Альманах «СовременникЪ» №6(26) 2021 г. (в честь 130-летия со дня рождения Михаила Булгакова)

– Ох, мне плохо, Вафку, – простонала фиолетовая дама в первом ряду. – Откройте окно, мы задыхаемся.

Охранник щёлкнул заржавевшими шпингалетами, и вместе с жарким воздухом в зал ворвалась парочка упитанных шмелей. Дамы замахали бумазейными шляпками, и шмели с громким недовольством взмыли вверх, где угодили в плен к изголодавшимся паукам.

– Продолжайте, мадам, – главный обвинитель незаметно подмигнул престарелой Барби.

– И ещё, – тут дама запнулась.

– Говорите, вас не осудят за это имя, – длинный перст главного обвинителя взмыл в потолок.

– Хорошо, я скажу, но это последнее. Ик-Ик. Ещё обвиняемый заставлял студентов читать Джойса. – Имя Джойса дама почти прошептала.

Судье пришлось колотить молотком три минуты, прежде чем зал затих.

Свидетельница процокала к своему стулу и покрылась алыми пятнами, когда сосед-толстяк в зелёной пижаме шепнул ей в корявое ушко:

– Вы отважная женщина, мадам.

Второй свидетель, третий, четвёртый, пятый. Судья знал их всех: Клинописец, Остроручкин, Бейбумага, Чтивоножка, Скоропалый.

Бумагосжигатель был последним, и после его высокопарных сказаний о том, что студенты профессора Рассказова писали с помощью потока сознания, дамы трагически заломили руки, оплакивая поломанные жизни бедненьких несмышлёнышей. Охранники смущённо почёсывали затылки, пытаясь вспомнить, когда это судили всех этих Кафок, Джойсов и Толстых.

– Свидетели допрошены, достопочтимый судья. Можно огласить приговор, – шаркнул туфлей главный обвинитель.

– А как же последнее слово? И где адвокат подзащитного?

Главный обвинитель посинел, знаменитости сшиблись лбами, повернувшись одновременно к выходу. Судья залпом выпил стакан воды. Такого эти стены не слышали. Судья напрягся. Нет, при его жизни эти стены точно такого не слышали.

Незнакомый всем мужчина в чёрном прислонился к дубовой шероховатой двери, левая рука его при этом играла тонким гусиным пером.

– Настоящее перо, – дамы взвизгнули, одна из них потеряла сознание, мужчины завопили:

– Арестуйте его.

Охранники, подпиравшие стены, кинулись к незнакомцу, но неведомая сила пришпилила их обратно. Незнакомец двинулся по проходу, уселся рядом с подсудимым, предварительно шепнув ему:

– Я Уильям.

На что Андрей шепнул в ответ:

– Я вас узнал.

– Ну так что же насчёт адвоката и последнего слова для обвиняемого? – незнакомец закинул ноги в странных длинных сапогах на отполированный низенький стол и прищурился.

Судья не сводил глаз с отплясывающего пера: «Такие я видел только на старинных картинах в далёком детстве. Как же я устал. Наверное, этот профессор – тоже. Мы с ним так похожи. Похожи ожиданием. Один из нас хочет побыстрее объявить приговор, второй – услышать его. Главное сейчас – не смотреть. Если посмотришь на подсудимого, приговор будет справедливым, а это всё равно что совершить революцию. А революций в этой стране не было, сколько же их не было? Сто? Двести лет?»

В паутине забились и зажужжали шмели, и это напомнило судье о его обязанностях. Он махнул рукой:

– Последнее слово подсудимому.

В этот раз молотком пришлось стучать минут семь. Все позабыли о желании поскорее вырваться из душного зала.

Андрей поднялся и устремил тоскливый взгляд в окно: «Как же давно я ни с кем не разговаривал. А мои студенты? Их не пустили ни на одно заседание. Какая сила исходит от Уильяма Шекспира. Интересно, это он сам или его реинкарнация?»

– Ну же, смелее, профессор, – Уильям взмахнул пером.

Ток ударил в макушку Андрея, юркнул под рубашку, завибрировал и дошёл до сердца. Какая мощь. Никогда раньше Андрей не испытывал такой силы. Или было? Возможно, он просто забыл?

Андрей наклонился к незнакомцу и спросил:

– Как вы думаете, Уильям, шмелям удастся вырваться из тенёт?

– Шансы равны, профессор, всё зависит от веры.

Андрей поднялся, прижал правую руку к сердцу:

– Я, Андрей Рассказов, заявляю: я виновен.

Цветастый зал выдохнул, судья сжал руки и опустил голову, охранники ухмыльнулись и застыли в предвкушении прыжка, подобно паукам, что кружили вокруг бившихся в тенётах шмелей.

Голос Андрея зазвенел, отчего пауки медленно зашевелили мохнатыми лапами.

– Я виновен в том, что посмел явить истину. Виновен в том, что осмелился возродить ценности. А также в том, что раскрыл тайны великих мастеров, о чём никто из здесь присутствующих не желает знать. Или боится? Я признаю себя виновным полностью и окончательно и прошу не винить моих учеников в том, что им указан путь. Но я верю, что они не свернут с него. И буду верить в них даже тогда, когда они сами перестанут верить в собственные силы. А теперь, благочестивый судья, можете огласить приговор.

Судья давно разжал кулаки, высоко поднял голову и не отрываясь смотрел на подсудимого. Незнакомец в чёрном перестал играть пером и сбросил ноги со стола. Помощник судьи опомнился и прокричал:

– Встать для оглашения приговора.

Разноцветное море забурлило в предвкушении. Судья охватил их цепким взглядом, чувствуя, как радостно им, как жаждут они. Что же, он готов:

– Суд признаёт обвиняемого виновным по всем тридцати трём выдвинутым обвинениям.

Пауки, словно канатоходцы, двинулись по натянутой паутине.

Судья помедлил. Вот, уже слащаво корчатся. А эти двое. Как спокойны они. Кто же он, этот в чёрном? Такое странно знакомое лицо, и это перо в левой руке, и сила.

Морская волна прокатилась по уставшему обрюзгшему телу судьи, наполняя свежестью и радостью неведомого.

«Шекспир! Это же Уильям Шекспир», – вздрогнул судья, проводив взглядом парочку шмелей, что вылетела в распахнутое окно, и вынес приговор:

– Окончательно, обжалованию не подлежит. Подсудимый виновен и свободен.

Гул цветастых шляпок, колпаков и шёлковых одеяний утонул в грохоте. Тяжёлые двери рухнули, и в зал ворвались студенты с книгами в руках.

«Революция», – довольно потёр руки судья. Наконец-то можно будет откопать сундук под старым дубом.

Мои Одра и Дек

– А я тебя Луной в Козероге.