Зов крови

Очередь, как по команде, замолкла. Все повернули головы и вытянули шеи, провожая крайне заинтересованными взглядами подъехавший к магазину голубой фургончик с надписью «ХЛЕБ».

Припарковав грузовик у крыльца, из кабины выпрыгнул молодой парень в красной баскетке и спортивных штанах с белыми лампасами – водитель и по совместительству – грузчик. Парень был явно местный, почти всем в очереди знакомый.

– Василий, батоны привез?

– Привез, привез.

– А сухари?

– Ты еще про сушки спроси, баба Маша! Что, зубы, что ли, выросли?

Стоявшая в очереди с большим рюкзаком седенькая старушка – баба Маша – отнюдь не обиделась, засмеялась даже.

Дожидаясь окончания разгрузки, в очереди деятельно обсуждали последние станичные новости – сводили сплетни. Радомир к этим разговорам не прислушивался – думал о бежевой своей «Победе». О том, что хорошо бы ее, конечно, из болотины вытащить да какнибудь легализовать. А что? Машина, считай, почти новая… Только вот документы… Нет, вряд ли что с ней получится. А, с другой стороны, так вот, на болоте, бросать – жалко. Разберут! Рано или поздно – разберут, уж найдется, кому. Всякие там бомжи, мальчишки да и местные «справные хозяева» – куркули. Колеса – уж точно снимут, да и сиденья – два дивана, для дачи или там, летней кухни – в самый раз будет.

Водитель наконец разгрузился, упитанная – кровь с молоком – продавщица в грязно-голубом халате, не спеша, расписывалась в накладных, вызывая законное томление очереди. Некоторые особо нетерпеливые даже ее подгоняли, не стеснялись:

– Ты б побыстрей, Вера. Народ-то ждет!

– Подождет, – продавщица даже ухом не повела, огрызнулась. – Вас много, а я одна.

– Так ить это, Вера… автобус-то ждать не будеть.

– На вечернем уедете.

– Ишь! Не вечернем! А что тут до вечера делать-то?

Забрав бумаги, водитель забрался в кабину и запустил двигатель. Фургон, скрежетнув передачкой, отъехал, запылил по улице. Сквозь распахнутую настежь дверь очередь ломанулась в продмаг, оглашая окрестности веселыми воплями.

– Ай, баба Маша, на ногу-то не наступай!

– Ой, рука, рука, бабоньки-и-и-и!

– По ногам-то, как по асфальту!

– Уй-уй-уй…

– Да кто там визжит-то, как порося?!

– Михаловне руку прищемили!

– Да дверь-то пошире откройте, откройте дверь-то!

– Ну, ё-мое!

– По три буханки в руки! – уперев руки в бока, важно предупредила продавщица. – Больше и не просите – не дам, а то опять жаловаться будете – не хватило!

– Да как же по три-то, Вера? – заволновалась очередь. – Как же по три-то? Это ж на два дня не хватит.

– Сказано – по три! А кому не нравится – в райцентр пущай ездит!

– Вера, ты тут одна, что ль, сегодня торгуешь?

– Сейчас Ленка в складу управится… Ленка! – обернувшись, утробным голосом позвала продавщица. – Да где ж ты, бисова душа! Скорее давай, на вторую кассу садись.

– Иду, иду, тетя Вера.

За прилавком показалась юная особа с крашеной желтой челкой и пунцовыми до невозможности губами а-ля «чрево Парижа». Усевшись за кассу, особа – по всей видимости, это и была та самая Ленка, которую позвали со склада, – минуты две прихорашивалась, взяв в руки круглое зеркало, после чего вальяжно махнула рукой:

– Подходите.

Духота в маленьком зале продмага стояла страшная, со всех – и с продавцов, и с покупателей – валил градом пот. Родион даже порадовался – хорошо хоть, хватило ума оставить Хильду на улице – пускай лучше там дожидается. А ведь недолго и ждать – перед Радом стояло всего-то пятеро.

Первые двое – белобрысая девчушка лет десяти и худосочный подросток в широких, с многочисленными карманами, шортах – очередь долго не задержали, купили хлеба да пепси-колы – только их в магазине и видели. Родион было обрадовался… да рано. Стоявшая за подростком старушка в цветастом платье явно никуда не спешила.

– Как дела-то, Ленушка? Гости-то уехали ли?

– Уехали. Чего тебе, баба Маша?

– Так ведь хлебца… три буханочки мне. И конфет… Какие помягче-то?

– Да вон, смотри…

– Вот эти, синенькие… они с черным внутри али с белым?

– Не знаю, баба Маша, не пробовала.

– А мягкие? Ладно, сто граммов мне взвесь… И вон тех, желтеньких, столько же. Ай, дрожжей не забудь – есть у вас дрожжи-то?

– С тебя, баба Маша, двести тридцать пять рублей сорок восемь копеек.

– Двести? Ай, ай…

– Давай, баба Маша, скорей, не задерживай очередь.

– Посейчас, посейчас, заплачу.

Стоявшая сразу перед Родионом интеллигентная с виду женщина, судя по одежде и прическе – блузка, юбка, «химия в мелкий бес» – учительница, взяв две буханки, пристально вгляделась в стоявшие на полках бутылки.

– Мне бы хорошего вина. Лучше бы нашего, южного.

– Нет нашего! Все – иностранное.

– Да как же! А вон на той бутылке, кажется, написано – «Кубанское»?

– Женщина! Вы ж про российское вино спрашивали!

– Ну да. Вот я и говорю – кубанское.