Раз герой, два герой...

– Крепко, а? – ухмыльнулся он. – Эта штука приготовляется так: берутся две луковицы, мелко нарезаются, смешиваются с одной четвертью джина и двумя четвертями водки. К этому добавляются два красных перца. Потом все еще раз смешивается, подогревается на медленном огне и настаивается на лимонной корке.

Отдышавшийся Шах стер с лица слезы и молча потянулся за кувшином.

– Ну, смотри.

Первый глоток отозвался в опаленном горле Шаха новой огненной волной. Клокочущая лава прокатилась вниз, полыхнула в желудке и начала медленно подниматься обратно. Добравшись до шеи, она стремительно, словно сквозь открывшийся кратер, рванулась вверх и захлестнула Шаха с головой.

Тромб с удивлением наблюдал за тем, как донышко кувшина поднимается все выше и выше. Наконец оно уставилось почти в зенит… а затем с грохотом опустилось на стойку. Во все стороны брызнули черепки.

– А теперь, – скомандовал Шон А'Фейри, – тащи сюда два, нет, четыре кувшина старого фалернского. И шевели ногами, пока я их не укоротил!

Прежде чем трактирщик успел осознать происшедшую с Шахом перемену, упомянутые ноги, научившиеся за годы военной жизни различать тон приказа в голосе куда лучше головы, вынесли Тромба из-за стойки с такой скоростью, что последние слова он услышал, уже будучи на середине ведущей в погреб лестницы.

Оставшись в одиночестве, Шон зачем-то внимательно изучил свою правую руку, чему-то грустно усмехнулся и, выйдя на середину зала, вытащил из ножен меч.

Появившийся в дверях Тромб, увидев сероватый блеск лезвия, разинул рот и не выронил кувшины, которые прижимал к себе, только потому, что они стоили больше, чем некоторые бочки в его погребе.

Никогда в жизни Тромб не видел знаменитый Серый Туман – легендарную гномью сталь, лучше которой считались только Черный Лед и Белый Луч. Лезвие из этой стали с одинаковой легкостью могло рассечь камень, заговоренную кольчугу, панцирь крабокрыла или спину друга, внезапно ставшего врагом, но еще не подозревающего об этом. Такой меч стоил больше, чем все имущество жителей Хамилога, даже если бы им и удалось найти такого безумца, который заплатил бы им столько, сколько они назначили сами, а не те два-три гвеллера, которые это имущество стоило на самом деле.

Шон несколько раз взмахнул мечом, привыкая к странному ощущению привычного меча в непривычной руке, и поддел ногой один из стульев.

Трах. Обломки стула разлетелись по всему залу. Шон поморщился и поддел второй стул. Трактирщик зачарованно наблюдал за тем, как стул, медленно поворачиваясь, взлетел вверх, завис, на долю мгновения перечеркнулся туманным полукругом и… начал падать вниз, словно сквозь него прошел настоящий туман. Он падал невыносимо долго и наконец, коснувшись пола, разлетелся на две половинки.

Шон А'Фейри удовлетворенно усмехнулся, убрал меч в ножны и только после этого соизволил обратить внимание на замершего в дверях трактирщика.

– Где ты шлялся столько времени, проклятая твоя душа?! – взревел он. – Ждал, пока я сдохну тут от жажды?!

* * *

– Как вы себя чувствуете, господин герой? – вежливо осведомился голос из тьмы.

Шах застонал и попробовал приоткрыть один глаз. Ему это удалось, но увидел он немногим больше, чем с закрытыми глазами, потому что вокруг по-прежнему была темнота, усиленная страшной головной болью.

– Выпейте вот это, господин герой, – предложил давешний голос. – Полегчает, по себе знаю.

В поле зрения Шах появилась деревянная посудина.

– С-спасибо, – на всякий случай поблагодарил Шах невидимого собеседника и попытался дрожащими руками ухватить миску. Сделать это ему удалось только с третьего раза.

Питье было кислым. Но оно действительно помогло. По крайней мере, сделав последний глоток и оторвавшись от миски, Шах наконец сумел разглядеть своего собеседника. Им оказался один из стражников Свона.

– Шибко звиняюсь за то, что потревожил ваш сон, господин герой, – продолжил стражник, – но вас желает видеть господин городской голова.

Шах старательно протер глаза и огляделся по сторонам. Он находился в камере башни – той самой, в которой провел прошлую ночь. Как и, главное, за что он здесь очутился, Шах не помнил, как, впрочем, и все, что произошло после того, как он принял ужасное решение выпить кувшин «Дыханья Дракона» и начал претворять его в жизнь. А судя по стражнику, что-то за это время все же произошло.

– Ежли вы уже достаточно оклемались, господин герой, – не отставал стражник, – то нам лучше пойти, потому как господин Фейс вас уже третий час ждет не дождется.

Сегодня в комнату городского головы просачивалось сквозь зарешеченную щель еще меньше света, чем накануне. Поэтому Шах, который к тому же все еще страдал от головной боли, не смог разобрать выражение лица Картопли – это было достаточно трудной задачей даже при ярком солнечном свете. Однако какие-то новые непонятные оттенки в голосе городского головы он уловил.

– Значит, так, – начал Картопля, глядя куда-то в сторону и зачем-то поглаживая воротник нового суконного кафтана, в котором, несмотря на царящую в комнатенке духоту, он почему-то предпочел сегодня встретить Шаха. – Пятьдесят томасов я тебе, конечно, не заплачу. Хотя бы потому, что таких денег в городской казне просто нет. А заплачу я тебе, – Фейс сунул руку куда-то в недра стола и с грохотом извлек оттуда небольшие счеты, – щас сочтем сколько.

Он торжественно водрузил счеты на середину стола.

– Драки в трактире Тромба – десять томасов.

– Драки? – переспросил Шах.

– За обе драки, – подтвердил Фейс, – Тромб решил сделать тебе оптовую скидку, да и обстановку новую он еще не всю успел вчера завезти.

Шах сглотнул.

– Заведение мадам Ляфорели – три томаса.

– Сколько-сколько? – жалобно переспросил Шах.

Картопля оторвался от счетов и с подозрением глянул на него.

– Три томаса, – повторил он. – Причем тут тебе тоже повезло. Мадам и ее девочки были так довольны тобой, что не стали предъявлять счет за ремонт шатра… и за порванные платья.

Шах тихо ойкнул.

– И на ремонт повреждений, нанесенных ратуше, – два томаса. Я решил, – Картопля поднял голову и изобразил на своем лице то, что у других людей можно было бы посчитать намеком на улыбку, – не отставать от других в благородстве и признать, что ратуша нуждалась в ремонте.

Шах тихо застонал.

– Итого, – Картопля перекинул еще пару костяшек и с удовлетворением посмотрел на достигнутый результат: – Пятнадцать томасов.

Он сдвинул счеты в угол и снова сунул руку в недра стола. На этот раз он проковырялся там значительно дольше, но зато, когда он наконец извлек свою добычу на поверхность, Шах не поверил собственным глазам.

– И пять томасов, – городской голова аккуратно выложил на край стола тускло блеснувшие золотые, – как я и обещал, выплачиваю лично тебе.

Шах потрясенно уставился на монеты. Во всей его деревне никто ни разу не держал в руках столь огромную сумму. Пять томасов, подумать только!

– И вот что, господин герой! – В голосе Картопли появились новые нотки, представлявшие собой нечто среднее между воем и визгом. – У меня к тебе есть одна маленькая просьба.

– Да?

– Прошу тебя, – надрывно провыл-простонал Фейс, – исчезни из нашего города как можно скорее и не появляйся в нем хотя бы еще лет десять!

Шах молча сгреб со стола монеты и ринулся наружу. Городской голова облегченно перевел дух и откинулся на спинку стула. Внезапно он вздрогнул и едва не заорал – кто-то невидимый похлопал его по щеке.

Выбегая из башни, Шах едва не налетел на Кроллера. Десятник хамилогской городской стражи стоял на крыльце и с восхищением разглядывал дверь в башню. Дверь, представляющая собой массивную бронзовую конструкцию, висящую на трех здоровенных петлях, перекосилась, как столб, в который врезался пьяный тролль. Ну а красовавшаяся на ней глубокая вмятина наводила на мысли о проходившем мимо полке наемников, решившем испытать свое новое стенобитное орудие.

– Да-а, неплохо, – одобрительно сказал Свон, поворачиваясь к Шаху и обозревая его с ног до головы. – А ведь по виду и не скажешь.

– А, а кто это сделал? – дрожащим голосом спросил Шах, предчувствуя ответ и от этого ужасаясь еще больше.

Десятник удивленно моргнул.