День без любви

День без любви
Анна Данилова

Красота и внутренняя сила Ирены одинаково действовали на мужчин и женщин: на нее хотелось походить, ей хотелось повиноваться. Весть об убийстве Ирены – молодую женщину намеренно задавили машиной – поразила друзей и ввергла в отчаяние сестру красавицы Женю Родионову. Узнав много нового о сестре, Женя пытается понять, кто так жестоко расправился с нею. Один из любовников, не смирившийся с наличием соперника? Бывший муж, ревновавший ее к прошлому и будущему? Или тот, кого Ира опередила в поисках старинного клада, зарытого в одном из богатых стамбульских домов?

Анна Данилова

День без любви

1. Шумен. Начало апреля 2007 г.

Иорданка Дончева ровно в семь утра поставила бутылку с молоком на порог своей веранды и уселась в плетеное кресло выпить чашку кофе. Начало апреля в этом году было теплым, медленно, словно набирая силу, распускались розы, под крышей веранды кружились ласточки, разрезая тишину и солнечный покой мирного утра, из глубины кухни, из открытого окна доносилась полная любви и страсти песня Иванны – там работал новенький радиоприемник. Иорданка смотрела поверх розовых кустов на тропинку, ведущую к калитке, откуда с минуты на минуту должна была появиться госпожа Ирена. Но прошла минута, пять, десять, а ее соседки, покупающей у нее каждую пятницу молоко, все еще не было. Редко бывало, чтобы она запаздывала. Госпожа Ирена – русскиня, так в Болгарии называют русских женщин, – нравилась Иорданке своей приветливостью, вежливым обращением и той особой красотой, которая подчас действует даже на женщин – на Ирену хотелось походить: так же, как и она, не сутулясь, ровно и прямо держать спину, так же улыбаться, так же тихо и спокойно говорить, проговаривая каждое слово, пусть и смешно, неловко, на милой смеси русского и болгарского языков. Особенно ей нравилось, когда она говорила «моля…», что означает «пожалуйста, прошу».

Иорданка достала сигарету, уже вторую по счету в это утро (первую она выкурила, подоив свою единственную корову), и вдруг услышала шум подъезжающей машины, визг тормозов, и что-то желтое промелькнуло за ветвями шиповника, заменявшего изгородь, отделявшую сад от пешеходной дорожки. Затем сдавленный вскрик, хруст, звук сильного удара, и снова страшный визг тормозов, словно невидимая машина сложно маневрировала прямо перед домом… И все. Машина уехала. Стало тихо. Иорданка, не выпуская изо рта сигарету, поднялась с кресла и медленно двинулась вдоль посыпанной белым щебнем дорожки к калитке. Откуда-то она уже знала, что случилось что-то непоправимое. Чувствовала. И это желтое, большое, сверкнувшее в утреннем луче солнца, было не что иное, как такси. Но что забыла здесь эта машина? Ведь Шуменское плато – это самая окраина города, и машин здесь практически не бывает, тем более в такой ранний час.

Пыль еще не осела на дорогу, и в воздухе пахло чем-то бензиновым, сладким и душным. Совершенно не утренний запах. На обочине, на сломанных и искореженных ветвях шиповника, обливаясь кровью, лежала женщина. Рядом с ней в пыли – корзинка с искрошенным печеньем. Иорданка отлично знала, кому принадлежит эта корзинка и это печенье, как и это шелковое розовое платье, на ее глазах напитывающееся кровью. Голова Ирены была запрокинута, и по белой шее струилась кровь.

Иорданка подумала, что машиной ей оторвало голову.

«Леле боже!..»

2. Москва. Конец апреля 2007 г.

Даже самой себе не хотелось признаваться в том, что жизнью женщины, ее поступками часто движет мужчина, во всяком случае, ее отношения с ним. И если замужняя женщина еще как-то пытается что-то там склеить, выправить если не отношения, так хотя бы ситуацию, которая на первый взгляд кажется невыносимой, то женщина разведенная, вдруг осознав свое внезапно узаконенное одиночество и почувствовав неожиданно острое наслаждение от сознания полной свободы, находится в состоянии, похожем на эйфорию. И пусть это чувство временное, шальное и женщина находится в некоторой растерянности из-за незнания того, как же ей теперь предстоит жить, с кем бороться и кого винить в неудавшейся жизни, все равно оно воспринимается ею как награда за пережитые страдания, выплаканные слезы.

Приблизительно в таком состоянии находилась Женя Родионова, когда вернулась домой после унизительной процедуры развода, где ей пришлось прямо в ЗАГСе встретиться лицом к лицу со своей соперницей, любовницей мужа, поджидавшей его в коридоре, причем с самым невозмутимым видом. Зачем она пришла туда? Чтобы досадить Жене, чтобы продемонстрировать свою преданность мужчине, которого она отбила у нее? Или, быть может, она сделала это неосознанно, просто как женщина, повсюду сопровождавшая своего мужчину, тем более что чувства их еще горячи, так же как их головы и сердца.

«Я не хочу больше думать о них. Не хочу и не буду».

Надо было как-то жить. Приводить в порядок мысли, чувства, спальню, постель, кухню, ванную комнату, помыть окна, наконец. Самое время.

Она переоделась и первым делом собрала по всей квартире грязное белье, сунула часть в корзину, другую – в стиральную машинку, засыпала порошок, плеснула в емкость густой розовый кондиционер, включила и, услышав знакомый звук льющейся где-то в глубине машины воды, испытала чувство, похожее на начавшееся очищение. Так, первый шаг был сделан. Теперь – кухня. Женя открыла посудомоечную машину, выкатила корзину и переложила из раковины грязные тарелки и чашку внутрь, в отдельный лоток сложила ложки и вилки – готово дело. И здесь началась невидимая и тщательная работа. Раковину Женя чистила сама, надев новые оранжевые резиновые перчатки. Оттерла до блеска плиту, кафельную стену, две кастрюли – одну из-под макарон, вторую – из-под пригоревшей овсянки.

Полы в кухне мыла с каким-то остервенением, ковры в спальне и гостиной пылесосила уже более спокойно, видя, как преображается запущенная, как и сама хозяйка, квартира, как она становится чище, лучше.

В дверь позвонили. Пришла подружка Вита. Красивая, с фиалковыми глазами, в фиалковом джинсовом жакете и белых летних брюках.

– Ну что, отстрелялась? Тебя можно поздравить? Все закончилось? – Она обняла Женю и сунула ей в руки пакет. – Это торт. Твой развод надо отметить.

Она осмотрелась и в восхищении подняла вверх большой палец:

– Супер! Ты – молодец. Я всегда знала: ты сильная, справишься… наведение чистоты в данной ситуации – самое то, что нужно. Выше нос, Женчара!

Женя, обрадовавшись приходу подруги, унесла пылесос в кладовку и, крикнув из ванной комнаты, чтобы Вита заварила чай, встала под душ. Вылив на ладонь густой лимонный гель для душа, подумала: как хорошо, что есть еще люди, способные думать не только о своей личной жизни, но и о том, как сделать жизнь других людей приятнее, вот, к примеру, изобрел же кто-то и этот замечательный гель, и этот восхитительный шампунь. Да если бы все люди зацикливались на своих бедах и несчастьях, жизнь бы остановилась!

Она выходила из ванной комнаты с мыслью, что становится странной: никогда прежде ей и в голову не приходил вопрос – кто изобрел гель для душа или шампунь? Она достаточно хорошо знала себя, свою психику, чтобы понять: это затишье – временное, и эта уборка, эта попытка отвлечься от главного, от того, что теперь у нее нет мужа и он принадлежит другой женщине, лишь оттянет момент самого страшного – истерики… Истерики. Она и сама стала уже бояться себя. И если бы можно было убежать от себя, она побежала бы – босиком, быстро-быстро, на пределе своих возможностей, обдирая ноги и стирая пятки, неслась бы, как ветер, чтобы только убежать от своих страхов, кошмаров и надвигавшегося, как осенняя туча, одиночества.

Но разве возможно убежать от себя?

Вита поджидала ее в кухне, сидя за накрытым столом: заваренный чай, нарезанный на куски торт. Истерика отступила. Даже в груди не давило, не саднило, как прежде.

– Ну, хочешь, я переночую у тебя? – словно прочтя ее мысли, предложила Вита. – Я же вижу, что ты боишься.

– Останься. Мне так будет спокойнее.

– А что ты решила с Ириной? Поедешь?

– Да. Я и билет взяла, послезавтра утром самолет на Пловдив.

– Думаю, ты поступила правильно. Смена обстановки – вещь великая. А что она, твоя драгоценная Ирина, ты с ней говорила? Дозвонилась?

– Нет. Думаю, что она либо потеряла телефон, она часто их теряет, или же сменила номер.

– А домашний?

– Не знаю. Не отвечает.

– А вдруг она уехала куда-нибудь?

– Ну и что? Подожду. Все равно это лучше, чем оставаться здесь одной, в этих стенах.

– Ладно, успокойся. Мне-то зачем объяснять, я и так все понимаю. Съешь кусочек торта, полегче будет, и постарайся не думать о том, что произошло.

– Легко сказать. Она же туда пришла.

– Кто?

– Светка, кто же еще?! Не знаю, что она забыла там, в ЗАГСе, ведь знала, что мне будет неприятно. А еще подруга!

– Бывшая. Классический вариант, – произнесла Вита задумчиво. – Вот не ожидала, что она так поступит. И ведь как тщательно они все скрывали…

Вита вдруг поняла, что еще немного, и она спровоцирует Женю, вызовет у нее реакцию на эти слова, на всю эту историю, трагедию.

– Прости, Женька. Я и не знала, что и у меня все так накопилось, наболело. А еще о своем Андрее подумала: а вдруг он тоже изменяет мне с какой-нибудь моей подругой? Если разобраться, то любовница из числа подруг жены – идеальный способ скрывать роман, ведь твоя подруга постоянно рядом, и ты можешь не заметить, просмотреть их отношения.

Она снова запнулась.

– Да ладно, не переживай, говори, что думаешь, тем более что умные люди на самом деле учатся на чужих ошибках. Вот и ты тоже учись на моих, разрешаю. – Женя горько усмехнулась. – Хотя, думаешь, я не слышала подобных историй о предательствах самых близких подруг? Слышала, но, как видишь, ничего не заметила, жила как с завязанными глазами, даже счастливой была, представляешь? Что же касается моей личной жизни в принципе, то это у нас семейное – у мамы не сложилось с отцом, и она практически всю жизнь жила одна. Да и у Иры, похоже, та же самая история. Не знаю, может, мы, что называется, не мудрые женщины? Вот ведь как считается: если женщина прощает измены мужа, значит, она мудрая. Но мне лично это непонятно. Какая, к черту, мудрость, когда женщина терпит предательство мужа, закрывает глаза на его похождения – ради чего? Ради большой и светлой любви, пахнущей чужими женскими духами и разрисованной помадой соперниц?

– Я тоже не понимаю, что здесь мудрого. Женщина просто не уважает себя и делает вид, что все идет нормально. Хотя обычно ей кажется, что она просто пережидает период, пока муж не наиграется с очередной куклой, чтобы потом снова вернуть его в свои, прямо скажем, материнские объятия. Думаю, твоя история более чистая, честная, и лучше развод, чем постоянное ожидание, пока тебя не бросят окончательно. Хотя ты говорила, что он был против развода, что, когда ты закатила ему истерику и сказала, что все знаешь и что не намерена больше терпеть…

– Ну, хотелось ему сохранить сразу двух женщин, ему это удобно было. Ладно, Вита, хватит об этом. Я уже все решила. Поеду в Болгарию, благо что у меня в запасе еще целых два с половиной месяца визы и там меня ждет самый близкий человек – сестра. Жаль, что ты с ней не знакома. Она – удивительная! И я ее обожаю.

– Ты так много мне о ней рассказывала. Она старше тебя?

– На шесть лет. Но внешне это не заметно. Ты бы видела ее. Хотя я же показывала тебе фотографии.

И Женька, на время забыв о своих бедах, принесла альбом и принялась листать, показывая подруге семейные снимки.

– Вот это мама с папой, они – такая красивая пара, но, говорю же, ничего у них не получилось. Он и попивал, и погуливал. Котяра, словом. А это вот моя сестра, Ирочка. Она с детства такая красавица, спокойная, улыбчивая и какая-то тихая, хотя у нее ох как много душевных сил. Я так до конца в ней и не разобралась. Иногда мне кажется, что она знала изначально много о жизни, что у нее какая-то своя, особенная философия. Вот я, к примеру. Живу чувствами, импульсами, у меня беспорядок во всем – и в сердце, и в мыслях, и в квартире. Ты загляни в мой шкаф, и тебе сразу станет ясно, что в моей голове. Много красивых дорогих вещей, но все они словно случайные, совершенно не подходящие к моему скромному образу жизни. Хочется надеть свои вечерние платья, какие-то немыслимые парчовые жакеты, муслиновые юбки, а я ношу одни джинсы и свитера. И туфли. У меня их целая коллекция, но я ношу удобные швейцарские спортивные ботинки практически круглый год. И если что-то покупаю, то снова точно такие же. А в шкафу скопилось много коробок с босоножками, туфлями, сапогами. И все это на шпильках, неудобное, невозможное. А вот Ирина, – Женя погладила снимок с изображением сестры (нежное матовое лицо в обрамлении вьющихся каштановых волос, большие темные глаза, маленький, похожий на розовый бутон, рот), – она не такая. Она – сама гармония. Очень женственная, хотя тоже не гнушается демократическими джинсами. Но все равно, предпочитает юбки, блузки, у нее много украшений, особенно серег и бус. С тех пор как она встретила своего Николая и переехала в Болгарию, а оттуда рукой подать до Стамбула, у нее появилось много турецких серег, длинных, до плеч. Хотя поначалу ей было не до них.