Как я был Рычанчиком

Как я был Рычанчиком
Андрей Неклюдов

Один из рассказов о жизни Андрея Неклюдова.

Автор не призывает нас никому сочувствовать, или безумно радоваться чьему-то сказочному марьяжу и прочим вери-хепи-эндам.

Андрей Неклюдов

Как я был Рычанчиком

«Если слово не действительно и имя не реально… тогда…»

    А.Ф. Лосев. Философия имени, 1927 г.

«Налей безумия стаканчик

Морфей по имени Рычанчик»

    С. Коробков. Из неизданного, начало 80-ых гг.

Когда я говорил кому-либо, что живу на Дворцовой площади, мне не сразу верили. Где там можно жить, в Эрмитаже, что ли?

– В Александрийском столпе, – шутил я. – У меня в нем дупло!

На самом же деле дворницкая находилась в дугообразном строении так называемого Главного штаба, два корпуса которого соединены Триумфальной аркой, – в левом его крыле, если стоять спиной к Зимнему.

Попасть в дворницкую можно было двумя путям – либо через ведомственную поликлинику ГУВД (со стороны Мойки), проскочив сквозь нее во внутренние дворы, а оттуда, черным ходом, – в нужную часть здания; либо через главный вход некоего лишенного вывески законспирированного милицейского управления. Но так как поликлиника функционировала лишь до пяти часов вечера, то обычно приходилось звонить в массивную лакированную дверь (обращенную к площади), сквозь темные стекла которой можно было разглядеть вторую такую же дверь и ничего более.

Спустя минуты три после звонка внутренняя дверь, блеснув стеклами, подавала по-служебному сухой голос, и в промежутке появлялась немая фигура милицейского старшины с глазами сомнамбулы. В этот момент следовало приложить к стеклу раскрытый пропуск, и тогда, после внушительных щелчков дверь приотворялась.

Дальше путь пролегал по неровно освещенному, безлюдному, словно позаимствованному из области сновидений коридору. В пустоте под сводами гулко отдавались шаги по бетонному полу, запах сырости и ржавчины смешивался с запахами отхожего места и, как будто из пещеры, доносилось акустически усиленное журчание воды в туалете. И всякий раз возникало чувство, будто время в этом полуподвале остановилось.

Покрытая пылью мраморная табличка, прикрепленная к стене в коротком аппендиксе коридора (здесь когда-то был вход), сурово сообщала, что 30 августа 1918 года на этом месте был убит «страж социалистической революции» Урицкий.

В коридор выходило несколько дверей. Это и был отведенный дворникам угол. Кроме моего приятеля Кости Копьёва здесь обитали еще два дворника – коротконогий ушастый Щура Шайкин, давно отчисленный из университета за неуспеваемость, и неведомый читающей публике, но уже достаточно известный в органах ГБ поэт Сергей Коробков (со слов Кости, за свои диссидентские и авангардистские сочинения Коробков был изгнан с четвертого курса факультета журналистики).

Из комнаты Шуры постоянно по вечерам доносилось стрекотанье швейной машинки: Шурик шил что-то из огромных кусков болоньи – не то палатки, не то парашюты – и где-то нелегально сбывал. У поэта же всегда было тихо. Зайдя к нему однажды вместе с Костей, я помимо хлама, старой кровати с железными спинками и самого поэта обнаружил россыпь стихов. Ими были исписаны все обои от пола и на высоту вытянутой руки. Из того, что я сумел прочесть, запомнились две строчки, наверное, благодаря их зловещему шипению и жужжанию при абсолютной, на первый взгляд, бессмысленности:

«… И душит жизнь, как душный сон
Отживших душ, чужих имен».

В полуподвальные окна Костиной комнаты была великолепно видна Александровская колонна и бело-зеленые стены Зимнего дворца, бутафорски освещенные ночью.

Костя Копьев учился на четвертом курсе истфака, то есть на курс впереди меня. В те времена иногородние студенты нередко устраивались дворниками, чтобы иметь свое жилье и какой-то доход вдобавок к стипендии (чаще – вместо стипендии). У меня же имелось и жилье, и стипендия, но к ним вдобавок – постоянные трения с родителями, и вот однажды Костя, по дружбе, предложил мне поселиться у него. Я согласился, предвкушая жизнь веселую и беззаботную.

– Если что – говори, что ты Рычанчик, – предупредил он.

За Рычанчика, Костиного сокурсника, фиктивно оформленного дворником, Костя получал дополнительную ставку, убирая соответственно два участка.

– Это Рычанчик, – представил меня Копьев дежурному милиционеру, – ему еще не успели выписать пропуск.

– Ничего, скоро примелькаешься, – уверил он меня наедине, – будут тебя и так пускать. Главное – держись понахальнее.

Большим нахальством я никогда не отличался, однако чужое имя давало мне особые преимущества, подобные тем, что дает маска с прорезями для глаз.

На второй или третий день, явившись без сопровождения, я смело нажал кнопку звонка и не убирал пальца, пока не заклацал запор. Едва дверь неуверенно приотворилась – я протиснулся внутрь и с развязным видом направился в сумеречную глубину здания. Опешивший старшина, заперев вход, вопросительно двинулся за мной.

– Я Рычанчик, дворник, – обернувшись, небрежно бросил я и скрылся за поворотом, мысленно поздравляя себя с таким решительным вхождением в роль.

Мое появление в качестве Рычанчика возымело, однако, совершенно неожиданные для меня последствия. Подошедший вскоре после меня Костя со смехом рассказал, что дежурный милиционер, пропуская его, доверительно положил ему руку на плечо и сообщил таинственным голосом:

– Рычанчик здесь…

Мы еще не перестали смеяться, как из коридора донесся пронзительный женский возглас:

– Рычанчик здесь?! Мне сказали, Рычанчик здесь!

– Это Шляпа, – шепнул друг.

Погодя я узнал от него, что женщина по прозвищу Шляпа (по словам Кости, она в особо торжественных случаях надевала на себя широкополую розовую шляпу с тряпочным цветочком) – комендант несуществующего общежития. В прошлом здесь было общежитие, которое затем вытеснили милиционеры. Общежития давно уж нет, а комендант сохранилась, автоматически превратившись в коменданта дворницкой.

– Хорошо сохранилась, – острил Костя.

– Вы Рычанчик? – обратилась ко мне пышногрудая дама с ярко накрашенными губами и круглыми, как пуговицы, глазами. – Что-то я вас не узнаю.

– Он бороду сбрил, – пояснил Копьев.

– А-а, хорошо. Надо ему выписать пропуск. Мне на вас жаловались, Рычанчик. Говорят, вы отказываетесь убирать туалет.

– Он осознал. Он будет убирать, – ответил за меня приятель.

– Ха-ха! Рычанчик бороду сбрил! – потешался после ухода комендантши Костя. – До того глупая, что не сообразила, что Рычанчик вообще без бороды! Она сколько раз его видела! Он же деньги на меня приходит получать.