Оценить:
 Рейтинг: 0

Песчаная роза

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 >>
На страницу:
20 из 23
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Как же там можно будет устроить рабочие места?

– Не волнуйтесь, всё сделаем.

Она и не волновалась. Невозможно было волноваться, когда он говорил вот так. Когда оборачивал ее ноги газетами. Когда просто стоял под зонтиком и смотрел на нее сквозь дождевые струи.

Она влюбилась в него с первого взгляда, и никакого не было смысла от себя это скрывать.

Глава 15

– Н-да… – Борис обвел взглядом помещение. – «В начале было слово» – не пустые слова.

– Что тебе об этом здесь напомнило? – поинтересовалась Соня.

– Приятельница, которая пару лет назад принимала участие в изготовлении вот этого всего, вчера мне сказала: мы создали идеальную пустоту, это место может быть заполнено чем угодно, оно примет в себя любую мысль.

– Интересно.

– На словах – да. Визуально – сама видишь. Претензия на нечто, а по сути – до боли знакомая картина: в заводской столовой помыли кафель и завезли новые стулья.

Он был, как обычно, прав. Заведение «Дом культур на Сретенке», во всяком случае, его второй этаж, отведенный под ресторан, вызвало у Сони примерно такую же ассоциацию. Зашкуренные стены с недочищенными островками старой краски. По высокому потолку среди пятен, напоминающих плесень, тянутся блестящие, как фольга, трубы и рейки, с которых свисают маленькие плоские светильники. Открытая кухня и бар отделаны мелкой белой плиткой. Белые металлические столы и такие же стулья с решетчатыми спинками выставлены длинными параллельными рядами.

– Неплохо, что я это увидел. Меньше будет иллюзий, – сказал Борис.

– Каких?

– Будто мне недостает каких-то элементов московской жизни. Полная утрата интереса к драматическому театру тоже пришлась как нельзя кстати.

Про утрату интереса к театру он сказал вчера, когда выходили из Вахтанговского после спектакля «Медея». Соня предположила, это из-за того, что Юлию Рутберг после пластической операции можно узнать только по голосу, и то не сразу, но Борис возразил: нет, мне просто стал безразличен драматический театр вообще, по самой его природе, возраст такой наступил, наверное, ну и хорошо.

– А почему мы пришли именно сюда? – спросила Соня.

– Хотел тебя угостить чем-нибудь необычным. Мне сказали, здесь хорошая кухня.

– Хорошая кухня теперь почти везде.

– Да, Москва обжирается как не в себя. И комфорт всё нарастает.

– Это плохо?

– Если бы все остальное было в порядке, было бы хорошо, – пожал плечами Борис. – А когда люди живут по чудовищным понятиям, в выморочном обществе, да еще посреди нищей, без медицины, страны и при этом снисходительно бросают: ты у себя там в Тель-Авиве таких ресторанов не найдешь… Мне до этого, впрочем, дела нет.

– Действительно нет?

– Действительно. Это долго было не так. А потом стало так. В какой-то момент я вообще перестал интересоваться, что здесь происходит. Этот лютый бред невозможно обсуждать всерьез. Все равно что обсуждать, совсем ли нехорошо питаться человечиной или надо уважать национальные традиции. В общем, хотел посмотреть, стоит ли приглашать ту мою приятельницу оформлять для меня коворкинг в Тель-Авиве.

– Решил, что не стоит?

– Конечно. За половину тех денег, в которые она оценивает свои дряхлеющие креативные способности, я на месте найду молодого дизайнера с фейерверком современных идей. Но давай все-таки пообедаем, раз уж пришли. – Он открыл меню. – Возможно, однажды в жизни следует узнать, что такое соус для молодой капусты с ореховым велюте и трюфелем на топленом индийском масле гхи.

Ирония по отношению к интерьерам была, может, и уместна, но Дом культур считался модным заведением явно не случайно. Повар в открытой кухне управлялся со сковородками виртуозно, музыка звучала ненавязчиво, зал быстро заполнялся симпатичными, просто и со вкусом одетыми людьми, заказ принесли без промедления, и еда оказалась приготовлена так хорошо, что это даже Борис признал.

– Я действительно не знаю, хорошо или плохо, что здесь вот так, – сказала Соня. – И что много где в Москве вот так. Я об этом просто не думала.

– Ты счастливый человек, – усмехнулся Борис. – Начисто лишена социального чувства. И всегда такая была.

На этих последних словах он замолчал, будто запнулся. Она поняла почему. Неделя, которую Борис намеревался пробыть в Москве, подходила к концу, они виделись каждый день, и хотя он больше ни разу не был у Сони дома, а она даже не знала, где он остановился, – их общее прошлое поднялось в эту минуту перед ними, как огромный кит поднимается из глубины океана, и показалось не прошлым, а почти настоящим.

– Боря! – вдруг услышала Соня. – Ну надо же! А говорят, ты уехал!

Она вздрогнула. Вряд ли что-то могло напомнить о том прошлом нагляднее, чем человек, с картинно распахнутыми объятиями идущий к ним между рядами белых столов.

Его Соня не видела за все эти годы ни разу, но, в отличие от первой с ним встречи в буфете Музея Пушкина после записи «Культурной революции», давно уже знала, как его зовут и кто он такой. Михаил Антонович Дерюгин был известным человеком еще во времена ее работы в Издательском доме Шаховского. Теперь же она видела его на экране каждый раз, когда включала телевизор, то есть буквально каждый. И не в передачах канала «Культура», а в политических ток-шоу, одно из которых он даже вел. В содержание этих передач она не видела смысла вникать не из отсутствия социального чувства, а просто оттого, что после пяти минут просмотра голова у нее начинала гудеть от истошных криков и злобных угроз, из которых эти шоу сплошь состояли. Дерюгина там представляли как директора национального института мировой экономики. Название звучало, на ее вкус, бессмысленно, но на вкус других людей, наверное, солидно.

Он подошел к их столу и сел на свободный стул. Показалось, что не прошло почти двадцать лет с их первой встречи. Соне почему-то стало от этого не по себе.

– А ты по-прежнему в Москве, и все та же красивая девушка с тобой, – с непонятным удовлетворением произнес Дерюгин.

Тоже, значит, вспомнил ту встречу в буфете, бесконечно давнюю, и тоже так, будто она была вчера. Хотя он-то наверняка встречался с Борисом и после, и не раз: в медиа Шаховского были представлены все сколько-нибудь заметные политические фигуры, и Дерюгин тоже.

– Привет, Миша, – ответил Борис.

И замолчал. Но если он расчитывал, что его молчание покажется Дерюгину красноречивым и тот уйдет, то явно ошибся. Дерюгин придвинул к себе меню и спросил:

– Что посоветуешь? Говорят, здесь кухня отменная.

– Ничего не посоветую. – Борис поднял руку, подзывая официанта. – Мы уже уходим.

– А что так?

– Как?

– Пренебрежительно.

– Ничего пренебрежительного. Пообедали и уходим.

– Мы с тобой десять лет, между прочим, не виделись.

– Ну и что? – Шаховской пожал плечами. – Мы и раньше виделись не часто.

– Однако же ты от меня не шарахался.

– Миша, тебе что надо? – поморщился Борис. – Счет, пожалуйста, – сказал он подошедшему официанту.

– А что мне от тебя может быть надо? – ухмыльнулся Дерюгин. – Уже ничего. Ты, Боря, теперь никто. Частное лицо.

– Так частное лицо или никто?

Голос Бориса почти не изменился, но Соня слишком хорошо его знала, чтобы не расслышать этого «почти».

<< 1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 >>
На страницу:
20 из 23