Волонтеры Челкеля

Степа был поражен, а командир 305-го лишь недовольно скривился и дал Степе совершенно непонятное задание – узнать, где был похоронен Ирман или, если похоронить его не успели, где находится его тело.

Поручение товарища Венцлава было несложным. Квартира генерала Ирмана оказалась пустой и разграбленной, но соседи рассказали Косухину, что генерал действительно скончался и похоронен на Преображенском кладбище. На этом Степа не успокоился, побывав на кладбище и найдя в церковной книге соответствующую запись. Перепуганный сторож показал ему и занесенную снегом могилу генерала. Оставалось все это доложить товарищу Венцлаву. Косухин внимательно осмотрел и генеральскую квартиру, но ничего важного там не обнаружил. Единственным его трофеем была пятнистая генеральская кошка, которую приютили соседи. Невзирая на протесты, Степа конфисковал зверька, на которого имел свои виды.

Перед тем, как возвращаться к товарищу Венцлаву, Степа забежал на Троицкую. На стук долго не открывали, и Косухин начал уже волноваться, когда наконец послышались легкие шаги, и дверь отворилась.

Девушка была в прежнем нелепом платье и малиновой шали. Странные, недвижные глаза смотрели на гостя с испугом и недоверием.

– Эта… здравствуйте, барышня… – смущенно проговорил Степа. – Я кошку вам принес. Вот…

Кошка, почувствовав, что разговор идет о ней, выглянула из-за ворота Степиного полушубка и замяукала.

– О! – воскликнула девушка, переходя от испуга к неописуемой радости. – Это вы, мой рыцарь из «чека»? Вы нашли моего Шера! О, как жаль, у меня нет розы, чтобы подарить вам!..

– Да чего там, – Степе стало неловко. – Берите…

Девушка осторожно взяла кошку, легко подула на пушистый мех и восторженно погладила мяукающий подарок.

– Я сегодня устрою бал, – шепотом сообщила она. – Мы будем танцевать большой вальс!

– Еда-то у вас есть? – поинтересовался практичный Косухин. – Этак с голоду дойдете!

– Мне не нужно еды, – еще тише проговорила больная. – Мне хватает лунного света…

– Ладно, – вздохнул Степа, сообразивший, что придется позаботиться и об этом. – Как вас зовут-то, барышня?

– Это тайна! – испуганно воскликнула она и отшатнулась. – Вы пришли узнать эту тайну! Вы пришли меня погубить!

– Ну вот еще! – Степа совсем растерялся, между тем девушка подошла к нему совсем близко и взглянула прямо в глаза.

– Нет! Я вижу, вы не желаете мне зла. Я скажу вам… Меня зовут Али-Эмете. Али-Эмете…

– Степан, – представился Косухин и поспешил откланяться. Он понял, что бедной девушке совсем худо, если она выдумала себе какое-то то ли татарское, то ли вообще персидское имя.

Товарищ Венцлав выслушал Степу очень внимательно, похвалил и велел быть готовым к одиннадцати вечера. Косухин ни о чем не стал спрашивать, но на всякий случай проверил оружие и надел лишние теплые носки – ночи в Иркутске были беспощадно холодными.

В начале одиннадцатого товарищ Венцлав велел выходить. Возле тюремных ворот их ждал грузовик и несколько бойцов из местных. Ехали долго, и Степа успел разговориться с дружинниками. Те оказались своими ребятами, из железнодорожных мастерских. Сперва Косухин от души изругал поганого эсеришку Федоровича, в чем его дружно поддержали, а затем только обратил внимание, что дружинники вместо винтовок были вооружены лопатами и даже ломами. Он удивился, но ребята и сами не знали, в чем дело.

Ехали очень долго. Наконец, автомобиль затормозил. Из кабины вышел товарищ Венцлав и велел строиться. Вскоре все уже стояли на ледяной, потрескивавшей от холода земле. Степа огляделся и вздрогнул – прямо перед ним были уже известные ему ворота Преображенского кладбища.

– Инструменты взяли? – поинтересовался Венцлав. – Ну, показывайте дорогу, товарищ Косухин!

Степа не стал переспрашивать и, вздохнув, повел отряд к могиле Ирмана.

– Двое к воротам, – распорядился Венцлав. – Никого не пускать!

Затем легко ткнул валенком в заснеженный надгробный холм:

– Начинайте!..

Инструмента Косухину не досталось, чему он был весьма рад – раскапывать могилы еще не приходилось. Он стал поближе к товарищу Венцлаву и закурил, стараясь не оглядываться на то, что происходит у него за спиной. Как ему казалось, он догадался, в чем дело – в могиле генерала могли быть спрятаны какие-то важные документы. Венцлав не курил и молчал, глядя куда-то в темноту.

– Как у вас с нервами, Степан Иванович? – внезапно спросил он.

– Это… насчет мертвецов?

Степе на мгновенье стало жарко. Мертвецов он боялся с детства.

– Видали мы мертвяков… – наконец, рассудил он. – Всяких.

– Ладно, – кивнул Венцлав и, повернувшись к дружинникам, велел: – Поскорее, товарищи! Мы должны успеть до полуночи.

«Почему до полуночи?» – удивился Степа, но смолчал.

Закаменелая земля поддавалась с трудом, но дружинники были парнями крепкими, к тому же работали, меняясь, в две смены. Вскоре лопата глухо ударилась о крышку гроба.

– Без четверти двенадцать, – Венцлав взглянул на часы. – Вытаскивайте и уходите! Быстрее!

Через несколько минут тяжелый дубовый гроб уже стоял около разрытой могилы. Дружинники, боязливо оглядываясь, заспешили к воротам.

– Ждите в машине, – крикнул им вслед Венцлав и кивнул Косухину. Степа сглотнул внезапно подступившую слюну и подошел ближе.

– Берите лом, – приказал Венцлав. – Крышку долой! Спешите, скоро полночь…

Степа выругал себя за трусость и склонность к мелкобуржуазным предрассудкам и попытался поддеть ломом покрытую бронзовыми украшениями крышку. Дерево не поддавалось. Степа озлился всерьез, ударил ломом, что есть силы и увидел, что между крышкой и нижней частью гроба образовалась щель. Остальное было нетрудным – через пару минут отодранная крышка лежала рядом.

Мороз сохранил покойного – спокойное суровое лицо Ирмана казалось живым.

– Полночь! – голос Венцлава прозвучал неожиданно громко, и Степа вздрогнул. – Степан Иванович, станьте рядом и молчите, что бы не случилось. Молчите и слушайте…

Степа, ничего не понимая, встал поблизости от гроба. Он думал, что товарищ Венцлав собирается обыскать последнее жилище генерала, но Венцлав внезапно простер над гробом руки, плавно провел ими по воздуху и, наконец, замер, держа ладони над лицом мертвеца. Послышались странные слова – Венцлав читал нараспев что-то, напоминающее то ли церковную службу, то ли (что было совсем дико) колыбельную песню. Это продолжалось минуты три, как вдруг Венцлав громко крикнул: «Встань!» – и взмахнул правой рукой.

И тут же Степа почувствовал, что земля начинает уходить из-под ног. Мертвое лицо Ирмана дернулось, задрожали ресницы, и генерал открыл глаза. Но самое страшное лишь начиналось – Венцлав неторопливо двинул рукой, и мертвец начал приподниматься. Минута – и он уже сидел в своем гробу. Белые застывшие губы шевельнулись, и Косухин услышал низкий хриплый голос:

– Зачем… ты звал меня?

– Ответь на вопрос – и я тебя отпущу, – Венцлав наклонился почти к самому лицу мертвеца. – Что такое «Рцы мыслете покой»?

– Это пароль операции «Владимир Мономах», – мертвый голос звучал ровно и без всякого выражения.

– Кто должен руководить ею после твоей смерти?

– Полковник Лебедев. Но дать приказ может лишь Руководитель Проекта…

– Что такое «Владимир Мономах»?

Несколько секунд мертвец молчал. Сжавшийся в комок Степа вдруг заметил, что в глазах Ирмана мелькнуло нечто осмысленное. Через мгновенье он понял, – это была страшная, неведомая живым боль.

«Господи, нельзя же так!» – вдруг подумал Косухин. Он давно уже не поминал Творца, считая себя убежденным атеистом, но этот ужас никак не укладывался в столь родное ему учение Маркса и Энгельса.