Драгоценности Жозефины

Шубин обвел взглядом кабинет. Возникла пауза.

– Жизнь – штука непредсказуемая, обрывается так внезапно, – выдал Горностаев мысль с претензией на философию.

– Дворянкин сидел за этим столом? – Анатолий скорее констатировал факт, чем спрашивал. Он подошел ко второму рабочему столу и уселся на место исполнительного директора в высокое кресло с мягкой спинкой. К своему сожалению, ни компьютера, ни ноутбука капитан не обнаружил. На столе разваленной кучкой лежали какие-то бумаги и канцелярские принадлежности: ручки, степлер, корректирующая жидкость…

– Вы давно знаете Романа?

– Я?.. Да как сказать… Лет пять, наверное.

– А конкретнее?

– Ну, раньше мы по работе пересекались редко и знакомы были лишь шапочно – сами понимаете, в такой крупной организации, как наша, всех знать невозможно – это не какая-нибудь шарашкина контора, где восемь с половиной сотрудников и все на виду, у нас штат за пятьсот человек перевалил… Рому два года назад назначили исполнительным директором, вот с тех пор, можно сказать, я его знаю. Знаю – громко сказано. Сидим в одном кабинете, иногда общие вопросы возникают – решаем. А больше ничего нас не связывает. Не связывало.

– Исполнительный директор – весьма высокий пост, и занять его в тридцать лет рановато. Вы не находите?

Александр Львович находил. Более того, он считал несправедливым, что судьба выказывает благосклонность к таким вот ничем не выдающимся сладким мальчикам, как Дворянкин. Ведь у того ни ума особого, ни способностей руководить людьми не было. Зато гонора – выше крыши. И чем он так охмурил генерального, что тот его назначил на столь высокую должность, – непонятно. Впрочем, стремительному восхождению Романа по карьерной лестнице у Горностаева нашлось свое объяснение: Дворянкин улыбался кому надо, вовремя поддакивал, удачно молчал, тем самым создавая впечатление в меру умного и приятного во всех отношениях сотрудника. А генеральному шибко умные и не нужны – с ними хлопотно, ему нужны прилежные и исполнительные, чтобы работали надежно, как часы. Вот и назначил исполнительным директором Романа. Это назначение для Александра Львовича пришлось царапиной по сердцу – ему самому, чтобы вскарабкаться наверх, пришлось упорно трудиться, потом и кровью доказывать, что он достоин сидеть в этом кабинете и на этом этаже, где ниже главного инженера никого не сажают. Он, несмотря на свой опыт, сюда перебрался из другого здания только к сорока двум годам. А этот прохвост со слащавой улыбкой пролез без мыла в тридцать.

Всего этого Александр Львович капитану, конечно же, не сказал. Недовольство лучше оставить при себе, иначе сразу в подозреваемые запишут. Как говорится, о покойном либо хорошо, либо ничего. Так надежнее.

– Сейчас молодежь шустрая пошла, соображает быстро, в новых технологиях разбирается, так что старшему поколению фору даст. И то, что Дворянкина назначили исполнительным директором, на мой взгляд, вполне закономерно.

Вижу я, как для тебя закономерно, расшифровал кривую гримасу собеседника Шубин. Он понял, что от Горностаева толку не добиться – хитрован, лишнего не скажет и осторожный как черт – вон как слова взвешивает, прежде чем рот открыть.

– Вспомните, пожалуйста, когда Дворянкин по телефону разговаривал, ничего вас не настораживало? Может, какие-нибудь нетипичные для него резкие высказывания?

– Да с нашей работой без резких высказываний не обойтись. А если серьезно, то ничего такого, что вас могло бы заинтересовать, я не слышал. Роман всегда в коридор выходил, когда разговаривал по личным делам.

И здесь пусто, подумал Анатолий. Какая удивительная неосведомленность – все дни проводить в одном кабинете и ничего не знать о своем коллеге.

Нужно расспросить человека, который не опасался бы потерять свое место, был далек от Дворянкина и в то же время посвящен в его рабочие дела и знает обстановку в компании. Таким оказался вице-президент «Зеленого берега» Борис Малевский.

Борис Яковлевич достиг того уровня, когда на работу можно приходить под настроение и находиться там исключительно ради собственного удовольствия. Его просторный кабинет большую часть времени пустовал, потому что сидеть на месте Малевский не любил. Он предпочитал ездить на всевозможные презентации, семинары, банкеты, где обсуждались последние новости и сплетни, бывать на совещаниях. Последнее относилось к его обязанностям, но Борис Яковлевич мог себе позволить от их выполнения уклониться. Высокий, неторопливый, породистый мужчина с благородной сединой на лысеющей голове смотрел на Анатолия Шубина сквозь очки в дорогой оправе с плохо скрываемым превосходством. С людьми, вроде простых оперов, господина Малевского жизнь не сталкивала, поэтому они были для него кем-то вроде героев газетных репортажей под заголовком «Городская хроника» – умом он понимал, что они не персонажи, а живые люди, только из параллельного для него мира, который остался за его плечами вместе с ушедшей молодостью, авиабилетами эконом-класса, отдыхом в Египте, коньяком трехлетней выдержки и продуктами из обычного гастронома. Он сократил до минимума контакты с простым народом, к коему относил всех с достатком ниже своего. Исключение составляли государственные структуры, куда иногда приходилось обращаться. Например, в ОВИР или в налоговую инспекцию. Малевский воспринимал присутствующую там толпу как неизбежность и покорно сидел в очереди, не спорил, не вступал в перепалку, куда его пытались втянуть измученные жизнью склочные граждане. Он был выше них всех, хоть и находился рядом на одинаковых правах. Потому что он – элита и должен держаться соответственно. Поэтому теперь, когда представитель госструктуры явился к нему сам, Борис Яковлевич со смирением приготовился отвечать на его вопросы.

Из рассказа Малевского Шубин узнал, что Роман был парнем неглупым, но одного этого для того, чтобы стремительно сделать карьеру, мало. Он обладал еще кое-чем – умением манипулировать людьми, улавливать их настроение, взвешивать силы и, в зависимости от их расстановки, прогибаться самому или прогибать под себя. Черта мерзкая, но если она не выпирает наружу, то помогает многого добиться. Дворянкин держал нос по ветру, и, когда в фирме пошла реструктуризация, он оказался в нужное время в нужном месте. Не случайно, конечно же.

– Были ли у него враги? А пес его знает. Он был скользким как уж, никогда на рожон не лез. С сильными старался уладить конфликты мирным путем, легко шел на компромисс, а на слабых чихать хотел. Их мнение Романа не интересовало, а злопыхательства не волновали.

– А могло так получиться, что Роман недооценил противника? Скажем, посчитал его слабым, а тот оказался сильным, ну и расквитался с ним?

– Нет, – покачал головой Борис Яковлевич – Дворянкин в таких вещах не ошибался, у него чутье на людей было звериным.

Малевский оказался хорошим информатором в деловой области, но в амурной – никаким. А Шубина интересовала и личная жизнь Дворянкина. Даже больше, чем деловая, поскольку искали они в первую очередь все-таки даму. С этим вопросом он направился к всезнающей Але.

Девушка уже умирала от нетерпения, чтобы обсудить с ним сплетни. Бывают такие люди – простые до слез. Они уже через полчаса после знакомства готовы выложить на ладони всю свою жизнь и взамен ждут того же. Легки, открыты, общительны, поэтому знают обо всех все. Или почти все. Аля принадлежала к их числу.

– Поговаривают, что Роман ловелас. Но думаю, что это неправда, – поделилась с капитаном секретом девушка. – Конечно, у него были женщины – как же иначе? Такой видный мужчина, свободный, было бы странно, если бы он монашествовал. Да, на сотрудниц Дворянкин внимание обращал. А если точнее, это они к нему на шею вешались. Особенно Карина из бухгалтерии. Ох уж и оторва она, надо сказать! Дворянкин иногда с ней время проводил, но только иногда, а Карина хотела большего и обижалась.

– Как выглядит Карина? На эту девушку похожа? – Шубин достал фоторобот, сделанный со слов Полины Герасимовны.

– Нет, Карина совсем другая – она чернявенькая и глаза у нее восточные. Она то ли из Армении, то ли из Дагестана, откуда-то с юга.

– Посмотрите внимательно, может, вы эту девушку когда-нибудь видели с Дворянкиным?

– Нет. Не видела, – помотала головой Аля, отодвигая женский портрет в сторону. – Хотя…

– Что хотя?

– Нет, ничего. Просто подумалось.

– Что вам подумалось?

– Да так, – неопределенно ответила девушка, выдерживая паузу прежде, чем выдать информацию. – В общем, она на Таню Климушкину чем-то похожа. Таня Климушкина – наш дизайнер. Но точно не она. Это сто процентов.

– Почему вы так уверены?

– Ну… Видели бы вы нашу Таню! Серая мышка. Даже не мышка, а… – девушка задумалась, подбирая эпитеты, – в общем, Таня странная – непонятно, какого она рода. Ходит вечно в джинсах и толстовке, вместо дамской сумочки носит рюкзак, челка трупиком лежит – даром что длинная, хоть бы уложила как следует; очки у нее тоже – ни то ни се – унисекс, на ногах какие-то мокроступы – никогда ее в туфлях на каблуках не видела. Про косметику я уже молчу – похоже, Таня вообще не знает, что это такое. Разве что ногти красит. Что есть то есть – за ногтями она следит. Но одного маникюра-то мало! Роман любил, чтобы девушка была похожа на девушку, а не на пацана, – платья чтобы носила, каблучки. АТаня… У нее и походка неженская – на нее со спины посмотришь и за парня примешь. Не-е-ет, Климушкина абсолютно не в его вкусе.

– Любопытно взглянуть на вашу Климушкину. Как ее можно найти?

– Она в здании через дорогу, в отделе на третьем этаже сидит. Сейчас уточню, не на объекте ли она. А то дизайнеры иногда у нас выезжают на объекты. – Аля защелкала мышью, потом позвонила по телефону, с кем-то поговорила, затем подняла глаза на Анатолия и с сожалением в голосе произнесла:

– Вы знаете, Климушкина с понедельника в отпуске. Я могу дать ее координаты.

– Давайте.

Какое совпадение – в отпуске. Она, поди, уже границу пересекла, отметил про себя Шубин.

Климушкина Татьяна Николаевна, двадцать восемь лет, ландшафтный дизайнер, в «Зеленом береге» работает второй год, адрес регистрации, адрес фактического проживания… – прочитал Анатолий досье, полученное в отделе кадров.

Действительно, сходство есть, отметил он про себя, глядя на фотокарточку Татьяны в личном деле. С фото смотрела миловидная девушка, совершенно не похожая на серую мышь и уж тем более на существо непонятного пола, как сказала Аля. Но фото на документе – оно и есть фото на документе, на нем человек редко когда бывает похожим на себя. Неплохо было бы узнать поподробней о потенциальной подозреваемой, и он задал Але очередной вопрос:

– А вообще как она по характеру, чем увлекается, с кем дружит?

– Точно не со мной. Мы с ней общаемся на уровне «привет – пока». И то я ее в большей степени знаю, чем она меня. Потому что все сотрудники мимо меня проходят, некоторые приказы, документы через меня оформляются и передаются – так сведения и накапливаются. Характер, как мне кажется, у Климушкиной непростой. Несмотря на то что она выглядит как пацан, внутри у нее засела хорошая стервочка.

– Это почему вы так думаете?

– Есть такая примета: хочешь узнать, кто в рабочем коллективе скрытый лидер, посмотри, у кого пульт от кондиционера. Так вот, пульт всегда у Климушкиной, а в комнате вместе с ней, между прочим, еще десять человек сидят. Чувствуете, какая штучка! И еще… была одна история, – секретарь сделала очередную интригующую паузу, которая, как показалось капитану, сильно затянулась.

– Какая история?

– Вообще-то она не на моих глазах произошла, мне рассказали…

– И что же вам рассказали? – вытягивал каждое слово Шубин. Аля прекрасно умела создавать интриги.

– Когда Таня у нас появилась, ее направили в отдел, которым руководил Рыбкин. Рыбкин был неплохим, но своеобразным шефом, манеру руководства которого нужно было принять как данность, а кто не принимал, тот уходил. Они с Климушкиной сразу не сработались, и все думали, что придется искать другого дизайнера. Обычно, когда в паре «начальник – подчиненный» происходят трения – неважно, из-за кого, – увольняют подчиненного. А тут уволили Рыбкина. Представляете?! И ведь Климушкина не писала кляузы, не саботировала, но каким-то образом его выжила. Говорят, она умеет делать гадости таким образом, что не подкопаешься. Например, вылила на Рыбкина чашку кофе. В офисе при всех. И ей за это ничего не было! А что ей будет, если она это сделала не нарочно? Якобы Рыбкин выходил из комнаты, Климушкина входила с чашкой. Таня не упустила случая и от души окатила начальника. Кофе был горячим, так что, кроме живописного пятна на пиджаке и брюках, Рыбкин получил ожог. А Таня состряпала невинное лицо, и ахает, извиняется. Ну не стерва ли?

– Стерва, – улыбнувшись, согласился капитан. – Как вы думаете, кто хорошо знает Климушкину?