Бык и бабочка

– Ну заткнись уже, – говорит она не унимающемуся телефону в ее кармане. – Ах, Жан, Жан, мой дорогой Жан, – произносит Ева, щелкая семечки. – А почему собственно Жан, это как-то не по-русски, можно сказать даже не по-христиански, можно я буду тебя называть просто Ванькой? Так вот, Вань, если я не была замужем за искусством, – продолжает она, не дождавшись ответа, – ты бы не выпутался из могучей паутины простыней моей постели никогда.

Жан не понимает, зачем она разговаривает с телефоном, и почему она его не выключит, если он ей мешает. Жан смущается. Он не знал, что Ева станет разговаривать с ним в таком тоне и при этом еще щелкать семечки. Она напоминает ему громадную машину по щелканью семечек. Ева полностью занята поглощением семечек, лишь изредка она бросает взгляд из-под своих не выщипанных бровей на Жана. И эти взгляды пронизывают его насквозь, как молнии. Собеседование с Евой скорее напоминает монолог Евы, потому что Жан все время молчит.

– Ну ладно придурок, звони-звони, раз тебе так больше нравится, – обращается Ева к телефону. – Ты, я вижу, не очень-то хочешь произнести на меня впечатление, – произносит Ева, уже обращаясь к Жану и внезапно рыгает. Отрыжка у Евы бывает, потому что у нее слишком хорошо работает желудок. – Извините, – произносит Ева, ничуть не смутившись, что она издала этот звук при молодом человеке, как будто для нее действует только один закон: что естественно, то не безобразно. – Отрыжку я издаю многомиллионными тиражами, вместо улыбок. Возраст обязывает, – шутит Ева, и эта шутка повергает Жана почти в шок. – Жаль, что ты не хочешь соблазнить меня, это меня немного расстраивает, – манерно произносит Ева, как будто бы немного за это на него обижается, и Жан не понимает, шутит она или говорит серьезно. – Ведь для того, чтобы быть добиться моего расположения, нужно все лишь иметь не самые заурядные сексуальные способности, – говорит Ева, кладя в рот очередную семечку и хитро поглядывая на Жана. – Мне тут про тебя столько рассказывали, – качает она головой.

Жан не хочет спрашивать, что конкретно ей рассказывали, ему страшновато, ведь Элона может сказать о нем все, что угодно. Все происходящее ему напоминает сон, и Жан просто ждет, когда он закончится. Еве нравится шокировать, и Ева шокирует Жана, а потом смотрит на его реакцию и радуется, наслаждается плодами своего шокирования. Ей приятно шокировать своими словами и своим поведением. Поэтому Еве очень нравится знакомиться с новыми людьми, которые еще не знают, чего от нее ждать.

– Сдох, – констатирует Ева то, что звонки прекращаются. – Ты любишь семечки? – спрашивает его Ева на собеседовании, где она должна больше интересоваться его актерскими способностями. Но у Евы всегда был свой стиль и метод.

– Не очень, – отвечает понуро Жан.

– Хорошо, – произносит, ничуть не удивившись его ответу, Ева. – Я ведь тоже не люблю, а что в них хорошего? Руки портят, если их щелкать руками, зубы портятся, если их щелкать зубами, к тому же от них много мусора. Но что ж делать, если они единственные, кто может так хорошо убивать время. Вы знаете, я профессиональная убийца времени, и семечки – это мое любимое оружие, – смеется Ева, устраивая театр одного актера, где актер она.

– Может быть, я пойду? – спрашивает немного застенчиво Жан, не желая обидеть эту экстравагантную даму.

– Что ж, иди, иди, сексик, – пристально глядя на него, отвечает Ева, продолжая щелканье семечек. – Да, кстати, ты взят, – говорит она напоследок Жану. – Собеседование пройдено успешно.

Жан с ужасом оборачивает на Еву, он хочет сказать Еве, что не понимает ее. Он не понимает, что Ева симпатичных парней называет сексиками по той простой причине, что она просто не понимает, что еще с ними делать, особенно если они актеры ее театра. Зато Жан теперь совершенно точно понимает, что не хочет работать в театре и хочет сказать ей об этом прямо сейчас. Пока не поздно. Но неожиданно у нее опять начинает звонить телефон, и она лезет в карман за ним, считая, что разговор с Жаном уже закончен. Жан не решается ее беспокоить, поэтому застыв на мгновение в растерянности, уходит.

– Ну зачем же мне звонить так настойчиво, если вы только не форменные ослы! – говорит Ева в трубку, и это последнее, что успевает услышать Жан перед уходом из зала.

9

Рука Леночки подпирает голову, а голова Леночки покоится на локте. И эта голова для Леночки в данный момент составляет большую ценность, потому что в этой голове, как на забытой планете вертятся всего один образ – проволочный силуэт человека. Про этот образ Леночка услышала только что по телефону от своего Бога, своей королевы и по совместительству своего режиссера по имени Ева. Теперь это не просто голова отдельно взятой особи женского пола, а голова отдельно взятой особи женского пола, наполненная заданием, полученным от Евы. Поэтому Леночка бережет эту голову, она даже поставила ее на локоть, как на пьедестал, и этой голове сейчас идет работа над тем, что сказала ей Великая Ева.

Леночка – помощник режиссера, а поскольку, Ева для Леночки – Бог, то она по праву может считать себя помощницей Бога. Леночке двадцать пять лет, она замужем, но это ее не очень интересует, потому что весь ее интерес лежит в области театра и служения ему и Еве. Ощущение своей причастности к творческому акту – вот что ищет Леночка всей душой и к чему стремится Леночка. В театре она позволяет называть себя Леночкой, но когда она приходит домой все меняется. Леночка не позволяет усомниться в том, что она – Елена, холодная и властная, и какой бы походкой муж не ходил по комнате, это можно назвать хождением на цыпочках. Леночку надо бояться, надо бояться помешать ее мыслям, она сама себя так поставила, потому что даже дома она живет театром и думает о нем в полную силу.

– Ален, а где котлеты и кетчуп? Ты купила? – недоуменно спрашивает голодный муж Лены Игорь.

Игорь называет свою жену Леночку, Леной, Аленой, ему так больше нравится, потому что в имени Алена и Лена, по мнению Игоря, гораздо больше женственности и домовитости, которой так не хватает его жене. Но на самом деле Лена – это вообще не ее имя, по паспорту она – Лера. Игоря очень смущала в имени жены эта буква «эр», поэтому он решил ее заменить. Он при помощи этого имени он старается скорректировать ее характер, сообщить ему недостающие качества. Ведь сколько прекрасных примеров: Елена Прекрасная, Елена Премудрая, Аленушка, – есть к чему стремиться. Леночка, которая от рождения Лерочка, в общем, не против. Ей вообще все равно, поэтому она так и живет под чужим именем, и все ее этим именем называют. Она привыкла и давным-давно успокоила себя тем, что жена – это актриса в театре мужа. Если бы даже он назвал ее любым другим именем, она бы не обратила на это внимания. Такие бытовые мелочи ее не интересуют, Лену способно интересовать только настоящее драматическое искусство, способное вместить в себя целый мир со всей его многогранностью. С тех пор, как жена стала носить имя Лена, характер ее не изменился, но Игорь успокаивает себя тем, что если бы она осталась Лерой, то было еще хуже. Иногда он чувствует, что буква «эр», которую он запретил и убрал из ее настоящего имени, вырывается на свободу и показывает себя во всей красе.

Игорь старше Елены на четырнадцать лет, и он работает в области, далекой от искусства. Они женаты уже больше пяти лет, но детей у них общих нет, потому что Елена не хочет тратить на это время. Она вообще вышла замуж за Игоря, чтобы не тратить время на любовные похождения и все свое время целиком отдавать театру. Игорь для нее был хорошим способом сэкономить время на личной жизни, чтобы отдать его театру. Леночка хотела любить театр и отдавать ему свое время под прикрытием замужества. Игорь оказался практически первым, кто обратил внимание на невзрачную Леночку. Они жили в одном подъезде. Игорь знал Лену с детства, она взрослела у него на глазах, и иногда, выглядывая в окна, он видел, как она шла в школу. Игорь и подумать не мог, что через каких-то десять лет он женится на этой самой девочке, когда она вырастит.

– Нет, – отвечает Елена, разраженная тем, что Игорь сбивает ее с мыслей о спектакле. – Если хочешь, зарежь меня, моя кровь тоже похожа, на кетчуп, только не мешай. Я думаю.

Елена часто так отвечает, она терпеть не может домашние обязанности. Он ее начинает раздражать, когда о чем-то ее просит. Игорь и Елена очень разные, он любит то, чего не любит она. Но еще больше Игорь любит ее саму, потому что он видит за ее довольно заурядной внешностью загадочность, а в его возрасте этого как раз уже не хватает. Когда темперамент идет на спад, его место обычно занимает созерцание. А созерцать загадочность Елены каждый день ему очень приятно. Оставшись с ним наедине, она как будто сбрасывает свою некрасивость и становится для него такой любимой загадочной и манящей. Но при всем этом Игорю не нужен дома помощник режиссера, ему нужна жена, однако ни в какой другой роли, кроме роли помощника Евы, Елена себя не мыслит.

Долгое время Игорь считался плохим семьянином и донжуаном. У него было много женщин, он умел их обольщать, но они быстро надоедали ему. С первой женой он развелся из-за того, что она застала его в собственном доме с любовницей. От первого брака у них остался сын, которого звали тоже Игорь, и ему уже было девятнадцать лет. Когда первая жена подала на развод, Игорь искренне не понимал, почему она это сделала, так как искренне считал измену чем-то само собой разумеющимся. Но с Еленой было все по-другому, она не могла ему надоесть, потому что ее изначально нельзя было считать попавшей в его сети любви. Он стал за ней ухаживать, оказывать ей знаки внимания, но она оставалась холодной. Тем не менее, Елена сама предложила ему пожениться. Она просто однажды пришла к нему домой и с порога сказала: «Наверное, целесообразнее всего нам было бы пожениться», несмотря на то, что она его не любила, и между ними еще ничего на физическом уровне не было. Игорю ничего не оставалось, как согласиться, потому что Елена покорила. Она покорила не его плоть, но его разум и сердце. Сердце же Елены не могло принадлежать ни одному мужчине, потому что оно принадлежало театру. Никто не мог понять, почему Игорь женился на ней, ведь они были такие разные. Игорь сам этого не понимал, но ему казалось, что по-другому просто не может быть. С его стороны это можно было объяснить только одним словом, и это слово было любовь.

– Видимо, котлет в этой жизни для меня не предусмотрено, – произносит со вздохом. Ему не хочется как-то по-другому реагировать на пассаж жены о своей крови и кетчупе. – А вместо котлет ему были коровьи лепешки судьбы, – глубокомысленно произносит Игорь, надеясь как-то сгладить возникшую ситуацию при помощи юмора.

У Игоря всегда есть запас еды быстрого приготовления, лежащий на верхней полке навесного шкафа, потому что он знает, что его жена вряд ли чаще двух-четырех раз в год станет готовить ему ужин. Он и про котлеты-то спросил, не чтобы призвать супругу к ответственности, а чтобы только начать с ней диалог. Но это не помогло, что и понятно, ведь сейчас Елена как помощник режиссера работает над главным спектаклем своей жизни, который поедет в Москву. Поэтому ей лучше не мешать. Игорь рад, что у него есть запас лапши быстрого приготовления, ему только жаль, что у него нет семейного счастья быстрого приготовления или хотя бы просто его рецепт.

– Она – гений, – произносит Елена задумчиво, как будто вдруг ее потайные мысли прорываются через рот. – Ты не представляешь, что она сегодня придумала, – продолжает Елена, говоря о Еве. Елена как будто озвучивает свои мысли, которые долго крутились у нее в голове. – Этот проволочный силуэт стоящего на ветру человека, который виден насквозь, это ведь просто находка, – поднимает она глаза на Игоря. – Немедленно нужно заняться его поиском. Нужно найти того, кто его сможет сделать это человека нормально. Так, – говорит быстро Елена, резко меняя тон от мечтательно-задумчивого на динамично-деловой, – не мешай мне сейчас, не говори мне сейчас ни слова, иди, займись своими котлетами или почитай что-нибудь, – махнув на Игоря рукой, произносит быстро Елена.

Елена даже не смотрит на Игоря, она даже не знает, в комнате он еще или уже нет. Ей это безразлично, она не хочет тратить даже на это свои умственные и зрительные усилия. – У меня сейчас куча дел, – скороговоркой говорит она, уже открывая свой ноутбук, чтобы найти там нужную информацию по поиску нужного мастера. – У меня куча дел, просто куча дел, – говорит она уже очень тихо, произнося мысли вслух, в то время, как голубой экран ноутбука озаряет ее серое от бессонных ночей лицо.

10

– Отсюда, сверху, открывается хороший вид на эти предметики, но чтобы он мне понравился, не хватает необходимой степени извращения, – говорит Ева.

Ева говорит о предметах, стоящих на столе. Это солонка, перечница, белые салфетки в желтой плетеной корзиночке.

– Извращения? – спрашивает недоуменно Василий.

Василию не очень хочется с кем-то болтать, но из уважения к даме, Василий не может не отвечать ей хотя бы что-то.

– Ну да, извращения, откровения, – произносит Ева, с огоньком глядя на солонку и перечницу, которые стоят на маленькой подставке. – Извращения как откровения или откровения как извращения, – смеется она. – Для меня это чистые, разлитые в пространстве откровения, но многие это называют извращениями, поэтому я сразу так сказала, чтобы было понятней.

Ева и Василий сидят в столовой. Еве неважно с кем сидеть, поэтому она часто садится за любой столик. Обычно Ева выбирает столик, где уже кто-то сидит, причем желательно, чтобы это был мужчина. Ева очень одинока, она хочет общения, ей хочется поболтать, ей хочется произвести впечатление. Ей хочется, чтобы ей смотрели в рот, и чтобы она отчетливо ощущала воздействие своих женских чар. Сегодня она подсела к Василию. Василий любит есть один, но он не стал возражать, чтобы она обедала вместе с ним.

У Василия много дел и много дочерей, причем второе неизменно порождает первое. Василию на вид около пятидесяти лет, и ему приходится много работать, что собрать приданное для своих детей. Всю жизнь Василий хотел мальчика, сына, поэтому просил жену родить еще одного ребенка, сам, как ребенок, надеясь на чудо в виде долгожданного мальчика. В итоге у Василия родилось пять дочерей, и он их любит, наверное, точно также как и любил бы мальчика, только сил и денег на воспитание дочерей уходит в пять раз больше, чем целый табун мальчиков. Наличие пяти дочерей Василий сам для себя объяснил как карму, поэтому он работает с особым усердием, не боясь никакой работы. Василий не особенно любит искусство, но в театре полно для него полно работы, которую можно делать руками, и он ее делает. Устанавливает декорации, кладет паркет, ремонтирует стулья и кресла, совершенно не думая о том, какое они значение имеют для искусства, он все это делает ради своих детей, потому что за эту работу платят.

Василий экономит деньги, поэтому в столовой позволяет себе совсем немного. Он покупает только кашу, чаще всего гречневую, и выпивает компот. Все остальное в меню для него это излишества, которые ему не по карману. И в жизненном меню он выбирает для себя только работу и недолгий сон, чтобы можно было восстановить силы. Василий не набожный человек, но я него есть вещи, которые для него святы, семья, например. Он служит через труд не искусству, а своему потомству, и это тяжелый крест для него и тяжелый труд. Поэтому руки Василия покрытый грубой кожей, и он очень редко улыбается, практически никогда. Кажется, что его рот даже уже забыл, как нужно улыбаться. Улыбка для Василия – это уже нечто лишнее, поскольку от нее нет никакой материально-ощутимой выгоды и пользы. Дочерей при помощи улыбки замуж не выдашь и приданного им на улыбку не соберешь.

– А что с ними не так? – спрашивает Василий, потому что Еве нужно что-то ответить.

Ему не очень интересен этот разговор, но из вежливости он способен даже наступить на горло здравого смысла, особенно осознавая, что с ним сидит сама Ева. У Василия одна из дочерей хочет стать актрисой, поэтому Василий обязывает себя выглядеть перед Евой заинтересованным, мало ли, что может быть в будущем это поможет ему пристроить в театр свою дочь.

– Все слишком правильно. Слишком так, – отвечает Ева, на тарелке которой красуются две картофельные котлеты. – А вот если взять соль, – Ева берет солонку, – и положить ее на бочок, – Ева кладет солонку на бок, – а потом положить на всю эту архитектуру вилку, – Ева кладет на солонку вилку, то будет гораздо лучше, – улыбается она, создавая шедевр.

– И что будет? – пытаясь изобразить интерес, спрашивает Василий.

– Столовое сердце, бьющееся в груди этой вилки, рыдает над покосившимся мирозданьем, в котором было столько соли, что можно было посолить две моих котлеты, а также кучу других котлет, – протяжно вздыхая и глядя в глаза Василию, говорит Ева.

– А как она может плакать, если у нее железное сердце? – неожиданно сам для себя отвечает Василий.

Василий не знает, что нужно сказать, поэтому он тихо опускает глаза в тарелку, чтобы она не увидела его непонимающий и взволнованный взгляд. Для Василия все это бред. Василию хочется побыстрее начать есть, дабы занятым ртом оправдать свое неправильное молчанье. А Еве, желавшей вызвать шок у Василия, кажется, что в области метафор этот простой человек продвинулся гораздо глубже, чем она. И она сама пребывает от него в огромном восторге, граничащем с шоком. «Действительно, – думает она, – железное вилочное сердце не способно на сострадание».

– Золотые слова, – отвечает Ева ему с театральным пафосом. – Золотые слова.

11

Из тупика Ева предпочитает не выходить, а взлетать, причем взлетать в красном платье с красной меховой накидкой. И чем больше красного, тем лучше. Когда Ева надевает обжигающе красным цветом меховое манто или накидку, она ведет себя так, как будто нацепила первую попавшуюся тряпку. А когда Ева действительно надевает первое, что попадется ей под руку, она начинает это носит с особым изяществом и грацией, как будто в этом наряде таится сакральный смысл, и она его долго выбирала. В Еве заложена игра, которая в любых ситуациях просится наружу.

Тупик для Евы – это понятие, глубоко сопряженное с творчеством. Причем, чем мощнее этот тупик, тем лучше. Потому что чем более глобален тупик, тем выше взлет, а именно на таких тупиках и взлетах, по мнению Евы, и держится искусство, оно держится на волне, которую создают резкая смена событий. Ева по-своему, по-режиссерски рада тупику, рада острому ощущению тупика. И чем острее, тем лучше. Ведь для того, что вырваться из него, нужно вначале в него попасть. И вот Ева попала в тупик, она не знает, что делать дальше в спектакле, он «встал», и жизнь в нем замерла. Ева понимает, что ситуация ей намекает на то, что нужно собраться, собрать все силы для взлета. Она хорошо это понимает, потому что этой работе она отдала всю свою сознательную жизнь. Ева осознает данность тупика, а значит, что прорыв уже скоро. Ева это чувствует, даже вещи перестают слушаться ее, все валится из рук, возвещая о том, что скоро будет конец и одновременно начало чего-то нового. Начало нового шага, нового взмаха крыльями, нового движения вверх по направлению к истине.

Красная меховая накидка Евы пахнет духами. Эти духи называются «Красная Москва». Ева душится ими всю жизнь, потому что она не хочет искать что-то новое. Она достаточно много ищет в искусстве, чтобы еще тратить энергию на поиск чего-то нового для жизни. В жизни Ева монолит и ретроград, и гордится этим. Многие уже привыкли, что Ева одевается феерично, но некоторых такие выходы в свет «не пойми в чем» обескураживают. Например, этому красному платью и накидке уже сто лет в обед, оно уже пропахло нафталином и морально устарело, но это, по мнению Евы, никого не должно касаться. Ей так нравится. Ева так оделась не для себя и не для зрителей, она так оделась для театра, в котором она служит. Он так оделась, чтобы встретить откровение и взлет из тупика, который она предчувствует.

– Бог мой, сколько огня! Здесь целый океан огня! – приветствует Еву пожилой человек. – Приветствую тебя, ангел мой, моя душа, моя королева! Красная королева! – Сидор приклоняется по-старчески, стараясь не выдать, как ему тяжело это сделать, перед Евой и целует ей руку. Весь процесс занимает чуть больше минуты.

Сидору уже восемьдесят четыре года, он старый актер. На самом деле по паспорту, он не Сидор. Сидор – это его псевдоним, точнее это имя, образованное от его фамилии Сидоров. Но это имя приросла к нему настолько, что уже сам Сидор не помнит своего настоящего имени. Для него уже нет ролей, хотя он очень хочет играть. Иногда он приходит в театр, чтобы просто посидеть тихо в зрительном зале и повспомнать молодость. После того, как умерла жена, это единственное, что его занимает. Он предан этому театру душой. Он помнит Еву, когда она еще была маленькой девочкой и пропадала здесь днями и ночами. Тогда для Евы он тогда был кумиром. Теперь, когда Сидор стал сморщенным немощным высохшим стариком, он жалеет только об одном, что так и не сыграл Короля Лира. И сейчас ему об этом очень больно думать, потому что где Шекспир, а где он со своими памперсами, ежедневные таблетками и надвигающимися на него, подобно артиллерии, «утками». Старость подшучивает над ним, она издевается над его духом, который по-прежнему молод и хочет жить.

– На королеву согласна, – отвечает Ева, бросая строгий и одновременно лукавый взгляд на Сидора, – а ангелу еще далеко до меня. Нос не дорос, – с ироничной улыбкой произносит Ева, сквозь которую летит термоядерная энергия.

Ева как будто бы не замечает старческой немощи Сидора, она разговаривает и шутит с ним на равных, не давая ему понять, что он уже давно списан в утиль руководством театра. Хотя Сидор предпочел бы быть списанным на металлолом, потому что еще каких-то десять пятнадцать лет назад он умел держать удар, и спина его всегда была пряма, как будто он проглотил кол. Но даже металл устает, существует понятие «усталость металла», но как быть с ней Сидор не знает, ведь дух его остался цел и невредим, и душа его еще пылает желание что-то сделать. Но на самом деле смерть жены сильно подкосила его. Без ее веры в него его здоровье пошатнулось, и он даже стал с трудом ходить и разговаривать. Ева очень хочет подобрать ему какую-нибудь роль в новом спектакле, но он не годится ни для одной из ролей. Но Ева думает над этим, и она обязательно что-нибудь придумает, потому что она для этого создана. Ева создана для того, чтобы что-то придумывать.

– А у меня для красного режиссера подарок, – произносит Сидор, немного смущаясь, и вынимает из своего старого кожаного портфеля пакетик с семечками. – Для такой дамы они, конечно, должны быть бриллиантовыми, но природа отказывается выпускать бриллиантовые семечки, – улыбается он. – Хотя, может быть, для нашего режиссера она сделает исключение и выпустит семечки с бриллиантовой кожурой, – с милой улыбается Сидор.