Байки забытых дорог

– Январь. Какая странная пора. Пора? Пора, мой друг, давно – пора! Туда, где пенится волна. Всегда…. Январь. Качает ветер фонари. Январь. Прошу – со мной – поговори. О том, как теплятся огни. Вдали…. Она? Она немного влюблена. В меня? Вполне возможно, что и да. А может, как это не жаль, в январь…. Январь. Какая серая пора. Вино. И кругом голова. Сосульки – с незнакомых крыш. Ты почему – молчишь? Любовь? Она всегда волнует кровь. Всегда. Когда приходят холода. Полезна очень – как морковь. Любовь…

– Что за дела творятся такие? – где-то рядом громко возмутилась такая же невидимая тётка. – Поспать не дают, ироды! Кризис на дворе, а они, супостаты, песенки поют…

– Кризис? – искренне удивился сосед Серого, бородатый мужчина средних лет. – Да, какой это кризис? Так, название одно…. Вот, помню, в девяносто втором году – серьёзное было дело. Ельцин, морда пропитая, цены на всё отпустил, а зарплату-то и позабыл поднять…

– И про пенсии забыл, рожа сытая! – неожиданно поддержала бородача невидимая тётка. – Гнида речистая! Тогда мой сынок на шахте полгода зарплаты не получал, а мне пенсию задержали почти на три месяца…. Как выжили тогда? Но, ведь, выжили…

– А что потом началось? – громко спросил мужчина в пространство, после чего сам же и ответил: – Бандитизм начался, махровый и беспредельный! Крыш было в два раза больше, чем скользких бизнесменов и вшивых коммерсантов. Но, ведь, и это пережили? Пережили! А что было в самом конце девяносто пятого года?

– Что, собственного, было тогда? Запамятовала я что-то…. Напомни-ка, товарищ!

– Выборы приближались, и многие не верили, что Ельцина переизберут на второй срок…

– Верно-верно, и я не верила!

– Некоторые индивидуумы – в какой-то момент – испугались, что к власти вернутся коммунисты. Мол, вернутся, гады, и устроят новую кровавую баню, припомнив всем прегрешения их – рыночные да коммерческие…. Вот, тогда-то во многих головах начался ещё один кризис – иммиграционный – на этот раз. Целая куча народа, похватав чемоданы и детишек, рванула на запад. Где, к слову сказать, их никто и не ждал…. Много там было поломано судеб. Кто-то – со временем – вернулся назад, а кто-то и счёты свёл с жизнью…

«Это он говорит про меня!», – подумал Серый. – «Это же я, подхватив под мышки жену и детей, рванул со всех ног в Австрию – пытать своё счастье. А через полгода вернулся обратно. Как пёс обделавшийся – без копейки денег – приполз в родимую конуру…. Больше всех тогда дочке досталось: она, как раз, пошла в первый класс. Бедная Оля! Четыре месяца отучилась в австрийской школе, а после Нового года пошла в русскую. Стресс – для ребёнка – неслабый…. Ладно, и это пережили, не сломались!

– Вскоре наступил девяносто восьмой год. Дефолт, то бишь! – вкрадчиво сообщил бородач.

– Мать их всех, красивых да богатых! Чубайса, и иже с ним! – грязно выругалась тётка. – Опять погорели все мои денежки, что копила на ремонт дачи. Вот же, гадюки сволочные…

– Ну, и что нам – нынешний кризис? – подытожил сосед Серого. – Так, ерунда ерундовая, пшик один несерьёзный. Тем более, что многие – за последние пять сытых лет – и недвижимостью обросли, да и накопления предусмотрительно держат под матрасами…

«И это – правда!», – мысленно согласился Серый с соседом. – «Квартира у меня нынче – просто отличная, дача неплохая, две машины-иномарки новенькие, денег в разных банках сложено – на чёрный день – тысяч сорок долларов. Ну, и чего это я так, спрашивается, переживаю? Нервничаю, прыщиками, даже, весь покрылся – как лох последний, чилийский.…Не, надо успокоиться, собраться с мыслями. Самое лучшее – прямо завтра, благо, что завтра суббота – рвануть на дачу. Пивка накупить литров семь-восемь, запереться, посидеть у камина, вспомнить старые времена, подбить некоторые промежуточные итоги…. Ерунда, прорвёмся!».

Словно бы заразившись общим оптимизмом, неожиданно поселившимся в зале ожидания, проснулся громкоговоритель и, откашлявшись, радостно объявил:

– Уважаемые дамы и господа! Объявляется посадка на рейс 2240, следующий по маршруту Сёстринск – Санкт-Петербург. Регистрация пассажиров начинается у стоек за номерами пятнадцать и шестнадцать. Повторяю…

В помещении зажглись все лампы дневного света и тётка, оказавшаяся – в полном соответствии со своим голосом – мордатой и толстощёкой, неожиданно попросила молоденького паренька-гитариста:

– Слышь, малец! Ты песенку-то допой, что ли. Интересно просто, чем там у тебя закончится…

Длинноволосый юнец не заставил себя просить дважды и, перебирая струны, запел:

– Звезда. Сияет в дальнем далеке. Опять. Иль, это снится мне? На стенке – толстый календарь. Январь…. Январь. Какая грустная пора. Пора? Пора, мой друг, давно – пора! Ключи? Закроем двери как-нибудь. И – в путь…. Январь. А за окошком – снег. Пурга. Она всегда – права…. Январь. И мне немного жаль – нас всех…. Январь. И мне немного жаль – нас всех…

На следующее утро – как и планировал – Серый уехал на дачу. Жена Ирина, будучи женщиной умной, возражать не стала. Повздыхала только немного – понятливо и жалостливо, а на прощанье подмигнула – тепло и нежно…

Широкой лопатой, предусмотрительно оставленной на улице, он расчистил дверь от снега, зашёл в промёрзший за зиму дом и растопил камин. Потом, часа через два с половиной, когда в комнате стало относительно тепло, Серый подтащил к камину столик, застелил его старенькой скатертью, на которую выставил многочисленные пивные банки. Вскрыв разнокалиберные пакетики, разложил по тарелкам нехитрые закуски: чипсы, орешки, снетки, спиральки подкопченного сыра и узкие кальмаровые полоски.

– Что же, приступим, пожалуй? – предложил сам себе Серый и – с негромким «пшиком» – вскрыл первую банку. – Вспомним, как оно было…

Байка первая

Превратности Судьбы: «Зенит» и портвейн – близнецы братья…

Он проснулся в предрассветный час. Было прохладно и зябко, ленивое солнышко всё ещё дремало где-то – за далёкой линией горизонта. Но кромешная тьма уже трусливо отступила, вокруг безраздельно властвовала серая, чуть подрагивающая мгла. Редкие клочья тумана задумчиво оседали на ветвях деревьев крошечными капельками росы. Заброшенный сад казался древним и ужасно таинственным. Где-то рядом тихонько шелестели волны, ненавязчиво соприкасаясь с каменистым берегом. Это старушка-Нева напоминала о своём существовании.

– И как это меня занесло сюда? – удивлённо прошептал Серый. – Так иногда бывает. Просыпаешься, и долго не можешь понять: – «Где я? Как попал в это конкретное место? Зачем?». А потом, когда память постепенно возвращается, закономерно возникает другой, гораздо более важный и трудный вопрос: – «А что, собственно, дальше-то будет?»…

1980-ый год был богат на события: московская Олимпиада, умер Владимир Семёнович Высоцкий, Серый (он же – полностью – Сергей Сергеевич Хрусталёв) окончил среднюю школу. Выпускной вечер, утреннее похмелье, мысли о грядущем поступлении в ВУЗ.

До пятого класса семья Сергея жила в Ленинграде, а потом родители «завербовались на Севера», так что школу он заканчивал уже на Кольском полуострове, в заштатном посёлке городского типа – отец и мать уезжать до пенсии «с Северов» не собирались. Как бы там ни было, но пришла пора возвращаться на историческую Родину, то бишь, в Ленинград, где остались малогабаритная трёхкомнатная квартира и добрая старенькая бабушка.

Бабушка встретила внука с распростертыми объятиями, долго вертела во все стороны, приговаривая:

– Худенький-то какой! Да и росточком не вышел! А войны-то и не было. Что же так? Это всё Север виноват. Солнца нет, витаминов нет…

– Чего это – росточком не вышел? – ворчливо возмутился Серый. – Целых сто шестьдесят три сантиметра! А что худой, так это всё из за спорта. Как-никак, чемпион Мурманской области по дзюдо – среди старших юношей, в весе до сорока восьми килограмм…

Бабушка этими объяснениями не удовлетворилась, и стала один раз в два дня регулярно ходить за разливным молоком к колхозной цистерне, каждое утро появлявшейся возле дома.

– Пей, внучок, молочко! – приговаривала старушка. – Оно очень вкусное и полезное. Глядишь, и подрастёшь ещё немного….

Внучок не спорил, а молоко пил исправно и охотно.

Куда поступать – особого вопроса не возникало. Естественно, туда, где пахнет романтикой. В те замшелые времена это было очень даже естественно и логично, тем более, что представители романтических профессий получали тогда вполне приличные деньги. Любой лётчик, моряк, геолог зарабатывал в разы больше, чем какой-нибудь среднестатистический инженер на столичном предприятии. И считалось совершенно обыденным и разумным – лет до сорока пяти «половить романтики» где-нибудь в дальних краях, денег скопить-заработать, да и осесть – ближе к старости – в каком-нибудь крупном городе на непыльной должности, а по выходным с усердием вспахивать свои шесть огородных соток.

Раньше, чем в других ВУЗах, экзамены начинались в «Макаровке», где готовили штурманов и капитанов для плаваний в суровых северных морях.

– Профессия как профессия, – одобрила бабушка. – И денежная, и с романтикой всё в полном порядке…

Сергей отвёз в училище документы, написал заявление о приёме – всё честь по чести. Но уже на медкомиссии – к его огромному удивлению – случился полный облом. Пожилой доктор – с аккуратными седыми усами, в белоснежном накрахмаленном халате, наброшенном поверх уставного тельника – быстро опустил парнишку «с бескрайних морских просторов на скучную землю»:

– Нет, братишка, задний ход! Не годишься ты для нашего легендарного заведения. В твоём носу сломана важная перегородка. Дрался много, или спорт какой? И то, и другое? Молодцом, одобряю! Но из твоего носа – на морском ветру – польются такие сопли…. Только вёдра успевай подставлять! А зачем, спрашивается, нашему прославленному российскому флоту сдались сопливые офицеры? Нонсенс, однако, получается…. Да, ладно, не огорчайся! Не один ты такой…. Тут – метров пятьсот ближе к Неве – располагается Горный Институт. Все хиляки от нас туда держат курс. Тоже лавочка неплохая. Дерутся только их студенты с нашими курсантами, постоянно друг другу пустыми пивными кружками разбивают головы. Но, это так, не со зла. Традиции, брат, понимаешь, старинные. Не нами придуманные, не нам и отменять…. Так что, смело греби в том направлении. И семь футов тебе под килем!

Серый послушался доктора и «погрёб».

Старинное приземистое здание, толстенные колонны, узкие, сильно выщербленные ступени. По разным сторонам от входа размещались странные скульптуры: два полуголых мужика, покоцанных временем и ветрами, крепко обнимали таких же покоцанных девчонок. А на асфальте, рядом с длинной каменной лестницей, обнаружилась белая надпись, выведенная аккуратными метровыми буквами: – «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ ЛГИ!».

– А что, на мой взгляд, мило, – решил Серый. – Зайдём, пожалуй!

Тут же выяснилось, что на чистых геологов (РМ) наблюдался бешеный конкурс – пятнадцать человек на место. А, вот, на второстепенные геологические специальности (гидрогеология – РГ, и бурение скважин – РТ) поступить было не в пример легче, особенно, если средний балл по аттестату был выше, чем «4,5». У Сергея этот показатель равнялся четырём целым и восьми десятым балла, да и название будущей профессии ему очень приглянулось: – «Техника и технология разведки месторождений полезных ископаемых».

– Лихо загнули! Сразу и не поймёшь, что к чему, – решил Серый и сдал документы на РТ.

Через две недели он получил две пятёрки – по математике «письменно» и «устно» – и был зачислен студентом Ленинградского Горного Института имени Г.В. Плеханова. Учитывая, что до начала занятий оставалось ещё больше месяца, Сергей решил по-быстрому смотаться на Кольский полуостров – порыбачить вволю, грибами заняться всерьёз: зимой суп из сушёных грибов – самое милое дело.

Но, не тут-то было, худой и желчный декан факультета ехидно объявил:

– Все первокурсники, поступившие по эксперименту, направляются в подшефный совхоз «Фёдоровское», на прополку турнепса. Счастливо вам потрудиться, дорогие товарищи комсомольцы!

Приехав в Фёдоровское «товарищи комсомольцы» откровенно запечалились, созерцая бескрайнее широченное поле, покрытое полуметровыми сорняками. Пьяненький совхозный бригадир выдал вновь прибывшим работникам ржавые тупые ножи и скомандовал:

– Вперёд, орлы и орлицы! За славой и орденами!