Свет столицы. №1 2018 г.

Жизнь моя на ласки небогата —
Не имел я их и не искал.
То детдом, то воровская хата,
А потом войны крутой оскал.

В жизни той милей дневного неба
Был блиндаж с накатом в пять слоёв.
И в каком аду я только не был
В круговерти гибельных боёв.

Я забыл, откуда вышел родом,
Мир войны – мой первый детский класс.
Ну а дни стекали, словно в воду
Капли слёз из воспалённых глаз.

Отвечаю чётко на вопрос вам:
Я родился сразу злым и взрослым.

Охота

Фронтовой был нарушен быт:
В это утро – уже не первый —
Был сержант молодой убит
Дерзким снайпером, бабой-стервой.

Командир цену знал словам,
Мне в лицо проскрипел зубато:
«Трое суток на стерву вам.
Неуспех награжу штрафбатом».

Так охоте был даден старт,
В чьей-то жизни назначив точку.
А вокруг плакал тёплый март,
Зарождалось лето в почках.

И пошёл я… И ночь, и день
Стали болью и чёрным бредом.
Уходила она, как тень,
Окровавив свои победы.

Я иссяк, я в бессильи сник,
И денёк шёл последний, третий.
Скрытой оптики слабый блик
Уловил я в сыром рассвете.

А бинокль подтвердил успех:
На изломе ольхи у речки —
Щёки, лоб, капюшона мех,
Обнажённых ладоней свечки.

И кощунственно плыл уют
От винтовки её и позы.
Встретить мне б её не в бою,
Слать бы ей не заряд, а розы.

Фронт привычно гремел окрест,
Жил жестоким своим законом.
Впил в межглазье прицел ей крест,
Уподобив мишень иконам.

Чуть сместился овал лица,
И качнулась фигура слабо:
Цель нашли девять грамм свинца.
Упокой твою душу, баба.

Ту медаль не ношу я: нервы.
Раной в памяти гибель стервы.

    1966

Батяня

Добровольцы тюремных зон…
То о нашей штрафбатной роте.
В бой идти нам какой резон?
Но ведь воля за ним фокстротит.

Командир наш – свободный хрен —
Истязал нас в боях условных.
На выносливость ставил крен,
Не жалел, подлец, уголовных.

В мозг и тело втирал закон:
Скоростной быть должна атака,
Не картёжный атака кон,
Не братвы загулявшей драка.

Вот пошли мы. Кто к праотцам,
Кто, умывшись в крови, к рожденью.
В рыло бьёт ураган свинца,
Позади отряд загражденья.

И забытый звериный страх
Всех прижал на меже у поля.
И разбилась атака в прах,
В гибель вдруг обернулась воля.

Кто-то ж первый обязан встать,
Всех рвануть на бросок под пули.
Ротный встал: «Эх, ити вашу мать!»