Вдохнови меня

– Не смотрю новости уже лет десять. – Ответила я.

– Эта война была в 50-х годах. – Усмехнулся парень.

– В 50-х годах я тоже не смотрела телевизор. – Отшутилась я, и он оценил этот ответ.

– Да, их тогда не многие смотрели. Их вообще не так и много тогда было, – рассмеялся Дима, потом перевернул лист бумаги с текстом и, схватив карандаш, изобразил мне Корею, разделённую 38-ой параллелью. – Короче, дело там как-то примерно так было. Было две Кореи, а потом одна пошла завоёвывать другую. И они почти дошли до конца, – Он провёл карандашом стрелку до конца одного края нарисованной страны. – Но вмешалось США, и пошли в обратную сторону. Почти дошли до другого края,– Он нарисовал стрелку в обратную сторону опять-таки до конца. – Но вмешался Китай. И пошли обратно, и остановились на 38-ой параллели. То есть, пришли к тому, с чего всё и начиналось. Это как бы памятник бесполезности, бессмысленности… Понимаешь? Столько времени потрачено, столько народу положили, а всё равно осталось всё, как было… – Он немного помолчал, глядя на меня, а потом спросил насмешливо, понимая, что его экскурс в историю не повлиял на моё мнение о тексте: – Ну что, хорошая песня?

Я посмотрела на его рисунок, на длинные пальцы, всё ещё сжимающие карандаш, а потом на самого парня, в смеющиеся голубые глаза…

Ненадолго прикрыла веки, чтобы прекратить рассматривать Димку, а потом ответила по существу:

– То есть, чтобы понять образы в этой песне, мне нужно знать, как минимум, про войну в Корее, про то, что Цой погиб от Икаруса… И что у Ван Гога явно была какая-то проблема с ухом, судя по тексту.

Димка рассмеялся:

– Не, ну про Ван Гога ты должна была знать! Он ухо себе отрезал!

– Зачем? – деланно устало поинтересовалась я. – У него краска красная закончилась?

– Не знаю, – продолжал смеяться Димка. Его забавляло моё незнание подобных мелочей, а мне не было обидно, потому что смех этот был добрым, и от него глаза парня зажигались каким-то особым внутренним светом.

– Я перечисляла это, надеясь, что ты согласишься с тем, что песня должна быть менее привязана к подобным фактам, более вечная, доступная для понимания, но… – Парень молча слушал, с добродушной улыбкой на губах и весёлыми чёртиками в глазах. И я наигранно сдалась, поднимая вверх руки в знак капитуляции: – Ладно. Да, потрясающе! Отличная песня, ты меня убедил! Очень образная и глубокая, да! – Он видел мой сарказм и теперь уже широко улыбался, обнажая ровные зубы. – И где ты находишь такие? Это ж надо как-то запрос вбить, чтобы вот такое выдало?

Дима спрятал улыбку, утыкаясь подбородком в сложенные в замок руки.

– Почти у каждой группы есть хоть одна стоящая песня, – парировал Дима. – Ладно, мы не с той начали. Давай другую, эту ты точно слышала раньше! – он потянулся к мышке, но я перехватила её, помешав ему включить неведомый мне известный трек.

Я слишком неожиданно схватила мышку, так что Дима коснулся моей руки, накрыв своей ладонью, но тут же отдёрнув её.

– Знаешь, знакомая песня – это одно. – Пояснила я свой порыв. – Но, всё же, ты ведь не слушаешь тонны шлака, чтобы отыскать что-то по душе? Как ты находишь песни, которые не звучат из каждого утюга?

– Не знаю, – пожал плечами Дима. – Может, это они находят меня?

Зазвонил рабочий телефон, и Дима, подкатившись к нему на компьютерном кресле, взял трубку:

– Да. Привет! Ёлка нам в отдел нужна. Ёлка, да… Да вот, решили поставить. Нет, не рано. Ну и что, что тут все взрослые люди? Взрослым что, ёлка не нужна? Ага. Сейчас придём!

Я улыбнулась сама себе: было очень приятно, что этот парень ответил завхозу именно так. Да, мы взрослые люди, и да, до Нового Года ещё полмесяца. Но нам в отдел нужна ёлка! Срочно!

***

Воодушевившись наряжанием ёлки, я пришла домой довольная и с праздничным настроением. В голове вертелись воспоминания с сегодняшнего рабочего дня. Украшать ёлку с Димой было истинным удовольствием, потому что я не только видела, но и ощущала, что занятие это ему по душе. Ему нравилось моё общество, но и не меньше нравился сам процесс наряжания новогоднего дерева. Это было так мило, трогательно и тепло, что заряда позитива хватило на весь оставшийся день. Мне понравилось украдкой наблюдать за парнем, за тем, как он выбирает, куда пристроить очередную игрушку или мишуру, как вешает украшение и смотрит на мои руки, чтобы увидеть, что решила повесить на ёлку я.

У нас многие говорили, что ёлка получается не стильная. Мол, можно было бы купить наборы шаров и повесить, чтобы всё было в едином стиле, а не так, как получалось у нас: всё по-домашнему, игрушки разномастные, а мишура и вовсе старомодная, сейчас изготовляют куда более красивую… И, главный аргумент: мол, дома каждая игрушка напоминает о чём-то, и потому это мило, а здесь работа, и потому это смотрится просто дёшево.

Но, хоть так и говорили, всем на самом деле не было особого дела до ёлки. Ни коллегам, ни руководству. Так что она оставалась такой – с самыми разнообразными игрушками, не сочетающимися друг с другом ни по цвету, ни по форме. Мне нравилось так. И Диме, кажется, тоже.

– Давай стырим по одной? – предложил мне Димка шёпотом, хоть с Ольгиного тренинга ещё никто не вернулся и не мог подслушать.

Я посмотрела на парня с недоверием, но без укора и возмущения, и он продолжил, улыбаясь мне уголками губ:

– На память. Давай! Никому нет дела до этой ёлки и до этих игрушек!

Он смотрел на меня озорно и ждал ответа, потому что идея явно состояла в том, что стырить должны мы оба или не тырить вообще. Занятно. Мне понравилась мысль о том, что у меня и у него будут дома ёлочные шары, напоминающие не столько о работе, сколько о нашем весёлом общении, и я кивнула, улыбаясь смущённо:

– Да, давай…

– Отлично! – подмигнул он мне. – Выбирай! – он указал мне на коробку, в которой было ещё множество на развешанных игрушек.

– А ты?

– А я после тебя. Возьму что-то такое же или похожее.

Я хмыкнула и окинула взглядом ёлку. Подумав, решила взять не из коробки, а с ёлки. Ту игрушку, которую вешал Дима, когда я наблюдала за ним. Эта картинка впечаталась в мою память: и его взгляд, скользящий по ёлке в поисках удачного места, и пальцы, осторожно и бережно расправляющие скрутившуюся серебристую нить, на которой висел шарик.

– Я выбрала! – обрадовалась я. – Снимешь мне? – и указала на нужный шар.

– Самый обычный? – удивился парень, посмотрев сперва на серебристо-синий шар, а потом на меня.

– Да. Самый обычный… – Подтвердила я, а потом прищурилась и подловила Димку: – Но ты же его выбрал, чтобы взять из коробки и повесить сюда. Теперь и я его выбрала. – Парень смотрел на меня как-то изучающе, и его взгляд вызывал мурашки на моей спине. – Что-то не так?

– Нет. Отличный выбор. – Опомнился он и поспешил снять для меня шар и передать в руки. – Только теперь тут на ёлке пустое место, а я так старался, выбирал эту ветку… Давай повесим на место этой игрушки другую.

– Давай.

– Выбирай, – указал он на коробку.

Я отложила свой шар, порылась в коробке и выудила похожий, серебристо синий.

– Вот! Не отличишь! – и протянула Диме, поскольку мне было не дотянуться до его избранной ветки.

Парень шар взял, но вешать не стал, сообщив:

– Его и стырю! – И на мой недоумённый взгляд пояснил: – Ты же его выбрала… К тому же он и правда похож на твой. Всё сходится!

Мы переглянулись и рассмеялись над той глупостью, которую делали.

И вот я сидела дома и улыбалась, вспоминая это, а рядом со мной сидел Влад и пил чай, играя в телефоне в какую-то новую игру.

– Смотри, я с работы утащила шарик! – похвасталась я Владу, принося из сумки ёлочное украшение.

Он посмотрел на игрушку без интереса, а потом безнадёжно вздохнул:

– Ну и зачем? И так не все игрушки развешиваем, места не хватает…

В тот момент я поняла, что не смогла бы и при желании нормально ответить на его вопрос и рассказать, зачем притащила этот шар. Не скажешь же своему парню, что взяла эту игрушку на память о прикольном коллеге, с которым в последнее время много общаюсь на работе на совсем не рабочие темы…

– Да так, понравился, вот и притащила, – ответила я. – Давай ёлку поставим, а?