Надкушенное яблоко Гесперид

– Да уж, пожалуй, – согласился джентльмен. – Паная – она могла. И не такие хрупкие с ног валились, это вы верно подметили.

– Ой, а вы ее знали? – Сообразив, что ляпнула глупость, Ирина тут же поправилась: – В смысле, вы знаете, кто она была, и вообще? Простите, а удобно будет, если я вас попрошу мне про нее рассказать, хотя бы два слова?

Внутренний голос тут же возопил: «Идиотка, чего ты прицепилась к человеку? Сперва наступила, потом пристаешь. Он решит, что ты к нему клеишься, да еще так банально». Но Ирина отмахнулась от внутреннего голоса, ответив ему уверенно, что, если удастся узнать что-то интересное, она напишет об этом статью, и, следовательно, пристает она из соображений профессиональных, а это всегда простительно. И, не успев еще в очередной раз воздать хвалу удобству своей работы, Ирина услышала в ответ:

– Почему же? Вполне удобно, и я с удовольствием это сделаю. Более того, мне будет исключительно приятно вам о ней рассказать, ведь это моя прабабка. Позвольте представиться:

Илья Палей, потомок сей замечательной дамы.

– Очень приятно, – от полученной информации Ирина слегка обалдела. Но быстро взяла себя в руки – в конце концов, кому и ходить по закрытой выставке, если не непосредственно, так сказать, «причастным». – Значит, ваш рассказ будет тем более интересным. Вот и не верь после этого в совпадения, – и улыбнулась самой своей интеллигентной улыбкой. – Меня зовут Ирина.

– Очень приятно, – кивнул в ответ потомок портрета. При ближайшем рассмотрении он был не только джентльменом, но и обладал вдобавок исключительно благородной внешностью. Рост, осанка, темные волосы с легкой сединой на висках, четкие черты лица. Серые глаза, но не острые, как у старухи, а мягкие, с интеллигентной грустинкой. Действительно, княжеская внешность. Черт возьми.

– К сожалению, – продолжил «князь», – сию минуту я не смогу вам все рассказать, я должен отлучиться, у меня тут, – он кивнул куда-то наверх, – с банкетом этим столько возни… А вот если прямо на нем? Или после?

Ирина, понятия не имевшая ни о каком банкете, вежливо кивнула.

– Конечно-конечно. Я понимаю. Извините, что пристала с глупостями.

– Да нет же. Я действительно должен бежать, там уже начинается. Но я к вам непременно подойду. Где вы сидите?

– Я не сижу. Я – стою здесь, с вами. А потом пойду.

В лице ее собеседника мелькнуло непонимание.

– То есть… Я не понимаю… Вы хотите сказать, у вас нет приглашения на банкет?

– То есть абсолютно. Более того, я не имею ни малейшего представления ни о каком банкете. Я попала сюда случайно, с улицы – просто зашла в музей. Не обращайте внимания, я не буду вас задерживать. Спасибо. – Ирина хотела повернуться и отойти.

– Нет, постойте. – Князь удержал ее за руку. – Это совершенно невозможно. Я прошу вас… Нет. Я приглашаю вас принять участие в банкете. Пойдемте наверх.

– Исключено. – Ирина мягко высвободила руку. – Во-первых, я здесь не одна, а с мужем.

– Я приглашаю вас с мужем.

– Во-вторых, я никогда не участвую нигде на халяву. – Фраза вышла корявой, и Ирина с досадой осознавала это, но ничего лучшего в нужный момент не родилось. Она, строго говоря, сама до конца не понимала, зачем отказывается от предложения человека, который был ей вполне интересен и симпатичен и которого не смущало даже наличие мужа. Хотя при чем тут… Она же не кокетничает, и вообще… Нет, все правильно. – Я, знаете ли, не люблю вот этого – приходят с улицы, примазываются… И сама так не делаю. Благодарю.

– Но почему же – на халяву, примазаться? Я же вас пригласил… – Ее собеседник махнул рукой, словно решаясь на что-то героическое. – Я… Собственно, это моя выставка. Из моей коллекции. И банкет – мой. Так что никакой халявы, мадам, наоборот, вы – почетная гостья.

Он выдохнул, сделал паузу и добавил уже смущенно:

– Ну вот, получилось, что я хвастаюсь. Очень глупо. Но вы же пойдете, правда?

– Нет, – улыбнулась Ирина. – Правда, Илья, спасибо за приглашение, и я очень польщена, но действительно – у нас с мужем были совершенно другие планы. И потом, я все равно не так одета.

– Вот уж точно ерунда, – начал было князь, но Ирина остановила его жестом руки.

– Я прошу прощения, Илья, но и мне пора бежать. Меня ждет муж. Было очень приятно познакомиться.

– Постойте же, – он снова удержал ее за локоть. – Я вас прошу – дайте мне свой телефон!

– Зачем?

– Ирина, я знаю, это верх неприличия с моей стороны, у дамы не просят телефон, но ведь если я оставлю вам свой, вы мне не позвоните?

Она покачала головой. Честно говоря, весь этот расклад пока не приходил ей в голову. Она, в общем-то, не рассчитывала на продолжение знакомства, хотя оно – знакомство – безусловно, ей льстило, но надо бы и честь знать. Что же до того, кто кому должен первый звонить… Подобной ерундой она не заморачивала себе голову лет с пятнадцати. Но вообще, по настоящим правилам хорошего тона и на самом деле – джентльмен оставляет даме свой телефон, предоставляя, тем самым, право выбора, звонить или нет. Надо же, как сместились понятия… И да, действительно, не стала бы она звонить. Она улыбнулась и снова кивнула, теперь уверенно.

– Ну вот… А мне бы очень не хотелось вас потерять. Вы совершенно потрясающая женщина… И этот отказ от халявы… И вообще… И потом, – с воодушевлением вспомнил он, – я же обещал рассказать вам о Панае! Мы непременно должны встретиться еще раз.

«И действительно, – подумала Ирина. – В конце концов, это мой чисто профессиональный долг. Князь. Миллионер. Паная. Упускать такую возможность просто глупо».

– Ну что ж, вы меня убедили, – сказала она вслух. – Записывайте телефон.

Страшно довольная собой и всем светом, Ирина сбежала по лестнице вниз и быстро нашла мужа на лавочке рядом с Давидом. Крутнув юбкой, она легко присела рядом и ткнулась Сашке носом в плечо.

– Ты все сидишь. А ко мне там та-акой мужик клеился… Князь… Миллионер. Владелец заводов, газет, пароходов и выставки картин впридачу. На банкет звал. С тобой вместе, между прочим.

– Да? – Сашка как-то не впечатлился. – А ты что?

– А я гордо отказалась.

– А может, зря? Поели бы на халяву…

– О! Поэтому-то я и отказалась! Не люблю, – говорю, – халявы. А он сказал, что я исключительная женщина, и стал телефон просить.

– Тоже мне, выпендрежница. Ты ж журналист, куда тебе без халявы.

– Что журналист, я пока не сказала. И вообще – марку-то надо держать. Так что пошли быстро, посмотришь выставку – и в ресторан, я и правда голодная уже. За честь надо платить!

– За какую честь? И почему как платить – так всегда я?

– За честь меня накормить, вот балда. А не хочешь – я враз пойду к князю на банкет.

– Дудки вам. И выставку вашу с князьями на фиг, в ресторане расскажешь, я сам помираю, есть хочу, – Сашка поднялся, подхватил Ирину под руку и потянул на выход.

После обеда они поехали забирать детей от бабушки, дети захотели на ужин пиццу, пицца затянулась, потом они еще где-то гуляли, вернулись поздно и усталые, назавтра каникулы продолжились, так что Ирина в этом привычном круговороте домашней суеты совершенно забыла о знакомстве в музее. Да и, по совести сказать, хоть и приятное, это знакомство было для нее чем-то совершенно мимолетным и не имеющим никакого, тем более хоть сколько-то определяющего значения. Поэтому она совершенно искренне очень удивилась, когда через несколько дней ей пришлось ответить на неожиданный телефонный звонок.

День был как день, рутинный будень. Каникулы, слава богу, закончились, дети с утра разбежались по школам, Сашка отбыл по бесконечным делам фирмы, и Ирина, выдохнув после смерча утренних всеобщих сборов и заварив очередную внеочередную чашку кофе, присела в разоренной кухне собраться с духом и мыслями перед свершениями дня, рспростертого перед ней в тишине и покое.

Дел было много. Но, в общем, все несерьезные, не неотложные, и все, скорее, утреннего плана. Нужно было убраться в доме, потому что на каникулах руки не доходили, и квартира успела изрядно подзарасти бардаком. Нужно было приготовить какой-то еды, да и купить этой самой еды тоже было бы неплохо, потому что холодильник уже начинал зиять пустотами изнутри. Впрочем, такое случалось с ним весьма часто – с тремя-то мужиками в доме, да она и сама умела и любила поесть… Хорошо еще, что к этому она любила и умела готовить… Да, так готовка… Надо будет сварить суп и сделать второе. Хотя нет – Сашка исчез до вечера, у старшего, Лешки, после школы университетский математический кружок, значит, он обедает где-то в городе, у младшего Мишки… Стоп, сегодня у нас что? Среда, значит, занятия в бассейне, значит, надо его везти… Ирина подошла к большому календарю, висевшему на холодильнике, в котором она отмечала все детские «активитиз» – слово, которое она привезла из Америки и которому так и не сумела подобрать за все годы русского аналога. Ну, в самом деле, а как еще это назвать? Внешкольные развлечения? Мероприятия? Кружки? Так это не то, не другое и не третье. Еще как-то подходило слово «занятия», но тоже было не совсем точно. «Активитиз» – самый лучший, короткий, осмысленный вариант. Кстати, таких слов в ее лексиконе было довольно много, особенно бытовых, ежедневно-околожизненных, понятий. С одной стороны, это было, безусловно, засорением языка, и поэтому было плохо, но с другой… Вот, например, слово «прайвеси» – поди-ка, переведи его на русский. Нет в русском языке такого слова, да и понятия в русской жизни такого нет. По крайней мере, не было раньше, а то, что нарождается сейчас, похоже на настоящую прайвеси так же, как смысл выражения «личная (или – частная) жизнь (или того лучше – собственность)» на настоящую внутреннюю свободу. Между тем понятие «прайвеси», причем не только своей, Ирина очень ценила и всячески старалась оберегать. Даже в рамках своей семьи, не говоря уже о внешнем мире.

Да, а что там с календарем-то? Ирина поглядела внимательно. Среда, все верно, бассейн, но эта среда – четная, а, значит, Мишку в бассейн сегодня везет не она, а мама его одноклассника, ходившего в ту же секцию. Ну что же… Значит, и младшенький появится дома не раньше пяти. И, соответственно, суп на фиг никому не нужен, а вместо второго надо готовить ужин посерьезнее. Ну и ладушки, в любом случае это все только к вечеру, сто раз успеется.

Значит – уборка, закупка, ужин… Хорошо бы еще было сесть и написать очередную колонку в журнал, она и так уж откладывала-откладывала, прикрываясь каникулами и тем, что с детьми на голове работать невозможно. Но время еще есть, это все равно пойдет только в январский номер, а писать после уборки и закупки она не в силах. С другой стороны, если плюнуть и засесть писать прямо сейчас, все останется неубранным, а оно уже и так… Хотя, может быть, и надо наплевать… Нет! Никаких плевать, вот сейчас же идти и начинать убираться. Немедленно.

Собственно, телефонный звонок как раз и застал ее с веником в руке, когда она, стоя на стуле, пыталась дотянуться этим веником до паутины, неизвестно каким образом выросшей в дальнем углу над шкафом. Можно было, конечно, попытаться всосать ее в пылесос, но с полу сосущая труба до верху не доставала, а громоздить пылесос на стул, когда она и сама-то с него чуть не слетела, пока тянулась, и тут еще этот звонок… Зато включи она пылесос, не услышала бы чертова звонка, можно было бы не бежать. А может, и не бежать? А если важное? Если дети? Из школы? Чертыхнувшись, Ирина спрыгнула со стула, и, как была, с веником и свисавшей с него паутиной, заметалась по квартире. Ну, и куда эти уроды снова засунули телефонную трубку? Откуда она, зараза, пищит? Ну, наконец-то – в прихожей под сумками!

– Алло, – запыхавшись, гавкнула она в трубку.