Прогулки по Европе

Ноябрь

Четверг 1 ноября 1956. Проснулся – моего социалиста все нет. Начальства нет, все закрыто: la Toussaint (день всех святых). В Ecole Normale меня до 2 ноября еще не кормят. Отправился, по совету своих покровителей, в дешевый ресторанчик Julien на rue Soufflot – для студентов и бездомных.

Влез на Нотр-Дам к химерам. Париж слегка затянут белёсым туманом. Очень красива внизу набережная Сены. Деревья – ярко-желтые. По площади ходят крохотные человечки. Потом еще посидел в полумраке внутри собора на службе. Черные от времени готические своды, романтическая аура, навеваемая словами «Собор Парижской Богоматери»… Действует сильно.

Вечер у Фриу. Знакомит меня с языком Ecole Normale: pot – 1) еда вообще, 2) обед, 3) столовая Ecole Normale, 4) интендант; tapir – платный репетируемый. Теперь я уже смогу понять объявления: «Pots de thurne, ? cause d'une longue tradition sont autorisеs», «Les thurnes №№… servent au tapirat; la tapirisation dans les autres thurnes est interdite».

Потом Фриу везет меня на «Il bidone» Феллини; очень рекомендует мне его «Дорогу», которую я еще не видел. Еще часа два потом обсуждали, сидя в маленьком ресторанчике Латинского квартала, так что вернулся в Ecole Normale поздней ночью. И ничего! – полная свобода режима, в отличие от Citе Universitaire.

Спать залег снова под теми же снятыми ширмами.

Пятница 2 ноября. Меня разбудил Жан Метейе, мой cothurne (сосед по комнате). Знакомимся. Он классик, в Ecole Normale второй год. Тоже 1935 года рождения, так что я неофициально считаюсь теперь как бы приписанным к его курсу. Позже я узнаю, что его отец – один из главных деятелей социалистической партии; в нынешнем социалистическом правительстве Франции он военный министр. Но мой Метейе с явным неудовольствием относится к любому упоминанию в его присутствии его отца. Родители Метейе живут под Парижем (в Шату), и он имеет полную возможность жить дома. Но реально он уезжает из Ecole Normale домой только на воскресенье, иногда еще на субботу.

Днем иду на коллективное интервью советских студентов для журнала France-URSS. В посольство надо ходить на хор. Манкировать не положено: это такое место для поддержания должного уровня патриотизма и ностальгии.

Метейе добыл мне постель.

Венгерские события продолжаются уже 10-й день. В Египте интервенция. Французская северная Африка на грани войны. Всё это вижу в actualitеs в кино.

Суббота 3-е. Завтрак проспал: он, оказывается, начинается в 7 часов, а в 9 идти в столовую уже бесполезно – съедают все чисто. Иду в бельевую сдавать белье. Принимает молодая женщина. «Вы из СССР? Неужели? Вот мой билет КПФ, смотрите! Вот портрет Сталина, никогда с ним не расставалась, а теперь оказывается, что же? – сами видите… Все-таки он, наверное, слишком доверял Берии…» И еще довольно много в том же духе. «У нас все члены партии между собой на ты. Вот встречу Мориса Тореза – скажу ему ты. А у вас? Среди персонала только я одна член партии. Среди учеников – около двадцати. Вот году в 46-м – 47-м было другое дело – тогда было больше шестидесяти». И потом: «Это и все, что у вас есть из белья? Так мало? Приходите в понедельник, для вас я все сделаю в два дня, другое дело, если бы еще кому-нибудь».

Среда 7 ноября. Мне указано, что в моем пиджаке и ботинках нельзя появляться на посольском приеме в честь 7 ноября (а о том, чтобы не явиться на прием, не может быть и речи). Выручает Метейе: едет со мной в магазин Louvre, и мы покупаем и то и другое: «Это так, для срочности, – говорит он, поскольку костюмчик дешевенький, для приемов, по его понятию, мало пригоден. – Настоящий костюм мы тебе купим к Новому году». (Мне он прослужил потом в качестве парадного, если не ошибаюсь, лет двадцать пять.) Выдают костюм как есть, раз он нужен уже сегодня, но с тем, чтобы завтра принес снова для подгонки.

В городе антисоветские демонстрации. На всех подходах к советскому посольству внутренние войска в черных касках. Пропускают к посольству только по документам о том, что ты из СССР.

5–8 ноября. В Ecole Normale ритуал инициации conscrits (только что принятых, новобранцев). На меня он не распространяется; старшие – Луи Ален и Луи Мартинез, которые как бы взяли меня под опеку, только водят меня смотреть на эти забавы. (Разумеется, иностранцы избавлены от этого ритуала не потому, что их жалеют, а потому, что им не положен тот полноценный статус, дорогу к которому он открывает.) Первобытная основа здесь, конечно, та же, что на Новой Гвинее и в отечественной дедовщине. Но во французском исполнении это все же поэлегантнее и поостроумнее. Старшие изощряются в том, какую бы каверзу устроить в комнатах новобранцев. Украли у них, например, все одеяла и вывесили на веревке, которую умудрились протянуть между двумя зданиями Ecole Normale на высоте пятого этажа. Специальный трибунал из старших делит всех новобранцев на пятерки и дает каждой пятерке какое-нибудь издевательское задание, например, доставить в Ecole Normale дощечку с надписью Place de l'Etoile, сняв ее с площади, или лифчик Брижит Бардо с ее личной дарственной надписью. Это называется course aux trеsors (гонка за сокровищами). 8 ноября при полном собрании всех учеников происходит итоговое судилище – f?te de rеconciliation (праздник примирения). Капитан каждой пятерки должен предъявить свои трофеи главному судье и отбрехиваться от его свирепого натиска. Кое-кому удается сделать это с блеском, и тогда зал живо его приветствует. Всё происходит, конечно, на таком густопсовом жаргоне и с такой массой недоступных мне фоновых знаний, что мне за их остроумием не уследить; кое-что мне успевают объяснить мои покровители.

Пятница 9-е. В разговоре о Симоне Синьоре один из соучеников говорит мне: «Может быть, ты хочешь на нее посмотреть? Это очень просто: она сейчас снимается в «Салемских колдуньях» на студии Francoeur; это на Монмартре. Поезжай и просто заходи». Сказано – сделано. Еду и нахожу киностудию Francoeur. Никто ничего меня не спрашивает. Над одной из дверей горит надпись: «Идет съемка, не входить». Стою. Но как только надпись погасла, набираюсь духу и вхожу. Никому до этого дела нет. Оказываюсь в полумраке. Огромное помещение, до предела загроможденное разнообразным реквизитом. В каждом углу построена, очень нагрубо, имитация какого-нибудь интерьера. Везде провода, осветительные приборы, громоздкие агрегаты на колесах. Во всех направлениях ходят занятые каждый каким-то своим делом люди. Иногда даже наталкиваются на меня, но не обращают решительно никакого внимания. Понемногу смелею и начинаю подходить поближе к местам активного действия. И вот вижу два пустых стула с надписями: Yves Montand, Simone Signoret. И тут же рядом вижу и их обоих. Оба мне необычайно нравятся. В данный момент у них, видимо, какой-то перерыв. Стою рядом то с одним, то с другой из них, наслаждаясь волнующей обстановкой некоего всеобщего анонимного сотрудничества. Обратиться, конечно, не решаюсь.