Властелин на час

Доктор понимающе кивнула головой: с какими только ситуациями ей, посвященной в женские тайны, не приходилось сталкиваться…

– Я доберусь. Вот позвоню сейчас в одну фирму, вызову такси, я всегда звоню по этому телефону…

Она оделась и, осторожно ступая по широким ступеням клиники, вышла на свежий воздух. Падал снег, почему-то хотелось плакать. Надя считала, что она совершила смертный грех – убийство ребенка, к тому же она скрыла все от мужа.

Такси она вызвала, машина должна была прийти с минуты на минуту. И тут она снова увидела ту большую черную машину. Темное стекло опустилось, и она увидела знакомое лицо. Оно было бледным. Надя отошла от машины подальше и встала с видом человека, никогда прежде не встречавшего ни этой машины, ни ее хозяина…

Его присутствие она почувствовала по шагам и близкому дыханию. Медленно повернула голову, и они встретились взглядами. Его взгляд был долгий, глубокий, страшный… Да, ей стало страшно, как если бы она предстала перед этим мужчиной в одной казенной рубашке, закатанной по самую грудь, и со стынущими ногами с потеками крови… Она почувствовала, что он все понял, а потому ей стало стыдно, словно он был там, в операционной, и все видел, осудил…

– Как вас зовут?

– Не думаю, что должна вам отвечать, – ответила она начавшими синеть губами.

– Давайте я отвезу вас домой.

– За мной сейчас приедет такси… Кто вы и что вам от меня нужно?

– Постоянно думаю о вас, хочу вас видеть… – он был немногословен, но речь его показалась Наде очень нежной.

– Хорошо, отвезите меня… Только, не доезжая до моего дома, остановитесь, хорошо? Я не хочу, чтобы няня увидела, на какой машине я возвращаюсь…

В машине ей стало плохо, и она, сидя рядом с ним, почему-то позволила взять себя за руку. Он держал левой рукой руль, а правая сжимала ее холодную ладонь. Ей показалось, что он жалел ее, переживал за нее и ревновал к тому, из-за кого все это произошло…

– Мой муж ничего не знает, где я была… И он не должен меня видеть в таком состоянии… Сейчас приду, выпью вина… Попрошу Алису, чтобы она приготовила мне ледяную грелку… Хотя нет, она ни о чем не должна догадываться. Сама все сделаю…

– Меня зовут Сергей. Сергей Саблер. Можно, я приеду за вами?..

– Вы с ума сошли. У меня двое маленьких детей, муж, у меня семья… А сейчас я потеряю сознание… Стойте… подождите… Вы должны проводить меня до самой двери, черт с этой Алиской, она шпионка, но прекрасная няня, и дети ее любят. Вернее, Гора ее любит, а младшая, Сонечка, ей все равно, она на редкость спокойный ребенок… Вы не должны больше приезжать сюда, это нехорошо…

Дома она повалилась на кровать и сразу же уснула. А когда проснулась и увидела рядом с собой мужа, то почувствовала то, чего раньше к нему никогда не чувствовала: неприязнь… Она винила только его в том, что с ней случилось. И в том, что он ничего не чувствует сейчас, когда ей так больно и плохо. Рассказать же о том, что она совершила, она не могла. Какой смысл произносить вслух такие страшные вещи? Да и вообще ситуация была банальнейшая, хотелось выть, скулить, плакать… Какая женщина после такой операции испытывает теплые чувства к мужчине?

– Мне нездоровится, Дима, – только и ответила она на вопрос мужа о том, что с ней, отчего она такая бледная, а под глазами залегли сиреневые круги. – Давай спать. С детками все в порядке…

А уже через две недели с ней стали происходить странные вещи. Перед тем как уснуть, она думала о Саблере, время от времени появлявшемся в поле ее зрения, но не осмеливавшемся приблизиться к ней и наблюдавшем за ней из окна своей машины. И когда однажды муж попытался обнять ее, она не отодвинулась, не отказалась, как отказывалась последнее время, а, закрыв глаза, расслабилась, отдаваясь во власть своих смелых и неожиданных для нее фантазий… Она представляла, как Саблер набрасывается на нее прямо в машине и насилует ее… И она закричала так, как не кричала уже давно, еще до рождения Егора… Когда же чувства успокоились и она поняла, что обманула не только себя, но и мужа, ей стало и вовсе нехорошо, стыдно.

Она хотела заставить себя не думать об этом мужчине, смутившем ее покой, но все равно ощущала его близкое присутствие. Как-то вечером она вышла, ей надо было в аптеку, находящуюся в соседнем доме. Накинула куртку, спустилась в лифте, выбежала на улицу и сразу же увидела вползающий змеей во двор знакомый длинный автомобиль. Было темно, и она, не оборачиваясь, быстрым шагом направилась к аптеке, но почти у самых ее дверей была остановлена Саблером. Он схватил ее за руку, притянул к себе, обнял и поцеловал куда-то мимо губ, в щеку, шею… Сначала она вырывалась, хотела даже зачем-то закричать, словно испугалась этого внезапного нападения, но не смогла, так и продолжала стоять, чувствуя, как сильные мужские руки обнимают ее… Она очнулась уже в машине, они куда-то ехали. Остановились на незнакомой темной улице, Саблер заглушил мотор, повернулся к ней и снова притянул к себе, молча, как если бы и так было понятно, зачем он все это делает и что им движет. Она робко подчинялась, не понимая, как это вообще возможно, ведь где-то здесь, в этом городе, на одной из этих улиц стоит и ее дом, где ее ждут и, скорее всего, уже хватились… Первой забьет тревогу Алиса, она-то знает, что хозяйка отлучилась ненадолго, в аптеку за аспирином…

– Мне пора домой, меня ждут, отвезите меня, пожалуйста…

И он отвез. Доставил до самой двери, шел за ней по пятам, как телохранитель, но на расстоянии, чтобы не вызвать подозрение у соседей, которые знают в лицо ее мужа, словом, он был осторожен, и ей это понравилось.

Так он приезжал к ней несколько раз, она уже знала время его появления и находила предлоги, чтобы только отлучиться из дому. Ее лихорадило всякий раз, когда она, набросив на плечи теплую куртку, выходила из квартиры, с колотящимся где-то в горле сердцем, дрожащая от сладкого ощущения, будто она совершает что-то противозаконное, преступное, и она знала, что убивает не только свое отношение к Дмитрию, но и предает Горку и Сонечку, и все это лишь затем, чтобы сесть в чужую машину и ехать по долгим, холодным московским улицам, чувствуя сжимающую ее мужскую горячую руку… Ей было достаточно даже этих невинных прикосновений. Она понимала, что с ней происходит что-то, похожее на болезнь, но и остановиться уже не могла. А однажды случилось то, что должно было случиться: Саблер позвонил в дверь. Он видел, как Алиса с детьми отправилась гулять, и поднялся, Надя открыла, даже не взглянув в глазок, думала, что это вернулась Алиса за носовым платком или бутылочкой с соком, она часто что-то забывала и оставляла коляску на улице рядом с Егором. Распахнув дверь, Надя ахнула, увидев Саблера, она была одета к выходу, Дмитрий ждал ее в ресторане, где его друг отмечал день рождения…

Все произошло в спальне, на супружеском ложе, бурно, как схватка, неловко; он порвал ей чулки, долго не мог справиться с застежкой на платье, действовал грубо и нежно одновременно, он был так же безумен, как и она, и снова ничего не сказал. Вдруг в передней щелкнул замок, и Надя поняла, что это вернулась Алиса, что она действительно что-то забыла, потому что было слышно, как она быстро, но шумно разулась и побежала на кухню, вернулась в переднюю, обулась (каждый звук ее отдавался в головах любовников чудовищным эхом) и ушла, хлопнув дверью…

– Где твои ботинки?

– Не знаю, должно быть, еще на мне…

Она выставила его за дверь, вернулась и села на кровати, чтобы прийти в себя. Прическа была безнадежно испорчена, Надя распустила волосы (посыпались шпильки), провела по ним щеткой, подправила макияж (руки предательски дрожали, а на глаза почему-то выступили слезы), потом встала, чтобы подобрать с пола раскиданные вещи… Взглянула на часы: она опаздывала. Пришлось надевать другое платье, а шею с расцветшими на ней розами поцелуев укутать китайской шелковой шалью…

Следующие два месяца они встречались с Саблером у него дома, он уговаривал ее переехать с детьми к нему, он не говорил о любви, не умел и не мог, но показывал комнату, в которой уже шел ремонт, – там планировалась просторная детская. Ее любовник основательно готовился к тому, чтобы стать отцом сразу двух детей. С ним она забывалась, не думала о муже, и уже скоро ее покинуло чувство вины, больше того, теперь во всем, что с ней так запоздало, по ее мнению, происходило, она винила Дмитрия. Это он торопил ее с замужеством, в то время как она еще не решила для себя, любит она его или нет, а потом пошли дети: родился Гора, затем – Сонечка… Ночами она мучилась без сна рядом со спящим мужем и, глядя на его спокойное, умиротворенное лицо, спрашивала себя, как он отреагирует на то, что она собирается ему сказать, что станет делать… В идеале ей хотелось бы остаться с ним в дружеских отношениях, она не хотела войны, ей важен был покой, только тогда она будет полностью счастливой. В том, что дети останутся с ней, она нисколько не сомневалась. Детей всегда после развода оставляют с матерями, если мать, конечно, не алкоголичка. Разве то, что она полюбила другого мужчину, – преступление? Да детям же будет лучше, если их мать станет счастливой. Она и Алису заберет, если только та согласится. Хотя Надя знала, что Алиса примет сторону Дмитрия, она слишком уважает его, чтобы потворствовать распустившейся хозяйке… С другой стороны, Алиса привязана к детям, она не сможет отказаться от них в случае, если они переедут к Саблеру.

Надя мысленно начала собираться, укладывать вещи, распределять, что и в какой чемодан положить, в какую коробку, хотя Саблер настаивал на том, чтобы она ничего не брала, чтобы привезла детей в чем есть и что они сами все купят… В минуты, когда она представляла себя живущей с Сергеем, она испытывала странное чувство счастья и какого-то невероятного облегчения, словно своим решением так вот неожиданно резко изменить свою жизнь она освобождает и Дмитрия, спасает от какой-то большой ошибки, которую они совершили вместе, соединившись и родив двух детей. Тихая, мирная и благополучная жизнь с мужем показалась ей теперь чудовищным обманом, под которым подписались двое, и что сейчас она одна может все спасти, пока Дмитрий не понял, как же далеко они зашли… Ей никто это не внушал, это понятие родилось и жило теперь в ней, как кровь… Но самым удивительным было то, что Дмитрий ничего не замечал, он, слепец, по-прежнему был уверен, что ничего не происходит, что свитое ими гнездо незыблемо, что его обожаемая жена живет в ожидании его возвращения домой и что она тоже счастлива.

Надя догадывалась, что Алиса что-то знает, а потому старалась реже оставаться с ней наедине, боялась каких-то вопросов, намеков, да, она стала бояться Алису. Но та пока молчала, добросовестно выполняя свои обязанности няни, при этом всем своим видом показывая, как она любит детей. Словно в укор, думалось Наде. Приходящая домработница уж точно ничего не знала и продолжала убираться в квартире как ни в чем не бывало. Сложный механизм семейной жизни работал бесперебойно, будто и не подозревая, что внутри него родился и развивался живой организм новой семьи. Саблер готов был перевезти Надю с детьми в любой день. Он только и ждал, когда же она объявит о своем решении Дмитрию.

Развязка произошла сама по себе. Никто ее не планировал. Надя с Саблером прогуливались недалеко от дома под руку, словно им нечего и некого было бояться. Но не потому, что хотели, чтобы их кто-то увидел, они просто не могли идти рядом, не касаясь друг друга, и тут неожиданно появился Дмитрий. Он вышел из супермаркета с небольшим пакетом в руках и двигался в сторону дома по аллее между заснеженными кустами акации… Увидев жену, шедшую под руку с незнакомым мужчиной, он остановился, подождал, когда они сами приблизятся к нему, и тут Надя вдруг сказала:

– Вот, Дима, познакомься, это Сережа. Я не хочу тебе лгать, я люблю этого человека и ухожу к нему… И, пожалуйста, не надо никаких сцен, дело решенное. Детей я забираю.

Она почти сразу же зажмурила глаза от страха перед сказанным, потому что Аджемову понадобилась, казалось, всего одна секунда, чтобы понять смысл произнесенных ею слов, чтобы он, отшвырнув от себя хрустящий пакет, бросился на Саблера, сбил его, такого большого, с ног, повалил в снег и принялся колотить куда попало… Он не говорил ни слова, лишь пыхтел, подвывая в смертельном отчаянии и безысходности и продолжая наносить удары… Он боролся в эти минуты не столько, как поняла Надя, со своим соперником, сколько за то, что у него пытались отнять: за своих маленьких детей, без которых не представлял себе жизни, за жену, по неопытности, легковерию, внезапно охватившему ее любовному безумию предавшую его, за свой еще так недавно казавшийся ему надежный и теплый дом, за все то, что и составляло всю его жизнь… Саблер сначала не почувствовал боли, но потом ощутил кровь во рту, схватил Дмитрия за руки и попытался перевернуть его на спину, но тот вывернулся и нанес ему еще один удар куда-то в ухо, после чего схватил Саблера за волосы и несколько раз с остервенением ударил его головой о промерзший асфальт… Надя, двигаясь как-то неестественно плавно, словно ноги ее не касались земли, схватила попавшийся на глаза камень, подошла к побелевшим от снега мужчинам и с силой ударила им мужа по голове. Дмитрий тотчас отпустил Саблера, отвалился от него и как-то нехорошо, страшно, грузно перевернувшись на спину, замер…

– Сережа, я убила его… – она опустилась рядом с Дмитрием и подняла его голову, всматриваясь в лицо, после чего осторожно опустила на землю и тотчас увидела на пальцах кровь…

Саблер встал, отряхнулся и выплюнул кровь, на снегу образовалось красно-оранжевое пятно.

– Дима, что с тобой? – Надя принялась тормошить мужа, словно он крепко спал. И Дмитрий открыл глаза и снова закрыл их. Он был живой. – Поднимайся, нехорошо, люди вокруг, еще милицию вызовут… Сережа, помоги мне его поднять…

Они с Саблером подняли обессилевшего, с окровавленной головой Дмитрия и повели к дому. Алиса, увидев своего обожаемого хозяина в таком виде, ахнула, прикрыв рот рукой.

– Что такое? Что случилось? Может, вызвать «Скорую»?

– Алиса, успокойся, ничего не нужно, я в порядке…

Дмитрий разувался в передней неловко, стоя и пытаясь стащить обувь, поддевая носком одного ботинка задник другого, расшвырял их, после чего, стиснув зубы, позволил Алисе снять с себя пальто и бросился в спальню, заперся там, упал на кровать и зарыдал…

– Мне остаться? – спросил Сергей, облизывая свои разбитые, в крови, губы.

Алиса продолжала стоять и таращиться на Саблера.

– Алиса, иди к детям, – не поворачивая головы, но чувствуя за спиной ее присутствие, тихо произнесла Надя. – Нет, Сережа, тебе сейчас лучше уйти. Главное я ему уже сказала… Думаю, когда-нибудь он оценит мое нежелание жить во лжи…

Она сказала это так, как говорят героини мелодрам, и это прозвучало так бездарно, пошло, что она вдруг испугалась вообще всей пошлости ситуации и надуманности этого безжизненного сюжета… Саблер ушел, она уговорила мужа впустить ее в спальню, стала говорить ему о том, что продолжает любить его, Дмитрия, но как близкого друга, как отца своих детей, но, увы, не как мужчину, даже не подумав о том, что наносит этим ему самый большой удар. Он лежал бледный, лицо в ссадинах, на подушке размазана кровь, и она гладила его по голове и продолжала внушать, что им просто необходимо расстаться, что жить во лжи дальше невозможно, она не хочет ему лгать, она хочет жить открыто и свободно дышать (она так и сказала зачем-то, словно здесь, с Аджемовым, она задыхалась); то, что с ней произошло, получилось как-то само собой, она просила простить ее, понимая, что разрушает его жизнь, но дает ему возможность начать все с самого начала… Она говорила быстро, сбиваясь, словно боялась, что он снова потеряет сознание, как там, на улице, и не успеет услышать самое главное. Она видела слезы на его глазах и торопливо вытирала их ладонью, ловила себя на том, что ей хочется даже поцеловать его, успокоить. Говорила с ним доверительно, как с другом, словно она бросала не его самого, а кого-то, кого Дмитрий хорошо знал, она просила его о понимании… Но все равно ее не покидало ощущение, что она обманывает не только мужа, но почему-то и себя, и ей было жаль себя, такую запутавшуюся… Еще немного, и она попросила бы Дмитрия подождать ее до тех пор, пока она не насытится Саблером и, возможно, бросив его, вернется к нему, к мужу…

– Понимаю, он любит тебя, раз берет с детьми, но все равно, Надечка, пойми, – вдруг услышала она, – наши дети никогда не будут его детьми, он не сможет любить их так, как я… Оставь мне Горку и Сонечку…

– Дима, ну что ты такое говоришь, ты не понимаешь, чего просишь, я же мать, я должна уйти с ними, Саблер уже и детскую обставил…

– Так ты давно… с ним?

– Нет, недавно…

– Где ты с ним познакомилась?

– Он подвез меня однажды, а потом преследовал, он не может без меня, он любит, понимаешь?

– Но и я тоже люблю тебя…