Те, кто выжил

Старый Амстердам даже я люблю – таких городов больше в мире нет. Он словно со старинной гравюры целиком сошел. Прижавшиеся боками островерхие дома с тремя окнами по фасаду, выстроившиеся над каналами, мощенные брусчаткой площади, рынок цветов, доброжелательные люди, атмосфера какого-то покоя и твердая уверенность в том, что если ты пойдешь гулять, то обязательно наткнешься на что-то очень интересное. Единственный город, где мы с женой из отеля шли не в какое-то конкретное место, а просто так, куда ноги принесут. И никогда не ошибались.

– Слушай, а в Амстердаме порт не меньше? – спросил я.

– Меньше, хотя тоже очень большой, – ответила Дрика. – А самый большой в Роттердаме. Смотри, какой здоровенный!

Она указала рукой на огромный круизный теплоход, пришвартованный к одному из причалов. Я поднес к глазам бинокль, пригляделся… люди стоят на палубах, строители что-то делают на причале…

– Они там людей поселили, кажется, – сказал я, передавая девушке бинокль.

Она тоже пригляделась, кивнула, отдала бинокль обратно. Затем сказала:

– Наверное, там даже неплохо, верно?

– В такое время везде неплохо, если в этом месте никто не может тебя съесть.

– Да, пожалуй, – согласилась она. – А почему ты про амстердамский порт спрашивал? Думаешь, там тоже могли люди уцелеть?

– Вполне, – кивнул я. – Чем Амстердам хуже Антверпена?

– Он лучше, – убежденно ответила Дрика. – Намного. Если бы Антверпен был лучше, то мы бы в нем жили.

– Логично, – кивнул я с уважением.

В последние пару дней Дрика начала постоянно и как-то нервно шутить, чего до этого за ней не замечалось: молодая художница была девушкой серьезной и обстоятельной. Похоже, в такой форме проявил себя мандраж: чем ближе к дому, тем больше она боялась столкнуться с реальностью и при этом все же надеялась на лучшее. Она то замолкала надолго, то вдруг становилась болтливой, а то шутила вот так, как сейчас, некстати.

– И все же?

Я пожал плечами и ответил:

– Ну если здесь сумели занять такую территорию и отбиться, то почему не могли там? В порту есть все для выживания, причем этого хватит на долгие годы – за такой ресурс люди наверняка будут бороться. Вам же совсем недалеко до порта от дома, верно? – прикинул я расстояние от Дам.

– Да, пешком за несколько минут можно добраться. Правда, там улочки узкие и каналы – если мертвецы столпятся, то уже не прорваться.

– К морю можно и по каналу ведь прорваться, верно? – вспомнил я карту города.

– Да, можно, они все туда ведут, и по Амстелу можно, но только на чем?

– Ну не знаю… экскурсионные баржи ведь катаются туда-сюда, вполне могли людей собирать, – импровизировал я на ходу. – Да на надувном матрасе хотя бы: зомби в воду не лезут.

Импровизировал, но вообще-то это было бы разумным решением. Каждое такое суденышко, широкое и плоскодонное, может взять чуть не сотню человек, а шкиперы их водят по каналам виртуозно – кажется, что вот-вот в каменную стенку уткнется, а не тут-то было: громоздкое судно чуть не на месте разворачивается и идет туда, куда и требуется. Помню, что с удовольствием сыпанул горсть монет в деревянную туфлю у места шкипера, предназначенную для чаевых, – поразился такому отточенному мастерству.

– Да, наверное, – согласилась она. – Их очень много, если успели организовать, то они весь город могли бы вывезти в порт.

– Конечно, – закивал я.

У Информцентра скопилась небольшая толпа – человек двадцать, явно чего-то ожидавших. Рядом со входом за сетчатый заборчик пристроился небольшой киоск, из которого торговали водой, пивом, сигаретами – кто-то уже сообразил открыть бизнес среди ожидающих. Этот «кто-то» был белобрыс, красноморд и толстопуз. Он сидел в киоске и смотрел на людей ничего не выражающим взглядом белесых глаз под покрасневшими веками с рыжими ресницами.

Я заметил, что платили какими-то жетонами, больше похожими на «собачьи бирки» военных, – похоже, придумали некий эквивалент местной валюты. Не удержался, подошел и спросил.

– Вон там, – указал он толстой веснушчатой рукой, – в том корпусе есть местный банк. Они принимают всякий товар и взамен дадут таких жетонов.

– Какой товар?

– Оружие, патроны, топливо, консервы, алкоголь и сигареты в основном, – ответил рыжий. – Если ничего этого нет, можете попробовать менять то, что есть, на блошином рынке.

– Далеко?

– Вон там, на складах на Кетинслаан. – Он опять, не жеманясь, указал направление пальцем, потом добавил: – Но если что, то я могу взять патроны – они тут как деньги.

Неоригинально, хотя и более чем логично. Патроны – жизнь, они действительно сейчас чуть не главная валюта в природе. А пить хочется, кстати, сюда весна тоже уже в полный рост пришла, даже лето. Впрочем, что это я – по календарю уже второй день лета… Пожалуй, хуже весны в истории человечества пока не случалось, так, чтобы сразу всем раз – да и погибнуть. И чтобы уцелевшим потом прятаться по таким промзонам. Плохая была весна, очень плохая.

В Информцентре, а точнее, в той бытовке, что стояла на самом проходе, нас приняла деловитая женщина в очках, с длинным лицом и лошадиной улыбкой, открывающей не только зубы, но и верхнюю десну, широкую и бледную. Кроме нее в бытовке было еще двое – молодая конопатая курносая девушка с идеально круглым лицом и средних лет мужчина, похожий на примерного банковского служащего, лысоватый и какой-то пыльный.

– Чего вы хотели? – спросила женщина с лошадиной улыбкой, и я только в этот момент сообразил, что мы шли сюда, так толком и не сформулировав наших вопросов.

Спросила она на фламандском, разумеется, вопрос я понял из контекста, а содержание разговора мне уже позже пересказала моя спутница.

– Мы едем в Амстердам, – заговорила Дрика. – Я сама из Амстердама… не была там с того момента, как все началось… в общем…

– Не знаете, что вас там ждет? – закончила вопрос за нее собеседница.

– Ну… да, верно, – закивала Дрика.

– Город сильно пострадал, как и Антверпен, – ответила женщина, глядя Дрике в глаза. – Очень сильно. Здесь тоже была настоящая резня. Порт отбили военные, причем не сразу: спасли уже кого получилось.

– Там… было так же?

– Абсолютно. У вас там кто-то остался?

Дрика вздохнула судорожно, кивнула, зажала ладони между коленями. Пальцы у нее заметно дрожали, и она вообще не знала, куда девать руки. Когда стояла, она клала их на автомат, а сидя так не получалось.

– Да, мама осталась.

– У нас пока нет полной базы данных по всем анклавам, – ответила женщина, глядя в экран монитора и щелкая мышкой. – Но мы стараемся такую создать – связь есть уже почти со всеми. Люди стараются перебираться на Остершельде и Вестершельде… это здесь, в Бельгии, – добавила она, перехватив уже мой взгляд и сменив язык на английский.

– Это такие острова большие у самого берега, с дамбами, – добавила Дрика для меня.

– Да, верно, – кивнула женщина, сняв очки и разминая пальцами покрасневшую переносицу. – Туда советуют всем переселяться. Море прокормит в любом случае, и оно же не пустит мертвых с материка.

– А как там с зомби? – уточнил я.

– Их уже уничтожают, – пояснила она. – Скоро, наверное, ни одного не останется. Здесь остается только анклав в порту, вот этот самый, и отдельные группы людей, которые не хотят ни с кем объединяться.

– А что в Нидерландах? – спросила Дрика.

– Почти то же самое, – ответила женщина.

Она взяла из коробки на столе салфетку и начала протирать стекла очков, и без того сверкавшие чистотой. Надев их вновь, она добавила: