Не Перечь Своему Сердцу

Она зарычала на себя, закатив глаза. Откуда ей было знать, что та огромная чаша с фруктовым ассорти, стоящая рядом с чашей для пунша, была залита спиртным по самые уши? Она думала, что ест грейпфрут, и съела довольно много, прежде чем почувствовала действие алкоголя.

Киоко запуталась в собственных ногах, но быстро выпрямилась, не дав себе упасть.

— Вот же отстой! — прокричала она, зная, что никто её не услышит. Теперь она опаздывала и понимала, что ей влетит от Тои. Одна мысль о том, как он будет орать на неё, уже начала вызывать у Киоко головную боль. — Добро пожаловать в ад… население: один человек, — пробормотала Киоко себе под нос, пнув камешек.

Она отчаянно надеялась на то, что Тоя просто подождёт до рассвета и не придёт забирать её отсюда или, что ещё лучше, дождётся её появления где-нибудь в середине дня. В её состоянии она едва могла смотреть прямо и уж точно не хотела ссориться с ним. Идти домой ей тоже не хотелось. Она тихонько застонала. Мать отчитывала бы её целую неделю, если бы узнала, что её дочь напилась — даже если всё произошло случайно.

Киоко изо всех сил старалась идти по прямой. Наконец, она дошла до святилища Девы на поляне за её домом. Прикрыв один глаз так, чтобы лучше сфокусироваться на небольшом здании, она захихикала и подумала про себя: «Господи, как же я пьяна». Шатаясь из стороны в сторону, она сделала единственное, на что была ещё способна.

Она вошла внутрь храма, подошла к статуе девы и прислонилась к ней, надеясь благополучно перебраться в другое измерение и так же благополучно отключиться.

*****

Шинбею вновь снился очень эротичный сон. Киоко извивалась под ним, произнося его имя снова и снова, и переходила на крик, когда он как будто хотел пронзить её насквозь и изгнать из неё все мысли о Тое.

Он вздрогнул и проснулся в поту, тяжело дыша и всё ещё чувствуя её под собой. Во сне она позволяла ему любить себя и отвечала взаимностью. Её крики всё ещё звенели в его ушах, а его сердце продолжало биться о рёбра так же быстро, как его тело до этого билось о её лоно.

Шинбей сел и прикрыл лицом ладони. Не имея возможности подавить свои чувства, в тишине он издал крик, полный боли и скрытой ярости от этой жизненной несправедливости. Всё, чего он когда-либо хотел — это просто любить её, и это чувство пожирало его заживо.

Услышав хруст ветки, Шинбей быстро опустил ладони. Его аметистовые глаза просканировали местность и остановились на растрёпанной Киоко. Его мысли моментально застопорились.

— Нет, не может быть… не здесь, не сейчас. — Её глаза расширились от его крика, а её рука была возле рта. «Нет, пожалуйста, уходи, — мысленно умолял он её. — Тебе нельзя сюда. Не сейчас, это слишком опасно… Я опасен».

Она отняла руку от губ, и её взгляд стал обеспокоенным. Затем Шинбей увидел, как она качнулась в его сторону и сделала первый шаг. Он не мог понять, настоящая ли она или порождение сна.

Киоко всё ещё пыталась определить, идёт ли она в верном направлении к хижине, когда услышала где-то рядом почти нечеловеческий крик. Она попробовала сфокусировать зрение, чтобы обнаружить источник звука. Её сердце ещё не успокоилось от полученного испуга. Вскоре она заметила Шинбея, сидящего в траве на одеяле в полном одиночестве. Страшный крик, стало быть, исходил от него.

Она захотела узнать, что случилось. Кто-то умер? Иначе как ещё можно было объяснить этот вопль от обычно спокойного и дружелюбного хранителя. Она старалась держаться на ногах по пути к нему.

Шинбей застонал, наблюдая за тем, как она совершает самую большую глупость на его памяти: она подошла к нему, опустилась на колени и дотронулась до его руки.

— Шинбей, в чём дело? Тебе больно?

Он почувствовал страх в её голосе. Она подумала, что случилось нечто плохое. Он почти рассмеялся над наивностью её вопроса, но решил этого не делать. Она не знала его тайны. Он всё ещё был в безопасности и мог по-прежнему скрывать от неё своё сердце.

Киоко накрыла очередная волна головокружения, и она не смогла удержать равновесие, стоя на коленях перед ним. Она ненароком наклонилась слишком далеко вперёд и упала прямо в его объятия. Давя смех, она вспомнила, что с ним было что-то не так, и вновь открыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Всё происходило как будто во сне.

Киоко внезапно заметила, что грудь Шинбея была обнажена. Тугие мышцы пульсировали под её ладонями. Она никогда раньше не видела его без рубашки и была поражена. Она покраснела. Ей не следовало думать о нём в подобном ключе. Он был её хранителем и другом.

В попытках протрезветь Киоко замотала головой, что не очень ей помогло. Она медленно подняла взгляд к его глазам. Шинбей не сдвинулся ни на йоту и не хотел говорить, что случилось. Теперь ей было нужно получить от него ответ, потому что его взгляд начинал её пугать.

Тело Шинбея дрожало, и он едва сдерживал себя, чтобы не прикоснуться к ней. Неведомая сила как будто заставляла его вытянуть руку и овладеть той, в ком он нуждался больше воздуха. В её отсутствие он мог бы успокоиться, но теперь она была в его объятиях и смотрела прямо в глаза — глаза, преисполненные боли — и просто хотела узнать, что стряслось.

С ним определённо было что-то не так, и он не мог остановить то, что стремительно выходило из-под контроля.

— Я так больше не могу, — голос Шинбея звучал надрывно от переполнявших его эмоций. Этими словами он пытался предупредить её, отогнать от себя, отправить обратно через портал времён, где она была бы в безопасности. Пускай не возвращается, пока он не сможет восстановить контроль над своей тайной и вновь её спрятать. Все его чувства кричали о том, что что-то не так, но его разум больше не мог бороться с этим неутолимым голодом.

У Киоко перехватило дыхание, когда она услышала эти слова, наполненные жгучей болью, и ей стало грустно. Все полагались на его хладнокровие — своего рода клей, на котором держалась вся их группа. Даже она восхищалась Шинбеем и ей нравилось, когда он был рядом; при этом она ощущала его спокойствие, чувство юмора и заботу. Но теперь всё было наоборот. Утешать нужно было его.

Наверное, всё дело в битвах с этими демонами… Хякухэй… его проклятие. Господи, его проклятие… ненасытная пустота, которая сведёт его в могилу. Высшая власть, которую дал ему Хякухэй, зная, что когда-нибудь она уничтожит его. Она не забыла. Она просто изо всех сил старалась не думать об этом, но знала, что произойдёт, если они не остановят Хякухэя.

Киоко протянула к нему руку, пытаясь помочь и успокоить его разум.

— Всё хорошо, Шинбей. Я здесь, — в ту же секунду, когда её рука коснулась его лица, оно ожило.

Вся логика пошатнулась, и железная стена контроля пала. Он схватил её за плечи и перевернул так, что она оказалась прижатой к земле его весом. Он склонился над её телом. У него было то, чего он всегда хотел… Киоко. Не думая больше ни о чём, он обрушил любовную ярость своих губ на её лицо, жадно овладев её губами и вытеснив всё прочее из своего разума. Он слишком долго сдерживал это чувство.

Шинбей осознавал, что в какой-то момент потерял контроль над ситуацией. Где-то в глубине его разума теплилась мысль о том, что её губы на вкус отдавали спиртным, да и пахло от неё соответствующе. Контролируя себя достаточно для того, чтобы оторваться от неё на сантиметр, он пристально посмотрел на неё сверху вниз, пытаясь понять, правда ли это. Осмотрев её лицо, глаза и раскрасневшиеся щёки, он ревностно пытался понять, кто же её напоил.

Киоко знала, что это всё было не наяву. Она не могла просто так лежать и смотреть в аметистовые глаза благородного Шинбея. И он не мог смотреть на неё так, как будто желает её. Киоко решила, что она, скорее всего, лежит на траве, а под головой у неё по-прежнему основание статуи девы. Где-то в этом сне она даже слышала, как над ней смеётся Хякухэй.

Она могла поклясться, что помнит, как прислонилась к статуе девы и уснула. Она наверняка сейчас отключилась и грезит, а её опьянённый разум выбрал в компаньоны Шинбея вместо Тои.

Киоко слегка качнула головой, чувствуя головокружение, и выдохнула: «Безумные сны», — глядя в глаза Шинбея, полные страсти. Её губы ещё не отошли от силы сонного поцелуя.

Шинбей снова опустил свои губы к её губам. Он услышал достаточно. Киоко думает, что спит. Шинбею оставалось только надеяться, что это правда. Но, как бы то ни было, он уже не мог остановиться, да и не смог бы при всём желании, поэтому продолжил ласкать её губы. Она разомкнула их с тихим стоном… и этот звук разжёг его пыл ещё больше, насколько это вообще было возможно.

Он весь вспотел в попытках сдержать себя. В нём заговорила кровь хранителя. Он хотел замедлиться, сделать поцелуй глубже, проникнуть в неё, принимая её и отдавая себя без остатка в жарком поцелуе. Он всегда хотел поцеловать её именно так и, казалось, ждал этого целую вечность.

Мускулы его рук задрожали. Он держал себя над ней, занимаясь любовью с её губами и опускаясь всё ниже. Его руки нетерпеливо пытались избавить её от одежды. Всего через несколько коротких минут она лежала под ним полностью обнажённая. Она не сопротивлялась, когда он её раздевал. Да и с чего бы? Это ведь сон… верно?

Дыхание Шинбея замерло, когда он посмотрел на неё так же, как она посмотрела на него несколько минут назад, думая, что это всего лишь сон. Она была его жрицей… его тайной… его любовью. Он прижался к ней всем своим телом, наслаждаясь теплом её шелковистой кожи. Это обостряло его душевные муки и потребность обладать ей, заниматься с ней любовью.

— Всё равно это сон, — пытался он убедить себя.

Он наклонил голову и провёл носом по её шее, лизал и целовал её кожу, пробовал её на вкус — мягко, но страстно. Он показывал ей, как сильно любит её, опускаясь всё ниже и ниже. Этот раз будет единственным, когда он сможет увидеть и попробовать её всю. Жаркая волна страсти прошла через него, когда она изогнулась и прижалась к нему. Он взял в рот её грудь, полностью облизывая её языком и приводя её тело в движение. Она застонала.

Все его желания начали сбываться. Шинбей довёл свои поцелуи до её упругого живота, а она извивалась под ним всё сильнее. Всё его тело задрожало, когда она прижала его к себе, пытаясь слиться с ним в одно целое. Шинбей никогда не был так близок к раю, как в окружении её ауры. Медленно, сантиметр за сантиметром, он сползал вниз и возвращался обратно.

Разведя её ноги, он содрогнулся от жара её промежности, который обдал пульсирующую головку его мужского достоинства. Он хотел, чтобы она видела, как он проникает в неё, даже если это был сон. Его тело напряглось в предвкушении.

— Открой глаза, — прошептал он. Его голос был завораживающим и нарочно соблазнительным, и как только она открыла свои красивейшие изумрудные глаза, он сделал выпад вперёд, стремительно войдя в неё до упора, желая сделать боль от её первого соития как можно короче. Мучительный крик вырвался из его горла, когда он почувствовал, как её девственная плева поддаётся ему.

Её разгорячённое шёлковое лоно обхватило его изнутри, затягивая всё глубже. Если бы не его упрямый самоконтроль, он бы тогда вырвался из собственной кожи и вошёл бы в неё всем телом. Он стиснул зубы, стараясь замереть на месте, и тяжело дышал, глядя на то, как она мотает головой из стороны в сторону, а её губы беззвучно раскрываются. В спешке он овладел её губами, чтобы приглушить её очередной крик.

Когда он почувствовал, что она успокоилась, он ослабил поцелуй. Войдя в неё медленно, но уверенно, он был вознаграждён тем, что по мере нарастания страсти Киоко её бёдра поднялись вверх и обхватили его. Он вдыхал её страстные стоны, смакуя их, как дорогие сердцу воспоминания. Слияние их тел заставило его сбросить с себя последние оковы. Он хотел заниматься с ней любовью целиком и полностью, ничего не сдерживая.

Переплетя с ней пальцы, Шинбей вытянул руки Киоко ей за голову и прижал к мягкому одеялу. Он приподнялся над ней, чтобы наблюдать за её страстными гримасами, и вошёл в ритм, который быстро довёл их обоих до экстаза. Быстрые и глубокие толчки перемежались с жёсткими медленными выпадами и напряжёнными паузами, за которыми следовало быстрое отступление с последующей атакой.

Шинбей чувствовал, что она уже многократно достигла пика наслаждения, судя по судорогам, сотрясавшим её тело. Внутри себя она сжимала его всё сильнее. Его тело сверкало под лунным светом — результат так долго сдерживаемой страсти. Она изматывала его, пока, наконец, он не смог больше терпеть и, зная, что сейчас она достигнет очередного пика, задал темп, от которого их тела словно забились в конвульсиях.

Доведя их обоих до оргазма, он сделал последний выпад так глубоко, как только мог, и задержал его, запрокинув голову. Звук, который вырвался из него, не принадлежал ни человеку, ни бессмертному. То были боль и удовольствие в наивысшей точке. Его семя выстрелило в неё… глубоко, горячо, в ритме биения его сердца.

Мир вновь остановился. Шинбей посмотрел на Киоко, и тень страсти промелькнула на её распухших от поцелуев губах, а глаза медленно закрылись.

Уже ощущая горечь от содеянного, Шинбей опустил свои губы к её губам и прошептал над ними правду:

— Я люблю тебя.