Портрет второй жены

– Он его из комнаты принес… – растерянно сказал Тошка. – Я думал, это его, и он мне подарил, а это, значит, мамин орден…

Не дожидаясь, что еще скажет мальчик, Инга побежала в его комнату, распахнула шкаф. На вчерашнем новеньком костюмчике Тошки, вывернутом наизнанку и брошенном на полку, сияла брошь с бриллиантами…

Не говоря ни слова, Лиза пошла к двери. Она не ждала от Инги извинений – достаточно успела изучить ее самовлюбленную натуру, – но все-таки надеялась, что та хотя бы остановит ее. Инга хранила полное молчание.

Лиза дошла до дому почти машинально, но, оказавшись в четырех стенах, тут же снова вышла на улицу. Невыносимо было видеть опостылевшую комнату, выходить на кухню, рискуя столкнуться с Полиной Ивановной, у которой сегодня был «выходной».

Выйдя на Рождественский бульвар, она беспомощно огляделась. Куда идти, кому есть дело до ее отчаяния и обиды? Она чувствовала, что осталась в огромном городе в полном одиночестве, и воскресная тишина неширокого Рождественского бульвара только усиливала это ощущение.

«Оксана!» – вдруг вспомнила Лиза.

Конечно, надо было пойти к Оксане, ведь она так давно не была у своей неунывающей подружки, с тех самых пор, как перебралась на новую квартиру, сбежав от Ольги и Рината. Эта мысль так обрадовала ее, что она даже не стала возвращаться домой, чтобы позвонить Оксане. Скорее бы оказаться у нее, увидеть ее улыбку, услышать напевный веселый голос!

Оксана обрадовалась, увидев Лизу на пороге.

– Ой, хорошо, что ты пришла! – воскликнула она. – А я уже тоскую: воскресенье, а Игорешка на работу умотал, что с ним будешь делать! Ты куда пропала?

– Ксеня, извини, совсем я что-то забегалась. И не понимаю, чем занята, а настроения нет ни на что. Прихожу домой и засыпаю.

Самый вид Оксаны всегда успокаивал Лизу – с тех пор, как она познакомилась с ней два года назад. А тогда все-таки потяжелее было, чем теперь: мучили воспоминания о разрыве с Арсением, будущее казалось совсем безнадежным…

Нельзя сказать, что теперь Лиза полна была оптимизма, но чувствовала она себя все же увереннее – может быть, просто потому, что больше повидала в жизни.

– Как Олеська? – спросила она.

– Большая! – Лицо Оксаны осветилось мгновенной радостной улыбкой. – Зуб вырос, представляешь? Спит сейчас.

– Ты кормишь еще?

– Да кормлю, куда ж я денусь. Игорь такой папаша стал, аж дрожит над своей красавицей. Корми, говорит, раз ребенку надо. Ну, и я не против, разве мне жалко?

Оксана уже разогревала жаркое, быстро резала салат, не переставая болтать: соскучилась в одиночестве, Игорь-то все больше на работе. Рассказывая свои новости, она попутно расспрашивала Лизу о ее жизни. Та отвечала машинально: по правде говоря, ей было сейчас не до беспечной болтовни, даже с Оксаной.

– Слушай, ты чего вареная такая? – наконец спросила Оксана. – Я же вижу, случилось что-то, лица нет на тебе. Так не таись, скажи, мы ж не чужие. Может, прежнего своего встретила?

– Кого? А, Арсения… Да нет, он ни при чем. Я его видела, но это неважно. Забыто!

Сейчас, слыша Ксенин голос, Лиза вдруг почувствовала такую жалость к себе, что не выдержала и всхлипнула.

– Да что с тобой? – не на шутку встревожилась Оксана.

С трудом сдерживая слезы, готовые хлынуть потоком, Лиза рассказала ей о том, что произошло сегодня в квартире Инги Широбоковой.

– Вот паскуда! – возмутилась Оксана. – Я б ей показала!.. Но ты тоже – нашла из-за чего переживать. Ты что, не знала, что она стерва такая, или ты к ней душой прикипела? Ей-Богу, Лиз, мне б эти заботы!

– Да понимаешь, дело не в ней, – попыталась объяснить Лиза. – С нее что взять! Но ведь я-то, я-то как живу? Разве так мне хотелось жить, разве об этом я мечтала? Как будто не было в моей жизни ничего – ни любви, ни Германии, как будто людей я не видала нормальных, книг не читала. Совсем другой мир… Мне не вырваться, Ксеня, понимаешь, не вырваться из этого круга, нет у меня сил, чтобы жить, как хочется! Не пойму, времена, что ли, такие теперь или всегда так было?

Лиза с надеждой смотрела на Оксану, словно та могла ответить на вопрос, казавшийся неразрешимым.

– Времена… – протянула Оксана. – Не знаю я насчет времен. Ты на меня не обижайся, а все ж таки я думаю, дело проще. Не можешь ты одна. Ну, такая уж ты уродилась – не для себя, а для кого-то. Не всем же бизнесвуменшами быть. – Вдруг она прислушалась. – Проснулась! Погоди, Лиз, я сейчас!

С этими словами Оксана выскочила из кухни. Оставшись одна, Лиза постаралась успокоиться. Вытерла слезы, огляделась. О, у Ксени новый гарнитур – желто-голубая кухня с посудомоечной машиной. Значит, дела у Игоря идут неплохо. А она-то, вместо того чтобы расспросить Ксеню хоть о чем-нибудь, сразу вывалила на нее свои проблемы, как будто та должна их решать!

Оксана всегда мыслила практично – даже удивительно, ведь ей было всего девятнадцать. Но Лиза иногда понимала: Ксеня ничего не может посоветовать, когда речь идет о том, что Лиза сама лишь смутно чувствует… Впрочем, сейчас она ждала не совета, а сочувствия.

Оксана вернулась через пять минут, держа на руках пухленькую Олеську, которая радостно улыбалась новой тете. Сейчас уже было понятно, что Олеська похожа на маму: такие же круглые глаза, задорный остренький подбородок, и улыбка похожа. Оксана смотрела на дочку с обожанием, но она не относилась к тем женщинам, которые заставляют окружающих интересоваться только их детьми. Вместе с Олеськой она притащила из комнаты белый раскладной манеж и тут же поставила его посреди кухни. Олеська с готовностью уселась в манеж и на некоторое время занялась игрушками.

– Ты чего не ешь? – спросила Оксана. – В общем, не переживай. Ты ж не перестарок, найдется кто-нибудь, влюбишься, и все будет нормально. Разве нет?

– Да, – улыбнулась Лиза.

Настроение у нее улучшилось само собою – как всегда, когда она встречалась с Оксаной. В самом деле, отчего раскисать да еще жаловаться? Она ведь давно поняла, что Москва – жесткий город, слабых не любит. Если не ладится здесь, надо возвращаться домой, а раз не хочется возвращаться – значит, здесь наладится. Рассудив таким образом, Лиза улыбнулась и принялась за жаркое.

– А чего ты вообще цепляешься за эту барыньку? – спросила Оксана. – Сама же мне говорила – помнишь, когда на курсы ходили? – фирм теперь много, неужто нельзя устроиться? Тем более ты по-немецки свободно… Попробуй позвони туда-сюда, не может быть, чтобы ничего не нашлось. Если б ты на всю жизнь работу искала, а тебе ведь так, перебиться. А я Игорю скажу, чтоб тоже поспрашивал. Жалко, у него на фирме никто пока не нужен.

«Действительно, мне ведь только так… – молча согласилась Лиза и тут же подумала: – Но до чего я хочу „перебиться“?»

И ведь Оксана говорит об этом без тени сомнения. Значит, это так заметно?

Возвращаясь домой, Лиза думала о будущем немного спокойнее. Работать у Инги она больше не собиралась. Кровь приливала к Лизиным щекам, когда она вспоминала сегодняшнюю отвратительную сцену. И где гарантии, что подобное не повторится? Значит, надо действительно обзванивать фирмы по газетным объявлениям и устраиваться на подходящую работу.

В понедельник она звонить не стала: вспомнила, что мама ни одного дела не начинала в понедельник, тяжелый день. Лиза дождалась вторника и, положив перед собой газету, принялась накручивать диск старого коммунального телефона.

К ее удивлению, ни в одной фирме ей не отказали. Расспрашивали о возрасте, о владении языком и умении обращаться с компьютером и предлагали прийти на собеседование.

– Какого вы мнения о своей внешности? – спросила ее женщина по одному из телефонов.

– Не знаю… – Лиза растерялась, услышав подобный вопрос. – Говорят, выгляжу неплохо.

На всякий случай она решила не ходить в фирму, где сразу задают подобные вопросы. Вполне возможно, это просто формальность, но Лиза не хотела связываться с сомнительными людьми.

Удачное начало поисков придало ей уверенности.

«В самом деле, – думала Лиза. – Ведь я устраиваюсь просто секретаршей, как бы это ни называлось, смешно было бы не справиться!»

Для походов в фирмы она выбрала кремовый костюм из орловской коллекции, который, как она сразу заметила, создавал облик не только деловой, но в первую очередь очаровательной женщины. Юбка, может быть, была чуть-чуть коротковата, но при стройных ногах смотрелась отлично и ничуть не вызывающе.

Собеседования, правда, оказались не такими удачными, как телефонные звонки. Узнав, что Лиза не знает английского, «экзаменаторы» начинали говорить несколько более кисло, чем сразу, как только видели ее. И компьютер ей предстояло осваивать на месте, и стажа у нее не было, и регистрация была временная…

Очень скоро Лиза поняла, что шансы ее невелики, как бы уверенно она себя ни чувствовала.

– Что ж, Елизавета Дмитриевна, – задумчиво произнесла дама, говорившая с ней в одной из фирм по продаже обуви, – может быть, мы вас и возьмем, но вы же понимаете: платить вам только за приятную внешность никто не собирается, опыта у вас никакого, образования нет… На что вы вообще рассчитываете?

Может быть, дама говорила только для того, чтобы сбить цену, но слова ее задели Лизу. Никогда еще не было у нее такого отчетливого ощущения, что все ее достоинства вовсе не очевидны, что окружающие относятся к ней совсем не так, как она ожидает. И возразить ей было нечего.

Она вдруг снова почувствовала себя робкой девочкой-провинциалкой, растерянной в недоброжелательной Москве, неуверенной в себе. А ей-то казалось, это чувство исчезло навсегда! В Германии она впервые ощутила, что многое может, надо только доверять себе, и вот – опять…

– Оставьте ваш телефон, – сказала дама, несколько смягчившись. – Может быть, у нас будет что-нибудь и для вас.