Смерть по вызову

– Везет тебе, у меня с моей работой жизнь такая, что и умереть некогда, – Ирошников взглянул на часы. – Кстати, я сейчас, прямо в этот момент, должен находиться на работе и выполнять профессиональные обязанности.

– Я тебя понимаю. Иногда пива так хочется, что о работе как-то забываешь.

– Не тот случай. Ты помнишь все, что я прошлый раз говорил о своих неприятностях?

– В общих чертах, – Ларионов приник к своей кружке. – Неприятности не могут продолжаться вечно. Что, убийцу старухи нашли?

– Позавчера со мной проводили какой-то странный опыт под названием следственный эксперимент. Кажется, смерть старухи повесят на меня. Других кандидатур у следствия нет. По всем приметам прокуратура готовилась предъявить мне обвинение. У них железный свидетель – сосед этой бабки. Он показывает, что после моего ухода к старухе никто не приходил. Зато он хорошо слышал мой голос. Потом заснул. А когда проснулся и отправился в сортир, поскользнулся в луже крови. Не понимаю, почему меня не арестовали ещё позавчера.

Подошедшая к столику официантка, видимо, услышала последние слова Ирошникова, выразительно посмотрела на него, поставила перед посетителями тарелки с рыбой, стаканчики с водкой, пиво и быстро удалилась к своему месту у барной стойки.

– Но гибель старухи – только присказка. – Значит, история имеет продолжение? – Ларионов допил пиво, заказанное ещё Ирошниковым, придвинул к себе новую кружку. – Тогда рассказывай.

* * *

– Сегодня у меня суточное дежурство. Я как всегда с утра пришел на подстанцию «скорой». В восемь тридцать мы выехали на первый вызов. Мы – это водитель машины и я, фельдшер все ещё болеет. Обычно, когда «скорая» выезжает с подстанции, то возвращается назад только через сутки. Двадцать четыре часа на колесах. Принимаем через рацию вызов за вызовом и едем на место. Когда есть свободное «окно» обедаем или ужинаем. Бывает и по-другому. Вызовов мало. Тогда мы возвращаемся на подстанцию, сидим там, в комнате отдыха, играем в шашки.

Короче, сегодняшнее дежурство неспокойное. За утро двух человек доставили в больницу. В первом часу получили ещё один вызов. По тем данным, что сообщила диспетчер, у больного ангина. Высокая температура, покраснение горла. И надо бы ему к участковому врачу обратиться, а не к нам. Но он позвонил в «скорую» и вызов приняли. Дело не срочное. Мы с водителем спокойно пообедали и покурили на воздухе. У больного, пятидесятилетнего мужика, действительно температура и горло красное. Похоже на ангину, но, как говорили древние: «Если сомневаешься, подумай о сифилисе».

Я его спрашиваю о половых контактах. Говорит никого, кроме жены. В комнате мы одни. Тогда я его спрашиваю, мол, откуда язвочка на правом кулаке, на костяшке среднего пальца? Может, укусил кто? Нет, говорит, это я месяц назад какому-то хмырю по зубам съездил. Подрались по пьяной лавочке. Сперва на кулаке была ссадина, которая быстро зажила, но появилась эта язвочка. Ясно, мужика нужно немедленно госпитализировать. Я вызвал инфекционную перевозку. В мои студенческие годы на кафедре с трудом нашли больного, чтобы показать студентам открытую форму сифилиса. Теперь таких случаев в Москве – море, искать не надо. Я сказал мужику: «Тот человек, которого ты съездил по зубам, болен. А рот рассадник сифилиса». Мужик ответил: «В следующий раз буду умнее, не стану целить по зубам. Лучше уж в глаз или нос». И стал собирать вещи.

Пока я заполнил бумаги, пока созвонился с диспетчером, на все это ушло полчаса. Тут приехали ребята из инфекционной бригады, а я получил новый вызов: у мужчины сорока лет острые боли внизу живота. Ехать нам до места минут десять. Я надел свое пальто в прихожей, взял чемодан, спустился и мы выехали по новому адресу. Это оказался шестиэтажный дом постройки сороковых годов, проходной подъезд выходит на две стороны: во двор и на улицу. Мы остановились во дворе, и я пешком поднялся на четвертый этаж, лифта в доме нет. Звонить в квартиру не стал, потому что дверь оказалась полуоткрытой. Я просто вошел в прихожую, поставил чемоданчик, снял пальто и повесил его на вешалку. Но навстречу мне никто не выходил. Я громко откашлялся и спросил первое, что пришло в голову: «Больной, вы дома?» Я стоял, как дурак, в этой полутемной прихожей и решал для себя, почему дверь в квартиру оказалась открытой.

Причин этому набиралось сто с хвостиком. И вообще не время было размышлять над подобной чепухой, ну, открыта дверь… Ну, больной на голос врача не отзывается… Я снова повторил вопрос, уже громче. В эту секунду в квартире стало как-то особенно тихо. Так бывает в лесу, когда перестает дуть ветер, или на реке в рассветный час. Что-то вроде звона в ушах появляется от такой тишины. И тогда я услышал стон, точнее, булькающий звук. Подняв чемоданчик, я прошел коридор, перешагнул порог комнаты и не сразу разобрался в том, что увидел. Комната довольно большая, метров двадцать, но тесно заставленная мебелью, плотные шторы на окнах задернуты.

У ближней к двери стены разобранный диван, постель смята. Почему-то я долго разглядывал эту постель, будто увидел на ней что-то интересное. Но на самом деле ничего интересного там не оказалось, если не считать черных пятен на пододеяльнике и наволочке. Я сразу решил, что это кровь, хотя в комнате было темновато, потянулся к выключателю, загорелась большая хрустальная люстра, очень яркая. Под этой люстрой, скрючившись, прижав колени к животу, лежал здоровый мужик в майке без рукавов и тренировочных брюках. Тут я осмотрелся по сторонам и увидел, что кровь была не только на той смятой постели.

Кровь была везде. На плотных голубых шторах, на журнальном столике, на стенках серванта, даже на потолок брызги попали. Человек существо живучее, этой живучести я поражался, но в этот раз… Просто слов нет. Мужик плавал бы в луже крови, если не толстый ковер, впитывающий жидкость, как губка. Но главное не в количестве крови, которой была залита вся комната. Главное, что у этого мужика просто-таки отсутствовала левая верхняя часть черепа. Башка оказалась просто расплющенной. Не хочу описывать детали, но в переводе на бюрократический язык, это именуется выпадением мозгового вещества. Я спросил себя: чем можно нанести человеку такую чудовищную травму? Ну, чем? Кувалдой разве что или тяжелым топором.

Но размышлять и строить догадки некогда. Человек под люстрой пошевелил рукой, вытянул левую ногу и издал тот самый булькающий звук, который я услышал ещё в прихожей. Говорю же, не раз поражался живучести человека, но тут случай особый. Я шагнул вперед, опустился на корточки, взял запястье этого мужика и стал нащупывать пульс. Слабый, около пятидесяти ударов в минуту. Весьма неплохо, если учесть, что у человека, как бы это сказать… Отсутствовало полголовы. И тут, стоя на корточках, я увидел то, что хотел увидеть минуту назад.

Рядом с креслом на ковре лежал то ли лом, то ли длинный обрезок трубы. Я встал на ноги и поднял эту штуку. Оказалось, гвоздодер, тяжелый такой, массивный. Повертел его в руках, положил на прежнее место и вытер окровавленные ладони о полы белого халата. Вообщем, я впал в ступор, состояние заторможенности. Следовало немедленно вызвать реанимационную бригаду, хотя шансы, что раненый доживет до их приезда, казались мне мизерными, даже нулевыми. Я вращал глазами, искал телефон, но везде видел только кровь.

А потом откуда-то появилась эта женщина. Уже без верхней одежды, видимо, сняла шубу в прихожей. Я не знаю, ни как её зовут, не знаю, кем она доводились пострадавшему. Все это не важно. Женщина при виде всей этой крови не упала в обморок и не помчалась в сортир. Побледнела, правда. Она стояла над этим мужиком и смотрела вылезшими из орбит глазами то на него, то на меня. А потом она заговорила. – Сделайте что-нибудь, – сказала женщина. – Он умирает, – сказал я.

– Пожалуйста, сделайте что-нибудь.

– Он умирает.

– Прошу, сделайте хоть что-то.

– Он умирает. У него… Он все… Он умирает.

– Ну, прошу вас…

Тут раненый зашевелился, снов подтянул вытянутую ногу к животу.

– Где у вас телефон? – спросил я.

Вместо ответа женщина села на диван, уткнулась лицом в ладони, но не заплакала. Вопросов она уже не слышала. Может, у неё просто не осталось сил на все это смотреть, не знаю. Телефона я так и не нашел. Я стоял, озирался по сторонам и все не мог решить, что же мне теперь делать. Просто потерял способность принимать решения, как будто это не его, не мужика этого, а меня самого шарахнули по башке гвоздодером. Нет, я не испугался. Видел в жизни кое-что и пострашнее, чем живой человек без половины головы. На меня нашло какое-то затмение. Такие секунды бывают у всякого, тут и объяснять, по-моему, ничего не нужно. Со стороны сцена диковатая, но попробуй, влезь в мою шкуру. А женщина подняла на меня свои сухие глаза, посмотрела на белый халат, испачканный кровью, на кисти моих рук и спросила.

– А, может, это судьба?

Я промолчал.

– Знаете что, – сказала женщина, – у меня к вам просьба. Снимите с его пальца обручальное кольцо, а то я очень боюсь крови.

– В этом нет необходимости, – ответил я. – Кольцо вам вернут, когда приедут…

– Очень боюсь крови, – повторила она спокойным голосом. – А этим кольцом я очень дорожу.

Видимо, к этому моменту она окончательно и твердо решила, что перед ней стоит убийца её мужа, а не врач.

– Вы, пожалуйста, займитесь этим делом, кольцом, а я пока пойду на кухню и сварю кофе, – сказала она. – Вы любите кофе покрепче?

– Покрепче, – машинально ответил я.

Женщина находилась в шоке, ясное дело. Она и вправду поднялась с дивана и деловой походкой отправилась на кухню. А я продолжал стоять и хлопать глазами. У моих ног умирал или уже умер человек, а я стоял и хлопал глазами. Наконец, я снова опустился на корточки, но пульса у пострадавшего не было, он действительно умер.

Тут появилась первая практическая мысль. Я подумал, что на гвоздодере остались мои пальцы и не худо бы их стереть. Потом как-то сама собой вспомнилась доброжелательная физиономия следователя прокуратуры Владыкина. И тогда я принял другое решение, совсем уж оригинальное. Я стащил с себя белый халат и бросил его на ту смятую окровавленную постель. Потом взял чемоданчик, вышел в прихожую и надел пальто. Вероятно, я издавал какие-то звуки: топал ногами, ставил и поднимал чемоданчик. Та женщина крикнула мне из кухни

– Кофе скоро закипит, – голос звучал ровно. – Кстати, у меня все драгоценности пропали. Бабушкины кольца, браслеты. А у вас как дела?

– Нормально, – сказал я. – У меня все хорошо.

В банке с кофе она держала свои ценности что ли? Я вышел на площадку, неслышно прикрыл за собой дверь и вышел из подъезда. Но не на ту сторону, где стояла машина «скорой». Я вышел на улицу. Возможно, я ещё буду стыдиться этого поступка до конца дней своих, но я поступил именно так. Дошел до ближайшей остановки троллейбуса и уехал.

* * *

– А что бы ты сделал на моем месте? – Ирошников стер с губ пивную пену. – Пришел в прокуратуру и сдался на милость властей? Собственно, выбор уже сделан. Не хочу становиться козлом отпущения, на которого повесят десяток нераскрытых мокрых дел. Пусть ищут настоящего убийцу.

– Ты же знаешь, станут искать только тебя.

– Хрен с ними, пусть ищут меня, – Ирошников задумался на минуту и добавил. – Возможно, сегодня днем я просрал всю свою жизнь.

– Мне кажется, что я свою жизнь тоже просрал, много раз её просрал, – сказал Ларионов. – Но, не смотря на это, продолжаю жить. Кстати, можешь перекантоваться в моей комнате. Повезло тебе, что я разведен и что соседи хорошие. Хотя бы первое время по моему адресу тебя искать не станут. А насчет денег что-нибудь придумаем. Деньги любят, когда их зарабатывают. Значит, заработаем.

– Я понимаю, это тебе лишняя головная боль. Сам не могу случившееся переварить, представляю, каково тебе.

– Мы старые друзья, поэтому можно не играть в деликатность. Сам на днях во время случайной встречи чуть не убил бывшую жену. Окажись под рукой гвоздодер, возможно, так бы и случилось. В этом случае я позвонил бы тебе. Кстати, хорошо, что вспомнил о жене. Ее теперешний муж видный юрист, не последний человек в московской коллегии адвокатов. Своя практика и все такое. Вот бы с кем обсудить твою проблему. Его фамилия Максименков, не слышал?

– Нет, не слышал. Но вмешивать посторонних людей…

– Да он нормальный мужик, может, чем поможет. Моей бывшей жене повезло со вторым мужем. Ты не против, если я поговорю с Максименковым?

Ирошников лишь пожал плечами.

– Надеюсь, ты хоть не думаешь, что это того мужика угробил я?