Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга вторая

У литературы, однако, есть большой недостаток. Читая, приходится не просто напрягать зрение, а бегать глазами по строчкам, – занятие однообразное и оттого утомительное. Некоторые от чтения книг до того утомляются, что им выписывают их на ночь как снотворное. Кроме того, писатели, стремясь показать себя людьми умными, а то и образованными, пишут иногда до того сложно, что чтение их превращается в труд потяжелее любого физического. А что же это за досуг, если тебе приходится проводить его рабом на каменоломнях Рима?

В этом смысле театр весьма выгодно отличается от литературы. Глаза, разумеется, тоже приходится напрягать и даже скакать взглядом с одного актера на другого, но все же актеры живые люди и своими размерами значительно превосходят типографский шрифт. Ко всему тому, ни один спектакль не длится так долго, как приходится читать самый завалящийся тощий детективчик. В семь вечера начало, в половине десятого конец. И это вместе с антрактом, во время которого еще сходишь в буфет и согласно древнеримской формулы жизни[4 - Хлеба и зрелищ!] удовлетворишь свои потребности из ее первой части.

Кино – это тот же театр. С той разницей, что буфет там вынесен не в антракт, а перед началом сеанса.

Имея столь очевидные преимущества перед литературой, театр с кинематографом выполняют те же самые функции: помогают человеку убить его свободное время, развлекают и забавляют, напоминают о вечных истинах, о которых он в реальной жизни давно забыл, и, рассказывая о чужих несчастьях, ненавязчиво убеждают его, что можно еще пожить и ему самому.

Однако и у театра с кинематографом есть существенные недостатки. Что в тот, что в другой нужно заранее покупать билеты, для чего приходится стоять в очередях, тесниться в толпе, ощущая у себя на затылке чужое дыхание, а это далеко не каждому бывает приятно. Я, например, ужасно не люблю, когда мне дышат в затылок. Конечно, против хорошенькой девушки никто ничего иметь не будет, но почему-то обязательно так получается, что за спиной у тебя пристраивается кто-то, не имеющий к хорошенькой девушке никакого отношения.

Далее. В театре, например, нужно снимать пальто и оставаться в костюме. Это весьма неприятный момент, так как далеко не у всех людей есть хорошие выходные платья, а яркий свет делает очень заметными всякие лоснящиеся места. За что лично я предпочитаю кино театру, так это за то, что там можно оставаться в пальто.

Имеются и другие недостатки. В книге, если никак не можешь продраться через нее насквозь, можно прочитать только самые интересные места, пролистывая страницы, а спектакль с кинофильмом, если уж пришел, непременно нужно смотреть насквозь, без всяких купюр. Наконец, как в театр, так и в кино положено ходить со спутником или спутницей, что наносит кошельку, из которого оплачиваются билеты, изрядный урон. Особенно в том случае, когда дело касается семейных пар. Потому что, как правило, кошелек у семейной пары общий. А следовательно, урон наносится обоим. Вне зависимости от того, кто расплачивался.

Самое, полагаю, экономное и полезное для человека искусство – уличные памятники. Во-первых, чтобы посмотреть на них, не требуется стоять ни в каких очередях за билетами. Во-вторых, не нужно вынимать ни копейки из кошелька. И в-третьих, совершенно необязательно созерцать их в течение двух часов, достаточно и нескольких минут.

Спрашивается, почему монументальное искусство не заняло в жизни общества того места, которого заслуживает, и бывает, можно обойти полгорода, прежде чем на твоем пути встанет какое-нибудь творение из бронзы, камня или хотя бы бетона? Почему профессия скульптора еще не стала у нас так же популярна, как профессия писателя, артиста, музыканта, – и в результате людям приходится тратить деньги на покупку книг и потом читать их, стоять в очередях за билетами на спектакли, а после еще их и смотреть, ходить на концерты симфонической и рок-музыки?

А потому что если все бесплатно пойдут созерцать памятники, перестав покупать книги и посещать театры с музеями, это ж сколько народу останется без куска хлеба![5 - И аз грешный собственной персоной.] Вот сей-то народ и не дает монументальному искусству занять подобающее место. Культура культурой, а и прекрасное зиждется на корысти.

Люблю революционные преобразования. Чтобы бац – и все наоборот.

Чтобы, предположим, ночь стала днем, а день ночью. На месте гор появилось море, а на месте моря – горные кряжи. Самки бы оплодотворяли, а самцы рожали…

Природа между тем чрезвычайно консервативна. Установила один порядок вещей – и полагает, что так должно быть вечно.

Считаю, настоящий революционер должен стремиться к овладению ядерным оружием. И потом взорвать все боеголовки разом. Ночь после этого, может быть, в день и не превратится, но день в ночь – это наверняка. Море на месте гор и горы на месте моря – это тоже обеспечено. А с животным миром несомненно произойдет мутация, и если у самок не появится детородных органов самцов, то у последних-то они точно исчезнут.

Одно меня во всем этом волнует. Сумею ли насладиться картиной произошедших преобразований я сам? Или преображусь столь кардинально, что не буду в состоянии осознать новой картины мира?

Вот этим, к сожалению, революционные преобразования и нехороши: никогда в точности нельзя предвидеть всех возможных последствий.

О братьях-писателях

Андрей Платонов

С Платоновым лично я знаком не был, но с его творчеством и жизнеописанием знаком хорошо. Поэтому считаю необходимым высказать о нем несколько наболевших мыслей.

Распространено мнение, что Платонов был гением. Откуда оно взялось, остается неизвестным, но оспаривать его считается предосудительным.

Опасаясь быть непонятым, лично я готов оспорить это распространенное мнение.

Платонов, конечно, – большой писатель, тут спору нет, но никак не гений. Во-первых, у него не было бороды. Если же мы посмотрим на галерею гениев отечественной словесности, то ясно увидим, что все они носили бороду. Пушкин носил (пусть и в виде бакенбардов). Толстой носил. И Достоевский тоже был с бородой. С бородой, кстати, был и Антон Павлович Чехов.

Во-вторых, Платонов не имел никаких странностей. Пушкин, например, написавши гениальные строки, бегал по комнате в халате и кричал: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Про Платонова ничего подобного неизвестно. Неизвестно даже, был ли у него халат. Толстой, в свою очередь, живя вполне благополучно и обеспеченно, годами прятал от себя веревку, чтобы случаем не сделать из нее петлю. Платонов же, ведя жизнь нищую и убогую, ни разу даже не помыслил о самоубийстве, во всех ситуациях оставаясь вполне душевно здоровым. Во всяком случае, ничего о его склонности к суициду опять же неизвестно.

В-третьих, он не страдал продолжительное время никакой тяжелой болезнью. У Достоевского, у того была эпилепсия. Без которой он, понятное дело, не был бы Достоевским. У Антон Палыча Чехова была чахотка, по-современному говоря – туберкулез. Не чахотка бы, так бы он и не сделался Чеховым, а остался автором юмористических рассказиков Чехонте. Справедливости ради следует заметить, что туберкулезом (чахоткой, по-старому) Платонов все же заболел. Но болел недолго и вскоре умер. Ко всему тому, когда это произошло, он уже написал все свои произведения, и болезнь не оказала никакого воздействия на его творческое развитие.

И наконец, последнее. Общеизвестно, что Платонов, зарабатывая на жизнь, подметал тротуары во дворе Литинститута. Другими словами, работал дворником. Да разве бы гений позволил себе такое? Конечно, была пора, и я шуровал в котельной. Но когда я вышел из андерграунда и стал вполне легальным поэтом, – чтобы я позволил себе так опуститься? Несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства! Миссию, возложенную на тебя Небесами, должно нести с достоинством.

Будь Платонов гением, не сомневаюсь, прекрасно бы это чувствовал. Нам, кто отмечен Небесами, оттуда, свыше, это чувство и дается[6 - Кстати: бороду я ношу с юности. Странностей у меня хватает, могу ими с кем-нибудь даже и поделиться. Есть и болезнь. Которую я несу как свой крест, понимая, что без нее не обойтись. Что за болезнь, не говорю, потому что пока это – сугубо личное.].

О великих изобретениях

Телевидение, конечно, – великое изобретение.

И радио великое изобретение.

Но все же, думается мне, ничто не может сравниться с кинематографом. Кинематограф ставит фильмы по книгам писателей и выплачивает им за это гонорары. Радио, правда, если запишут какой-нибудь отрывок и пустят в эфир, тоже платит, но разве же их гонорар можно сравнить с кинематографическим? То же и с телевидением.

Вот и судите, какое изобретение значительнее других.

Разное

Вино на радость нам дано. Это понятно. Главное, не перебрать, чтобы на утро не болела голова[7 - Правда, полагаю своей обязанностью напомнить, что лично я не пью, хотя во избежание всяческих недоразумений и вынужден был всю жизнь изображать из себя вполне добропорядочного русского человека. Иначе говоря, пьющего со страстью и усердием.].

Но зачем нам дан табак? Сначала никак не понимали, что с ним делать и заталкивали в нос, отчего страстно чихали, а также впоследствии заболевали злокачественными опухолями уха-горла-носа.

Потом его стали курить. К чему сначала нужно долго привыкать, а после, когда привыкнешь, невозможно бросить, хотя по утрам донимает кашель, а впереди маячит угроза рака легких.

Пусть от вина – цирроз печени, но перед тем – хотя бы веселье, а что от табака?

Видимо, тем человек и отличается от животного, что не все в его поведении поддается объяснению основными инстинктами. У человека еще и душа есть. Вот она-то и требует табака. А уж зачем – это ее тайна. Не все человеку дано познать.

Опять о животных

Вот если бы слон умел плавать, как кит. А кит имел бы хобот, как слон.

Заяц питался бы мясом, а волк морковкой.

У лисы были бы ноги, как у кенгуру.

Медведь имел бы не такую длинную шерсть и вообще был размером с какую-нибудь таксу.

Птицы бы плавали, рыбы летали, пресмыкающиеся если не летали, то хотя бы подлетывали.

Насколько бы интереснее было жить в таком мире!

Кто скажет, что все это детские фантазии, отвечу: устами младенца глаголет истина. Скучно жить человеку в привычном!

Одно смущает: необычное сегодня – заурядное завтра. Новое поколение, глядя на кита с хоботом и волка с морковкой, возжелает, чтобы кит был просто слоном, а волк стопроцентно походил на зайца.

Так понимаешь, что все перемены – от лукавого.

Разное

Свежий ветер в жаркую погоду очень помогает жить.

Тот же ветер, когда холод да еще дождь, очень сильно отравляет существование.