Бандитский Петербург

Вот только… Назови хоть так, хоть эдак – все едино: мародерство в нашей стране считалось мало того что ремеслом презираемым (сродни «лихоимству» – греховной страсти, заключающейся в приобретении выгоды за счет затруднительного положения ближнего), но и официально признавалось уголовно наказуемым деянием. К сожалению, ленинградским милиционерам в годы блокады пришлось столкнуться и с этим, новым для себя типом преступлений.

Мародеры обворовывали мертвых на улицах, в моргах, на кладбищах. Да что там? – Везде, где представлялась такая возможность. Чаще всего хватали верхнюю одежду и обувь, но бывали случаи, когда бесхозные трупы раздевали буквально до нижнего белья. Налетали, аки вороны на падаль. Действовали методично, быстро, опасаясь быть застигнутыми на месте преступления. Если примерзшие валенки не снимались – запросто могли отпилить покойнику ноги. Обручальное кольцо уносили вместе с отрубленным пальцем… Еще более отвратительными становились эпизоды, связанные с «раздеванием» живых людей, упавших на улице вследствие временного упадка сил или голодного обморока. Понятно, что лишив таких людей шапки, пальто и обуви, преступники обрекали их на предсказуемую смерть. Впрочем, в те страшные дни смерть была «предсказуема» повсюду.

К мародерству «классическому» в блокадном Ленинграде была приравнена и спекуляция. Здесь применительно к тем случаям, когда отдельные преступные элементы, устраиваясь в торговые и распределительные организации, расхищали продукты, а затем обменивали их на рынках и стихийных толкучках на ценные вещи, одежду, предметы роскоши. Военный Совет в своем специальном постановлении расценил эти действия как «мародерство», установив за них повышенную уголовную ответственность.

И всё же самым главным предметом преступных посягательств являлись продукты питания. Прежде всего – Хлеб. Синонимом которого стала сама Жизнь. Карманники «щипали» у горожан продуктовые карточки; грабители предпочитали действовать «на рывок», выхватывая у ослабевших людей сумки с хлебом и теми же карточками; бандиты грабили склады, магазины и совершали дерзкие налеты на хлебные обозы, что в условиях первой блокадной зимы зачастую представляли собой повозки, в которые впрягались не лошади, но средних лет женщины.

Измученные голодом, в силу разных причин лишенные (либо лишившиеся) продовольственных карточек люди нередко просто выхватывали у «отоварившихся» в магазинах счастливчиков их пайку и тут же съедали ее, покорно принимая неминуемые жесточайшие побои. Чаще всего такого рода преступления совершали дети и подростки. К слову, с юридической точки зрения уголовное преследование за подобный проступок не предусматривалось в силу его внешней малозначительности – ведь съеденный кусочек хлеба официально стоил всего несколько копеек. Но в условиях блокадного Ленинграда этот кусочек имел и другую стоимость – человеческую жизнь. Посему было принято решение в обязательном порядке привлекать задержанных за такие преступления к уголовной ответственности, вплоть до высшей меры. Как результат: случаев «краж у прилавка» стало значительно меньше.

Прекрасно осознавая последствия «хлебных преступлений», милиционеры вели с ними беспощадную борьбу: сопровождали хлеб от пекарен до магазинов, присутствовали при его раздаче, «перекрывали» крупные очереди, выявляя подозрительных лиц и потенциальных карманников, устраивали засады в местах, где практиковались грабежи «на рывок».

Из блокадных записей сотрудника ленинградского уголовного розыска Федора Черенкова: «15 июня (1942). Завтра, объявили, будет банный день… Мытье в бане не состоялось. Прибежал посыльный. Тревога. Бежим из бани. В доме № 13 по улице Жуковского убийство. Розыск убийцы поручили мне и Бычкову. Я попросил Гришу Ищенко с Гранатом. Нашли гада только 20-го – убил за 500 граммов хлеба. Трибунал. Старшина Блинов выдал кальсоны и рубашку чистую, но с двумя заплатами».

В это же время сотрудники ОБХСС днем и ночью охотились на «крупную рыбу». К представителям таковой относились: преступники из числа лиц, которым по роду своей деятельности приходилось заниматься операциями с продовольствием (работники торговли, общественного питания, системы снабжения); крупные спекулянты и дельцы «черного рынка»; должностные работники, выписывавшие продуктовые карточки на вымышленных лиц, либо присваивавшие карточки умерших или выбывших людей; фальшивомонетчики, занимающиеся подделкой карточек.[27 - Одним из крупных уголовных дел блокадного Ленинграда стало майское, 1942 года дело о фальшивых продуктовых карточек, которые изготовлялись, хоть и в кустарных условиях, но на подлинной бумаге, подлинными красками и подлинными шрифтами. Уборщица цеха «Лениздата» собирала подготовленные на выброс изношенные шрифты и обрезки карточной бумаги, выносила их и продавала двум фальшивомонетчикам. На выходе у тех получался практически подлинный «продукт»: распознать такого рода подделку мог лишь профессионал, знающий, в чем заключаются различия между ручным и типографским наборами.]

Результаты титанической работы ленинградского ОБХСС поражают воображение даже и в наши дни. Судите сами: в общей сложности за время блокады сотрудниками этой милицейской службы было изъято у спекулянтов и расхитителей: продуктов – 701 тонна 387 кг, наличных денег – 23 331 736 рублей, золота в изделиях и слитках – 124 968 кг. За этими цифрами – тысячи спасенных жизней не только ленинградцев, но и других советских людей. Ибо, если изъятые у преступников продукты питания распределялись сугубо по госпиталям, лечебным и детским учреждениям Ленинграда, то вот деньги и ценности через местное отделение Госбанка поступали в Фонд обороны всей страны. Так что не только Большая земля помогала Ленинграду выстоять, но и сам осажденный город, чем мог, помогал Родине…

* * *

Вскоре после полного снятия блокады в Ленинграде вновь стремительно начала расти преступность. Город наводнили банды профессиональных уголовников и не уступающие им в жестокости шайки подростковой шпаны. На счету одной только группы, возглавляемой 17-летним Борисом Королевым – по прозвищу, разумеется, Король, – числились десятки преступлений.

В ночь на 24 июня 1944 года из Музея истории религии Академии наук СССР, который в ту пору размещался в стенах Казанского собора, был похищен представляющий историческую ценность бюст фельдмаршала Кутузова на бронзовом постаменте работы XIX века.

Дерзкая «кража со взломом» в какой-то степени получила окрас преступления политического. А все потому, что в годы войны персоналию Светлейшего Князя Михаила Илларионовича в очередной раз «подняли на щит» и взялись активно использовать в идеолого-пропагандистских целях. Так, в июле 1942 года в СССР были учреждены ордена Кутузова 1-й и 2-й степеней (второй после ордена Суворова по порядку учреждения и старшинства «полководческий» орден), а за три месяца до кражи в Казанском соборе на советские экраны вышел художественный фильм «Кутузов», создатели которого впоследствии удостоились Сталинской премии. Посему неудивительно, что после того, как преступление не удалось раскрыть по горячим следам, этим уголовным делом занялись лучшие сыщики ленинградской милиции.

Ровно месяц спустя, 23 июля, в Ленинграде было совершено, казалось бы никак не вяжущееся со сферой культурных ценностей, куда как более жестокое преступление:

Снова ночью неизвестные преступники, вышибив дверь главного входа, вошли в здание средней школы № 206, что на набережной реки Фонтанки. Здесь, взломав замки, они проникли в столовую, по-видимому движимые желанием разжиться продуктами. Не обнаружив таковых (что вполне объяснимо – лето, каникулы), преступники прошли в помещение кухни, намереваясь порыться еще и в кладовых. И вот здесь-то они наткнулись на спящую сторожиху Нарышкину. Опасаясь, что крики женщины привлекут ненужное внимание, главарь преступников достал нож… Итог – семь нанесенных резаных ран лица, шеи и грудной клетки. По счастью, сторожиха осталась жива.

Теперь, по прошествии многих десятилетий, нам доподлинно неизвестны все обстоятельства раскрытия этого преступления. Может статься, что пришедшая в себя Нарышкина опознала кого-то из нападавших. Также не исключено, что сотрудники уголовного розыска, подняв милицейскую статистику, сопоставили сей разбойный налет с другим преступным эпизодом. А именно: чуть раньше, в ночь на 19 июня, в этой школе уже совершалась кража. Тогда из директорского кабинета оказались похищенными продукты питания, которые директор долгое время собирал для отправки в эвакуацию своим дочери и внукам (банка варенья, крупа, соль, сахар). Учитывая, что за столь короткий период преступники дважды «заходили» на один и тот же «объект», сама собой напрашивалась версия, что искать грабителей следует среди лиц, имеющих отношение к школе № 206.

И вскоре таковой круг лиц, в первом его приближении, был очерчен.

Подозреваемыми оказались… школьники. Редкостные, скажем прямо, негодяи.

По мере накопления оперативной информации стало выясняться, что речь идет о самой натуральной банде. Причем – неплохо вооруженной. У истоков ее создания стоял Борис Королев, неформально объединивший вокруг себя ряд учеников 206-й школы: Юрьева (Дон-Жуан), Рядова, Еранова, Иванова (Бутуз). Была в банде и своя Королева – школьница М. Красовская. Позднее к сложившемуся костяку группы примкнули другие, выражаясь современным языком, «трудные подростки» из числа воспитанников школ фабрично-заводского обучения и ремесленных училищ. Как в дальнейшем установит следствие, в «лучшие» для банды Королева времена ее численность доходила до трех десятков человек.

Четко выраженной преступной специализации у банды не было – занимались всем подряд: квартирные кражи, разбойные нападения, грабежи, заурядное хулиганство. Но при этом – все по-взрослому, зачастую с применением оружия и насилия. Так, в один из сентябрьских дней 1944-го, постовой милиционер 27 отдела милиции тов. Леушин, заметив в сквере на площади Островского группу подростков, выясняющих между собой отношения посредством кулаков, поспешил вмешаться в конфликт. И тогда один из участников сей потасовки – сам Король, ничтоже сумняшеся, достал нож и нанес Леушину удар в шею. Рана оказалась неопасной для жизни, однако сам факт нападения на милиционера красноречиво свидетельствовал о полной «отмороженности» главаря банды. Впрочем, клевреты Короля в этом смысле были ему под стать.

5 октября четверо «королевичей» предприняли попытку взлома квартиры в доме по улице Песочной (здесь, скорее всего, не нынешняя, что в Лахте, а впоследствии исчезнувшая, проходившая от площади Растрелли до Кирочной улицы). Подросткам удалось взломать один из дверных замко?в, когда на место преступления прибыл наряд милиции, вызванный бдительными соседями. Однако задержать удалось лишь одного из преступников (Казакова), при нем были обнаружены воровские инструменты для взлома.

Узнав об аресте подельника, Король и его приближенные ушли… Нет, не в бега – в глубокий запой. Основательно «разговевшись» утром 6 октября, далее, в течение светового дня, они последовательно совершили несколько дерзких хулиганских выходок (одной из жертв оных – шестнадцатилетней девушке, пришлось пробыть на больничной койке около двух месяцев) и ближе к ночи снова оказались в некогда облюбованном бандой сквере перед Пушкинским (ныне – Александринским) театром. Один из подручных Короля предложил попробовать новое развлечение – изнасилование. Атаман предложение одобрил и в качестве наиболее подходящего места для совершения преступления выбрал будку, стоявшую все в том же сквере.

Первой намеченной жертве удалось вырваться – в качестве «боевого трофея» преступникам досталась ее дамская сумочка. Затем сорвалась и вторая попытка. Но вот проходившей через сквер бойцу штаба МПВО Зайцевой не повезло: угрожая ножами, малолетние бандиты затащили девушку в будку, заткнули ей рот носовым платком и совершили семь насильственных половых актов. Могло быть и больше, но стоявший «на стреме» участник шайки, завидев постового милиционера, подал сигнал – и насильники разбежались.

Но это была уже агония… 7 октября сотрудники ленинградской милиции выезжают на задержание Короля. Он оказывает бешеное сопротивление, отстреливается из пистолета (при этом ранит одного из милиционеров), пытается уйти проходными дворами, врывается в одну из частных квартир. И все же Короля берут. Берут живым, хотя в сложившейся ситуации вполне могли бы и…

Начинаются массовые аресты других членов банды, причем в ряде случаев милиционеры вновь встречают упорное вооруженное сопротивление. По местам проживания фигурантов проводятся обыски. В ходе одного из них, на квартире Ивана Рядова, обнаруживается… бюст Кутузова. Тот самый. Из Казанского собора.

Собранных к тому времени доказательств и свидетельских показаний оказалось, что называется, выше крыши. Понимая это, все члены банды (включая главаря) спешат давать исключительно «чистосердечные» показания и на допросах топят друг друга…

В начале апреля 1945 года рассматривавший уголовное дело «банды Короля» Военный трибунал огласил приговор: Борису Королеву – высшая мера наказания, остальным участникам – различные сроки заключения. (К примеру, Королева (Красовская) получила 8 лет лишения свободы…)

«Днем и ночью в центре города и на его окраинах идет ожесточенная борьба между милицией и преступным миром, – писала в те дни газета ленинградской милиции „Пост революции“. – Об этой „малой“ войне редко говорят и еще меньше пишут. Но нам, непосредственным участникам этой войны, хорошо знакомы ее размах и ожесточение, ее герои и жертвы».

Одним из участников этой «малой» войны был и помянутый нами участковый милиционер Тимофей Гурченок. Да-да, он выжил в блокаду, после чего прослужил в рядах ленинградской милиции вплоть до 1960 года. Впрочем, это уже совсем другая история.

    Ноябрь 1995 – декабрь 2004 гг., весна 2015 г.

Часть третья. Воровской венец

Для большинства добропорядочных обывателей понятия «вор» и «бандит» если и не абсолютно идентичны, то, во всяком случае, очень близки.[28 - В данном случае мы употребляем термин «бандит», который на протяжении последних двух десятков лет у населения устойчиво ассоциируется с отечественным новоязом «рэкетир» (т. е. человек, занимающийся вымогательством с применением угроз и насилия, аналог американских гангстеров). Хотя само по себе понятие «бандит» несколько иное и подразумевает человека, совершающего разбойные нападения, т. е. вооруженного грабителя. Кстати, то, что в конце 1980-х годов стало у нас именоваться «рэкетом», существовало всегда, может быть, только под другими названиями, в других формах. Слишком соблазнительна для части рода человеческого идея отъема денег (причем неоднократного, а то и регулярного) при помощи грубой силы. В поисках аналогий можно вспомнить и баскаков, опустошавших русские села во времена монголо-татарского ига.] Между тем это абсолютно не так. Более того, сферы интересов бандитов и воров постоянно пересекаются, и между ними существуют противоречия непримиримого идеологического характера, которые разрешаются часто путем физического устранения друг друга. При этом четкого разделения мира организованной преступности на воровской и бандитский нет. Воры и бандиты могут сотрудничать, могут использовать друг друга открыто и втемную, и все же – это две идеологически разные системы; превалирование одной из них в каждом конкретном регионе может оказывать влияние не только на характер криминогенной ситуации, но и на сферы бизнеса, экономики и, конечно, политики.

Петербург, например, в отличие от, скажем, Москвы, никогда не был воровским городом. Воровские авторитеты, так называемые воры в законе, если и не отрицались в Питере в открытую, то, по крайней мере, не имели такого влияния, как в Москве или, допустим, в Сочи.[29 - По данным одного весьма информированного эксперта, в середине 1990-х в Санкт-Петербурге проживало одиннадцать воров в законе, включая приезжих. В Москве же на тот период их насчитывалось более двух с половиной сотен.] Так было. При этом обе системы организованной преступности испытывали большие трудности от внутренних и внешних дестабилизирующих факторов, результатом чего, в частности, стали серии успешных и безуспешных попыток ликвидаций крупных авторитетов в Москве и Петербурге.

В Москве с начала 1992 по 1994 год были убиты такие воры в законе и авторитеты, как Витя Калина, Глобус, Гитлер, Сильвестр, Бабон, братья Квантришвили, Федя Бешеный, Моня, Рембо, Француз. В Петербурге прошли успешные ликвидации Ноиля Рыжего, Айдара Гайфулина, Коли Карате, Альберта Рижского, Звонника, Андрея Берзина, Клементия, Кувалды, Лобова и многих других более мелких бандитов. Чудом остались живы после дерзких и хорошо подготовленных покушений на их жизнь Костя Могила, Миша Хохол, Бройлер, Сергей Васильев, Владимир Кумарин.[30 - Примечательно, что перечисленные чудом оставшиеся в живых затем с еще большей активностью продолжили свою профессиональную деятельность. Некоторые впоследствии снова становились объектами покушений (в частности, в отношении того же Бройлера таких попыток предпринималось семь или восемь). И все же, пережив лихолетье бандитского естественного отбора, они сумели выжить, а затем видоизмениться в благополучных бизнесменов. Как тут не вспомнить дарвинское «выживает сильнейший»? Впрочем, и этот постулат иногда дает сбой: в мае 2003 года в самом центре Москвы был убит Константин Яковлев (Могила); ровно три года спустя, уже в самом центре Петербурга, было совершено очередное дерзкое покушение на Сергея Васильева, в результате которого он каким-то чудом снова остался жив. А может, эти эпизоды всего лишь свидетельствует о том, что господа Яковлев и Васильев к этому времени просто перестали входить в ранг сильнейших?]

Эта кровавая статистика говорит о многом, и прежде всего о все еще недостаточно высокой степени организованности обеих систем российского мира профессиональной преступности. Чем выше уровень организованности, тем больше заинтересованности в стабильности, тем меньше кровавых разборок и войн, которые наносят прежде всего огромный экономический ущерб всем враждующим сторонам. Стабильность же в преступном мире может наступить тогда, когда будет принята подавляющим большинством единая идеология и единая система правил и законов, регламентирующих жизнь и работу профессиональных преступников.

Опыт ряда зарубежных стран, в которых мафиозные структуры сформировались значительно раньше, нежели у нас, в России, свидетельствует, что монополизация черного рынка крупными преступными группами в конечном итоге снижает уровень применения физического насилия, поскольку отношения между преступными организациями на определенном этапе начинают регулироваться на основе достигнутых ими соглашений (а значит, сокращается общее число насильственных преступлений). То есть на смену былому насилию, по идее, должны приходить более тонкие и дипломатические приемы конкурентной борьбы.

Вот только наши отечественные бандиты научатся дипломатии, похоже, еще не скоро. По крайней мере криминальные события последних лет показывают, что до сих пор в большинстве случаев конкурента гораздо легче завалить, нежели попытаться с ним договориться. Действует правило из старого анекдота с бородой: «Чего думать? Трясти надо!» Даже те авторитеты, которые впоследствии ушли в легальный бизнес и пытаются всячески дистанцироваться от явного криминала, нет-нет да и сталкиваются с подрастающим поколением молодых волков, норовящих оттяпать кусок пожирнее. И в таких случаях дипломатия помогает далеко не всегда (молодым вообще свойственно не признавать авторитетов). Тогда вольно-невольно приходится защищаться, в том числе и неформальными методами.

Наш интерес к миру воров в законе далеко не случаен. Из разных источников идет информация о резком усилении воров в Петербурге, усилении настолько мощном, что не исключена возможность скорой переориентации нашего города из бандитского в воровской. А если таковая вероятность существует, то к этой переориентации нужно быть готовым, потому что любые глобальные изменения в какой-либо одной сфере внутренней жизни города обязательно скажутся на других. А для прогнозов нужны знания.

Итак, кто же они такие – воры в законе?

Зазеркалье

Мир воров имеет свою внутреннюю логику и обустроенность, которые очень трудно понять обычному человеку. Любопытный факт – большинство иностранных журналистов, интересовавшихся ворами в законе, так и не смогли понять, кто же они такие. Это, конечно, не случайно. Говоря о мире воров, нужно практически к каждому предложению добавлять словосочетание «как правило». Это мир, где существуют жесткие законы, которые, тем не менее, часто нарушаются, есть свое понятие добра и зла, своя мораль. Это своеобразное зазеркалье, где нет постоянных величин, а внутреннюю логику может до конца осознать только абориген.

Понятие «вор в законе» – чисто российское.[31 - Вопреки бытующему в широких кругах мнению, до революции воров в законе не было. Эта группировка родилась в начале 1930-х годов в результате кровавой и трагичной войны между группировками бывших урок и жиганов. «Закон» в словосочетании «вор в законе» означает свод именно воровских правил и понятий. Некоторые источники полагают, что термин «вор в законе» скорее милицейский, чем собственно воровской. В своих письмах (малявах) воры в законе подписываются: вор Абрек, например. Да и в жизни они редко употребляют словосочетание «вор в законе». Зайдя в камеру, объявляют: «Я – вор!» – и всё.] Ничего похожего на Западе нет. Воры в законе – это определенная категория лиц, профессиональных уголовных преступников, которые культивируют и лелеют традиции и законы уголовного мира, перенося устои тюрьмы и зоны на уклад своей жизни на свободе. Они – авторитеты, которые должны безоговорочно признаваться всем уголовным миром. Однако, чтобы стать вором в законе, мало быть признанным авторитетом. Например, Александр Иванович Малышев – безусловный авторитет не только в Петербурге, но и далеко за его пределами, однако он никогда не был вором в законе.[32 - По ходу дальнейшего повествования мы еще не раз будем возращаться к личности Малышева, поскольку его вклад в историю бандитского Петербурга весьма значителен.]

Вор в законе должен отвечать ряду жестких требований. Он должен не работать, никогда не служить в армии, не иметь прописки и семьи, не окружать себя роскошью, не иметь оружия, не прибегать к насилию и убийствам, кроме как в случае крайней необходимости. Некоторые из этих запретов в настоящее время пересмотрены. К примеру, с некоторых пор вор вполне может жениться. Подобная тенденция к пересмотру ряда воровских норм поведения в полной мере укладывается в общее русло развития рыночных отношений в России. Как это ни парадоксально, но сегодня многие воры в законе вслед за бандитскими авторитетами также пытаются легализовать свою деятельность – невзирая на то что обзаведение собственностью, стремление к личному накопительству плохо соотносится с воровскими догмами о том, что деньги как вода – «как приплыли к вору, так и уплывут». Увы, в нашей нынешней жизни появилось слишком много соблазнов, чтобы продолжать стоически игнорировать их. Отсюда вытекает и альтернативность поведения воров в плане трактования ими воровского закона. Все чаще делается акцент на самые простые и удобные правила: получать в общак, не работать, не служить в армии. А вот нормы, касающиеся воровской аскезы и презрения к барыжничеству, уже более размыты и не столь категоричны. Ничего не поделаешь – так уж исторически сложилось, что у воров должны быть законы. Вот только сегодня они… для дураков. Сегодня надо быть либо юным воришкой, либо романтически тупым арестантом, чтобы верить в некие честные воровские суды и общаки. Что же до последних… Оно конечно – если собрать приличный куш в сотни тысяч долларов, то почему бы и не загнать в изолятор микроавтобус с «Беломором»? То-то разговоров потом будет в хатах! Отцы родные, благодетели!..

Принципиальное отличие между бандитами и ворами заключается в отношении к насилию как к методу решения различных проблем. Если бандиты большинство возникающих проблем привыкли решать силовыми методами, калеча людей физически, то воры декларируют свою приверженность методам морально-психологического воздействия. «Не надо воспитывать молодежь ногами, достаточно одной пощечины», «покалечишь человека, он потом не сможет работать» – эти принципы, однако, вовсе не говорят о безобидности воров. Наоборот, в случае обострения возникшей проблемы до критической точки используется, как правило, один выход – физическое устранение человека-проблемы. «Нет человека – нет проблемы» – знакомо, не правда ли? И в то же время этот страшный потенциал не расплескивается по пустякам. Например, широко известный, можно сказать эталонный, вор в законе Дядя Вася Бузулуцкий[33 - Бузулуцкий Василий Иосифович, 1932 г. р. В криминальной среде был известен также под кличкой Дед. Общий тюремный стаж насчитывал около 40 лет. Умер в больнице в январе 1994 года. Смерть Бузулуцкого окружена ореолом таинственности – многие бродяги считали, что Дядю Васю намеренно угробили врачи.], сидя однажды в ресторане и увидев драку, немедленно бросился разнимать забияк. При этом сам пострадал, но ничего не сделал своим обидчикам, хотя одного его слова было бы достаточно для того, чтобы перерезать половину посетителей. Другой известный вор в законе, Горбатый, инструктируя своих подчиненных перед тем, как поставить очередную богатую квартиру, не только запрещал им применять какое-либо насилие к жертвам, но и заставлял брать с собой на дело валидол – на случай, если кому-то при расставании с ценностями станет плохо. Когда Горбатый сам шел на дело, он мог даже пить чай со своей жертвой, при этом утешал ее и объяснял, что не только в деньгах счастье. Бандитов Горбатый не жаловал, называл их дебилами и розовой плесенью…

Однако простое соблюдение перечисленных выше требований вовсе не дает еще гарантии получения титула вора в законе. Для этого еще надо пройти так называемую коронацию. Коронация – это, может быть, даже более серьезное мероприятие, чем прием в партию в советские годы. Для того чтобы пройти коронацию, необходимо собрать как минимум две рекомендации от воров в законе. Потом по зонам, тюрьмам, городам и весям рассылаются малявы – воровские письма. В этих письмах расспрашивают о кандидате на воровской титул – не знает ли кто-нибудь какого-либо компромата на неофита. Лишь после полученных подтверждений на сходняке в зоне или на воле проходит коронация.[34 - Мне приходилось слышать и такую информацию: настоящая коронация возможна лишь на пересылке или в тюремной больнице. Действительно, некоторые из воров считают, что воровскую корону нужно вручать только в таких местах. Однако коронацию проводят как на зоне, так и на свободе. Другое дело, что лицо, коронованное на зоне, заведомо пользуется бо?льшим уважением.] Если по каким-либо причинам кандидата не короновали, он называется сухарем. Как правило, отличительный знак вора в законе – вытатуированное на груди сердце, пронзенное кинжалом («смерть за измену»). Если кто-то некоронованный сделает себе такую татуировку, то жить ему останется ровно столько, сколько информация об этом будет идти до любого вора. Тот вор в законе, который по каким-либо причинам отошел от дел, называется отказником. Ярким примером отказника был как раз упомянутый выше Горбатый. При этом он оставался авторитетом, потому что не завязал. Но Горбатый окружил себя роскошью, имел квартиру, жену, детей и, самое главное, – не участвовал в сходняках, то есть отошел от воровской жизни, короче, нарушил почти все требования, предъявляемые к правоверному вору в законе. (Таких в воровской среде также называют прошляками по зоне.) Отказника, в принципе, могут убить. Завязавшего же вора в законе убить просто обязаны.

Но… Был такой известный вор в законе, имевший много кличек, но мы будем называть его самой первой, еще детской – Босой. Он сел в тюрьму в 15 лет и просидел в ней с тремя короткими перерывами до 46 лет. У Босого был трудовой стаж четыре дня к моменту его освобождения. Он сидел за разбой, бандитизм, сопротивление властям, нанесение телесных повреждений и т. д. В зоне особого режима он чувствовал себя как дома. И вдруг получил письмо от матери, которая просила его приехать, чтобы могла умереть рядом с сыном. И Босой решил завязать. Приехал к матери, устроился на работу водителем грузовика. Выдержал милицейский надзор. Женился. И получил приглашение на воровской сходняк в Хабаровске. Не ехать туда он не мог, вернуться оттуда живым шансов практически не было. Но он вернулся. Почему – никто не знает. Тем более из Хабаровска, где человека зарезать проще, чем яичницу зажарить. Эта история – лишь одна из многих загадок воровского зазеркалья. Впрочем, загадка разрешилась просто. В 1995 году я получил информацию о том, что Босой все-таки был ликвидирован.

Надо сказать, что эпоха начавшихся глобальных перемен в нашем обществе с середины 1980-х годов затронула, естественно, и воровской мир. Появились тенденции, которых раньше никто не мог предугадать даже в горячечном сне. Венец вора в законе стало возможным купить за деньги, правда, за очень большие. (Аналогии с креслом в Госдуме образца второй половины 1990-х – налицо.) В основном такие приобретения могла себе позволить лишь шустрая молодежь из лиц пресловутой «кавказской национальности».[35 - Таких скороспелых воров называют апельсинами. Их появление – еще одна примета, указывающая на видоизменение канонических воровских понятий. В начале 1991 года после сходняка в Киеве крупные воровские авторитеты из славян приняли линию на вытеснение из России кавказцев. По всем зонам и пересылкам носили письма, подписанные авторитетами, в которых провозглашалась «новая национальная политика». Вот пример одного такого письма: «Братва, час вам добрый. Мир и благо вашему дому. Суть в том, что в Грузии злоупотребляют Воровским именем! Видите, какая смута идет, и муть идет от молодых Воров-грузин… Получается, что куда ни сунешься, везде звери, и везде подрывают авторитет русских Воров… Кукла, Устиновский, Сережка Интеллигент, Санька Антип, Малина, Бородуля, Бешеный, Седой, Шурик Захар, Шурик Низакон, Веревка, Боря Грузин очень переживают за то, что братва находится в заблуждении…»] Конечно, это делалось не только для того, чтобы потешить свое южное тщеславие. Воровской венец открывал путь к деньгам неизмеримо большим, чем были потрачены на его приобретение. Титул давал авторитет и право быть арбитром в разборках между различными группировками. За арбитраж, как правило, платятся деньги, притом немалые. Часто разборки моделируются искусственно, как говорится, высасываются из пальца. Такие ситуации называются разводками, они тоже стоят очень дорого. То бишь борзыми щенками не отделаешься: ведь, как правило, кто даст больше, того и правда. Бывает так, что вора в законе приглашают в какую-нибудь группу только для того, чтобы усилить ее влияние. Иногда, кстати, подобные шаги совершают и солидные коммерческие организации, но об этом пойдет речь ниже. Так что в покупке воровского звания, как и в покупке, скажем, места бармена, мясника или милиционера (что особенно часто практиковалось опять же в южных республиках бывшего Союза), есть прямой экономический смысл. Правда, поговаривают, что многие из тех, кто купил-таки заветный венец, долго попользоваться им не успевал…[36 - По неофициально ведущейся статистике, воры, коронованные за деньги, умирают чаще, нежели их «классические» собратья. Почему? Делайте выводы сами.] На смену ортодоксальным ворам в законе стали приходить люди новой формации, скептически смотревшие на прежние воровские каноны. Они обладали хорошими организаторскими способностями, хорошо одевались и были энергичными, вполне современными деловыми людьми.

Одним из самых ярких представителей этой новой волны был Виктор Никифоров, по кличке Калина. Внешне он напоминал эстрадного певца Крылова – такой же полный, улыбчивый и немного смешной. По словам самого Калины, его родным отцом был известный композитор Юлий Никифоров. Тяга к музыке, видимо, была у Калины в генах. Он был хорошо знаком с Иосифом Кобзоном, который, кстати, даже провожал Витю в последний путь, после того как в феврале 1992 года какой-то молодой человек всадил Калине в затылок две пули у подъезда его собственного дома.

Приемным отцом Вити был известнейший вор в законе по кличке Япончик. Мама – знаменитая Каля Васильевна, очень умная женщина, известная в преступном мире как одна из первых леди подпольного бизнеса 1960–1970-х годов. В те времена Каля Васильевна имела тесные связи со знаменитым разгонщиком (преступником, выдающим себя за сотрудника милиции) Монголом – Геннадием Корьковым, ныне покойным.

Япончик, кстати, был последним авторитетом всея Москвы. После его отъезда в Соединенные Штаты бесконечные междоусобицы преступных групп не позволяли выбрать единого всеми признаваемого лидера. Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что стрельба в Москве случалась и при Япончике. Вторая кличка этого человека менее известна – Ассирийский Зять. Он получил ее за то, что в свое время был женат на айсорке Лидии Айвазовой[37 - Настоящее имя Япончика – Вячеслав Иваньков. Довольно подробный рассказ о нем вы можете найти в книге «Бандитская Россия» – в том ее издании, которое я готовил вместе с сотрудниками Агентства журналистских расследований.].