Древний инстинкт

Она могла бы сказать ему, что у нее был парень, с которым она ходила в кино и время от времени оставалась у него ночевать, но голова ее кружилась не до такой степени, чтобы забыть, что перед ней сам Бессонов!

– Меня зовут Дмитрий. – Он повернулся к ней и улыбнулся. Он явно был рад тому, что происходило. – Я понятия не имею, где вы живете, и, честно говоря, меньше всего хотелось бы отвозить вас сейчас домой. Может, поужинаем вместе?

Все разворачивалось по классическому сценарию любовного романа. Сначала вместе поужинаем, затем вместе позавтракаем, а что потом будем делать вместе? Воспитывать детей? Она улыбнулась своей очередной глупости.

– Я не против.

Вот так все и началось. Они поужинали в ресторане, затем поехали к нему на дачу, где провели вместе ночь… Сюжет, пусть и затертый до блеска, все равно доставил ей массу удовольствия. Дмитрий оказался очень милым и простым в общении мужчиной, не пытался выставить себя перед ней всемогущим состоятельным господином, а, наоборот, был скромным, без затей и очень добрым. Даже если, думала она тогда, соглашаясь поехать к нему на дачу, все закончится так же, как заканчиваются миллионы подобных свиданий, то есть никак, все равно она была с самим Бессоновым, и меньше всего ее беспокоила мысль о том, как у них с ним сложатся отношения дальше. Однако следующий день начался так, что она даже растерялась, – у нее на рабочем столе стояла ваза с цветами, и Алла, секретарша Константинова, с загадочным видом сказала, что этот букет принес в офис рассыльный и сообщил на словах, что эти цветы предназначаются Елене Прекрасной, что сидит возле окна, и попросил поставить их в воду. «У нас только одна Елена, стало быть, это тебе», – сказала она, в душе, вероятно, радуясь, что ее соперница обзавелась наконец-то воздыхателем. Она одна среди сотрудников еще не знала о том, что воздыхатель – Бессонов. Об этом Алла узнает позже.

Боже, как же все болит… Боль опять вернулась к ней и принялась изводить ее. Словно отлежалась где-то, набралась сил и теперь была готова к новым, изощренным пыткам.

Дима… Да если бы она только позвонила ему, он тотчас бы появился, поднял бы на ноги всю Москву и оплатил ей операцию… Но он увидел бы ее с разорванным ртом. Хотя почему разорванным? Она слышала сквозь сон или бессознательное состояние о том, что, похоже, рот ее, щеки были разрезаны ножницами.

– К вам пришли. Вы сможете сейчас говорить?

Лена открыла глаза, и ей показалось, что даже глаза болят. Сразу захотелось плакать. Кто пришел? К ней никто не может прийти. В свои двадцать два она сирота. Диму тревожить она не будет, это решено. Может, Оля? Но она же ничего не знает… А вдруг она пришла домой, вернее, не к себе домой, а в квартиру, где она вот уже неделю снимает комнату, пришла неизвестно откуда, чтобы занять свой пост и дальше наблюдать за жизнью Собакина, и, заглянув в спальню своей хозяйки, почти уже подружки, ведь они в последнее время так сблизились, обнаружила на постели кровь… Что она подумает? Конечно, испугается, вызовет милицию…

– Здравствуйте, – услышала она мужской голос и напряглась. Нет, это был не его голос. Не Дмитрия. – Свиридов Денис Михайлович. Я следователь прокуратуры.

Она хотела спросить, как он узнал о том, что с ней стало, но потом поняла, что теперь это уже не имеет никакого значения. Этот Свиридов, молодой парень, пришел, чтобы помочь ей во всем разобраться. Что ж, почему бы и нет. Конечно, его присутствие здесь – результат правильных действий законопослушных врачей «Скорой помощи».

– Лена, вас так, кажется, зовут?

Она кивнула головой. Подумалось вдруг, что она теряет время, что края разрезов чем-то прижгли, дезинфицировали, и они только и ждут, чтобы их как можно скорее соединили, и что сейчас, отвечая на вопросы следователя, ей желательно отвечать кивком головы, не разлепляя губ.

– Елена Репина, проживающая по адресу… – И он точно назвал ее улицу, дом и номер квартиры. – Скажите, Лена, вы что-нибудь помните?

Она отрицательно покачала головой.

– Кого вы видели рядом с собой последний раз?

Она пожала плечами. Не помнила.

– Вы знаете, сколько часов пролежали без сознания?

Нет, она не помнила.

– Вы знаете, что с вами вообще произошло?

Да, она знала.

– Вы кого-нибудь впускали в свою квартиру? Кроме ваших вещей, в доме мы нашли одежду меньшего размера, да и в маленькой комнатке на подоконнике лежал бинокль… Что вы можете сказать по этому поводу?

– Оля, – процедила она сквозь зубы. – Девушку зовут Оля.

– Она проживает с вами?

– Временно.

Да, не получается отвечать односложно.

– Она ваша подруга?

Нет.

– Родственница?

Да. Она ее родственница. Они же договорились для Бессонова. Так пусть эта версия сохранится и для прокуратуры. Зачем трепать нервы девчонке, объяснять что-то следователю прокуратуры? Собакин – это ее личная боль, и она не обязана ни перед кем отчитываться.

– Она здесь. Разыскивала вас по всем больницам, переживала, вы не против, если она сейчас войдет к вам?

Нет, она не была против. Более того, она даже рада увидеть человека из ее нормальной жизни, человека, видевшего ее с нормальным лицом. При упоминании имени Ольги она заплакала. Как если бы ее навестила мама.

Оля вошла неслышно, и, как только ее заплаканное лицо склонилось над Леной, она тоже не смогла сдержаться… Они обе разрыдались. Лене это причиняло боль, она силилась не тревожить рот, даже попыталась руками придерживать края прикрытых влажными марлевыми полосками разрезов.

– Лена, что с тобой? Господи… Там, дома, вся постель в крови… Я приехала, испугалась, позвонила в милицию, а потом принялась обзванивать больницы… Мне сказали, что ты здесь, что жива…

– Когда ты видела меня последний раз?

– Сегодня 9 июня, я видела тебя вчера утром, 8 июня, я так и сказала следователю… – Она посмотрела куда-то в сторону, должно быть, на следователя, молчаливо присутствовавшего рядом. – Мы позавтракали с тобой, и ты поехала на работу… Я тоже ушла и ночевала дома…

Она сказала и тут же поняла, что проболталась. Нарушила их договоренность.

Лена знаком попросила Свиридова подойти поближе.

– Понимаете, у Оли страхи, она боится оставаться одна дома, у нее стресс… Поэтому она пока живет у меня.

Как же тяжело дались ей эти слова. И все это из-за какого-то там Собакина… Промелькнула мысль: а вдруг то, что с ней произошло, – дело рук ревнивой жены Собакина? Что, если это она спутала их – Лену и Олю – и пришла, чтобы изуродовать лицо своей соперницы? Что, если Оля обманула ее и они с Собакиным до сих пор встречаются? Но ей этих встреч мало, и она дежурит возле окна с биноклем, чтобы видеть свою пассию как можно чаще? Знает ли он, сам Собакин, об этом? А если знает, то что думает? Какая странная история…

– Вы, Ольга, пока выйдите, – услышала она голос Свиридова. – А вы, Лена, скажите мне одно: вы кого-нибудь подозреваете?

Нет, она никого не подозревает.

– У вас есть мужчина, с которым вы встречаетесь? Поймите, то, что с вами произошло, похоже на месть соперницы – жены, любовницы, невесты, даже матери, если хотите…

Она отрицательно качнула головой. Нет, у нее нет мужчины.

– Вы подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Я понимаю, ситуации бывают разные, и вы, быть может, просто хотите, чтобы имя вашего друга, я не знаю, возлюбленного, оставалось в тайне… Но разве вам не жалко свое лицо? Посмотрите на себя в зеркало… Вы должны сказать нам, кого подозреваете.

Нет, она не собирается ничего говорить. Абсолютно. У Бессонова нет ни жены, ни невесты, ни любовницы… Хотя любовница была, но она вышла замуж и души не чает в своем муже. Кажется даже, она ждет ребенка. Нет, она не стала бы мстить Бессонову таким вот чудовищным образом. Ей важен покой, как и всем женщинам, нашедшим свое счастье. Вряд ли она мечтает загреметь в тюрьму… И про Собакина она тоже ничего не скажет, потому что он как будто вообще ни при чем…

Свиридов задавал еще какие-то вопросы, но она упорно отказывалась отвечать. Плакала и чувствовала, как горячие соленые слезы разъедают раны, пропитывают смоченные дезинфицирующим раствором марлевые повязки. Боль становилась невыносимой…

Наконец Свиридов ушел, но пообещал утром вернуться. В палату влетела Оля.

– Послушай, у меня есть деньги, около двух тысяч долларов, я копила их на «Кинотавр», мечтала поехать туда вместе с Собакиным… Но черт с ним, с «Кинотавром», тебе же срочно нужна операция, я разговаривала с врачами… Они, конечно, называют заоблачную цену, тридцать тысяч долларов, и говорят, что знают специалиста, который смог бы привести твое лицо в порядок, но я не верю им, операция стоит много дешевле…

– Много дороже, – выдавила из себя Лена. – Операция, реабилитация, прийти в себя где-нибудь в Сочи… А потом вернуться и продать квартиру…