидесяти. Нашли на берегу его кепку и рыбацкие снасти, а неподалеку раздутый от воды труп. Никто не понимал, как могло такое случиться. Иван был опытный рыбак и отличный половец. В тот день у него родился долгожданный внук Алексей. Иван обрадовался, крепко выпил и пошел на рыбалку…

Несколькими годами раньше на другом конце света в Канаде у Великих озер в семье пожилого русского эмигранта и канадской француженки тоже родился мальчик по имени Энтони. Его отец – Михаил Шумилов, минералог, профессор университета, был сыном русского дворянина, генерала, погибшего в революцию от руки красного комиссара. Михаил сбежал из Советского Союза в конце семидесятых, колесил по свету и в середине жизни нашел свой дом в Канаде, напоминавшей просторами и природой оставленную родину.

Кровные родственники Алексей и Энтони жили и росли, не подозревая о существовании друг друга. Их разделяли тысячи километров, океаны и страны, жившие по разным законам. Мальчики, хоть и чем-то отдаленно были похожи, но были абсолютно разными. Алеша Рагутин родился слабеньким, рос болезненным, вечно сопливым и хлипким. Над ним посмеивались одноклассники, но он не обижался и первым приходил на помощь друзьям, если у них случались неприятности. Окончив школу, Алексей уехал в город учиться в медицинском институте. Тогда и случился пожар, в котором сгорели его родители.

Тони Шумилофф, напротив, рос активным и стремился к лидерству. Он презирал слабых, но и себя не щадил. Отец хотел видеть в наследнике продолжателя своего дела – ученого-минералога, но Тони интересовали не камни, а, скорее, драгметаллы, конвертируемые в доллары. Он рано разбогател, а потом осиротел, потеряв сначала мать в автокатастрофе, а потом отца, ушедшего в преклонном возрасте. От родителей осталось небольшое наследство. В бумагах, переданных адвокатом, Тони обнаружил письмо отца, адресованное сыну, в котором он завещал продолжить исследования уникальной породы камня, найденного им в России. Кроме письма имелись тетради, исписанные кириллицей с обилием формул и чисел, а еще брелок отца – черный камень, отполированный до блеска и напоминавший формой миндальную косточку. Из письма он узнал об удивительных свойствах этого камня и о своем дворянском происхождении.

В конце двадцатого века в поселке Предгорье почти не осталось жителей, как не осталось той страны, в которой должен был наступить коммунизм, но в новом веке и тысячелетии произошло невероятное – поселок не только возродился, но и стал местной ривьерой, куда устремились дачники и большие деньги.

Глава четвертая

Витя резко проснулся, словно его ущипнули, и тут же принялся крутиться юлой. Запрыгнул на диван, с дивана на стул, а со стула на стол и, как с трибуны, заорал:

– Слушайте все! Я знаю, что мы должны найти!

– И что же? – устало спросила Маша.

– Мы должны найти наши подарки!

– А чего их искать? Сам же сказал, что они в доме лежат. Мы еще кое-что должны найти, но ты не сказал, что именно.

Витя слез со стола и заговорщически зашептал:

– Искать надо не что-то, а кого-то. Он решает, кому жить, а кому умирать. Чем больше вокруг умрут, тем он сильнее. Во как!