Госпожа Кофе

– Они были, понимаешь? Бы-ли.

– Опиши женщину, как она выглядела, во что была одета.

– Я лиц не видел, они же были привалены друг к другу, лежали лицами вниз. Сначала я даже принял их за пьяных.

– Так, может, они и были пьяные? Пришли в себя и ушли, – сказала Рита.

– Через железные ворота, насквозь? – перебил ее Марк. – Так что на ней было надето?

– Плащ. Розовый, короткий. У нее ноги красивые, в чулках. И туфли на каблучке, большом, кремовые.

Марк достал телефон и кому-то позвонил.

– Лева? Это я. Скажи, в милицию не обращались по поводу исчезновения женщины? (Он прикрыл ладонью телефон и обратился ко мне: «Сколько приблизительно лет было женщине?» Я ответил, что понятия не имею, лица-то не видел. Но, судя под одежде и ногам, – молодая.) Ты узнай и перезвони мне. А что про Атаева? Никакой информации? Хорошо. Я понял.

Он снова повернулся ко мне.

– У кого еще есть ключи от твоего гаража?

– Дома у меня два комплекта. Я уже говорил: один у жены, другой – запасной.

– А жена не может быть замешана в этой истории?

– Моя жена сидит дома и воспитывает двух маленьких детей – двух и трех лет.

– Но она умеет водить машину? У нее есть водительские права?

– Есть, но она редко ездит. Боится. К тому же, сидя за рулем, трудно проследить за находящимися в машине детьми. Это очень опасно. И вообще, Марк, что вы такое говорите? Что моя жена убила двух людей, а потом, когда я ушел на работу, вывезла их спокойно из города и выкинула на какую-нибудь свалку? Я, конечно, сглупил, что не вызвал милицию.

– Тем не менее мы должны встретиться с твоей женой и допросить ее. Может, она потеряла ключи от машины и гаража. Может, у нее кто-то одалживал эти самые ключи. Если тебе не приснилось все это, то в машине были трупы. И они исчезли. Ты вот веришь в потусторонние силы?

Я не верил. Знал я и то, что эта мертвая парочка мне не привиделась. Они существовали на самом деле. А потом исчезли. И не пьяные они были, а мертвые. Они не дышали и окоченели. Вот только я до сих пор не мог понять, правильно ли я сделал, что не посмотрел в их лица. А вдруг это действительно кто-то из знакомых?

До меня все никак не могло дойти, что Марк и Рита собираются допросить мою жену Веронику.

4. Валентина

Я встречалась с двумя любовниками. С одним – из-за денег, с другим – по большой любви. Так поступают многие женщины. В том числе и замужние, только тщательно скрывают это. В этом случае никогда не следует рассуждать о морали. Мораль – это выдумка. Однажды я долго беседовала с одним психологом, все расспрашивала его: есть ли общепринятые нормы поведения в тех или иных ситуациях, так сказать, общие правила для всех, грани и барьеры, которые нормальным людям запрещается перешагивать, и психолог ответил мне однозначно: нет. Я была в ужасе от услышанного. Как, пыталась я добиться правды, разве нет норм поведения в обществе, в отношениях между людьми, так же не может быть! И он мне снова ответил: нет таких правил. Я была в бешенстве. Начала приводить какие-то общепринятые (опять же), на мой взгляд, догмы, к примеру: нельзя (или нехорошо) бить своих родителей. Но и тут твердолобый психолог мне с невозмутимым видом ответил: смотря по обстоятельствам. А ведь я произнесла вслух то, что большинство людей считает недопустимым!!! Я считала это аксиомой!

Не хочу сказать, будто бы этот психолог развязал мне руки. Нет. Я сама себе их развязала, когда почувствовала, что не могу жить дальше так, как жила раньше. И что (пусть простят меня неустроенные материально женщины) деньги – не главное. Сережа Минкин купил мне квартиру, машину, позволил мне нигде не работать и ни в чем не нуждаться, но с ним я все равно была несчастлива. Его никогда не было дома, я не чувствовала его любви, зато чувствовала себя совершенно одинокой. Я могла весь день валяться в постели, маясь от безделья. Книги и телевизор стали моими настоящими друзьями. Я прочитала много книг, просмотрела огромное количество фильмов, и мне все больше и больше начинало казаться, что жизнь проходит мимо меня. Словно она, жизнь (я представляла ее себе в образе пышной зрелой женщины с развевающимися рыжими волосами, держащей в руках огромный букет цветов), проходит мимо моей кровати, на которой я лежу в пеньюаре, даже не глядя в мою сторону, и стремится куда-то туда, где меня нет и никогда не будет. Ведь в каждой книге и каждом фильме кипела, бурлила жизнь, там происходило много событий, мелькали какие-то образы, пейзажи, звучали голоса, музыка, крики, там все было живым и двигалось, любило, ненавидело, стреляло, наслаждалось, страдало, словом, жило полной жизнью. И только я, изнемогая от пресыщенности, лени и чувствуя, как заплывают жиром и теплым шоколадом мои мозги и чувства, превращалась в часть моей кровати, постели, становилась вещью.

До встречи с Сережей я работала секретаршей в одной маленькой фирме, получала гроши и чувствовала себя самым мерзким образом, я стыдилась своей бедности, считая, что только человек без мозгов может влачить такое вот нищенское существование. Сидя за своим столом в приемной и раскладывая документы, я мечтала о другой жизни, о том, как у меня когда-нибудь появятся деньги, как откуда ни возьмись свалится мне на голову квартира, красивая мебель, как я куплю себе машину – кабриолет. Идиотские мечты, о которых даже стыдно вспоминать – все как у всех. Я даже не столько мечтала о мужчине, который все это принесет мне на блюдце, сколько о материальных благах. Деньги, деньги – я страстно их желала. И, видит бог, дождалась. Сережа зашел в нашу фирму по каким-то своим делам, увидел меня, наши взгляды встретились. Он этим же вечером пригласил меня в ресторан. А дальше все было, как в хорошей мелодраме – любовь, страсть, путешествие в далекую теплую страну, волшебный отель, вкусная еда, жара, солнце, полные чемоданы новой одежды, самолеты-аэропорты-вокзалы, возвращение в родной город, уютная съемная квартирка, жаренная по-домашнему курочка на ужин, мечты о будущем, аборт, вторая беременность, тревоги, ожидания, покупка новой благоустроенной квартиры, машина, роды, смерть малыша, снова самолеты-аэропорты-вокзалы, Германия, Франция, восстанавливающая терапия, долгие прогулки по ухоженным паркам-садам Европы, дорогие магазины, роскошные рестораны, золото, брильянты, возвращение домой, покой, лень, книги, телевизор, бисквиты с кофе по утрам и ужины в ресторанах перед сном. И все как во сне, как будто бы все это происходило не со мной, а с героиней какого-то сериала. Я разучилась чувствовать. Сережу Минкина я не любила, а просто воспринимала как данность. Я поняла, что начинаю тупеть, что у меня пропадают всяческие желания и что ничего не доставляет мне радость. Безвкусие, бесчувствие.

И вот тогда-то появился Тимур. Он зашел к нам вечером обсудить какой-то вопрос с Сережей. Сережа – хорошо сохранившийся холеный блондин, спокойный, даже меланхоличный, я бы даже сказала, медлительный, заторможенный (что не мешало ему зарабатывать огромные деньги). Тимур – красивый брюнет с печальным умным лицом. Движения порывисты, нервны, кажется, что в нем бушуют ураганы, сверкают молнии, шумят грозы и грохочет гром. Он – комок нервов, сгусток мощной электрической энергии. Тимур – одноклассник Сережи, он пришел к нему просить о помощи, и чувствовалось, как он страдает от того, что ему приходится унижаться. Ребенок заболел, срочно требуются деньги на операцию, на работе – проблемы, кажется, фирму, в которой он тогда работал, закрывали – хозяин пустил дело на самотек и сам, увлекшись путешествиями, растратил все свои деньги. Сережа дал необходимую сумму, Тимур обещал отработать. Я видела, что он уходит от нас с тяжелым сердцем и тяжелым кошельком. Сумма была внушительная, и трудно сказать, где и каким образом он мог бы ее отработать.

А я тогда всю ночь не спала. Думала о Тимуре. Мне не было дела ни до его жены, ни до его больного ребенка. Я хотела, чтобы он пришел еще раз, вновь увидеть его, услышать его голос, запомнить на всю жизнь его мужественное узкое лицо с раскосыми глазами цвета морской волны и бровями вразлет, аккуратно уложенные густые черные с проседью волосы, бледные плотно сжатые губы, пальцы рук, нервные, тонкие, сухо постукивающие по столешнице.

Но он не пришел. Потом я узнала случайно, что в тот вечер, когда он шел от нас, прижимая к груди пачку с деньгами, на него напали и отняли деньги, что он влез в долги, и в его жизни началась черная полоса. Ребенка, однако, удалось спасти, но Тимур словно потерялся. Он бросался в какие-то авантюры, вкладывал занятые деньги в какие-то проекты и снова все терял, снова занимал, перезанимал, брал кредиты.

Все эти крупицы информации я узнавала от Сергея, осторожно выведывая у него все, что могло касаться Тимура.

Однажды, спустя примерно полгода со времени нашего знакомства с Тимуром, вечером, почти ночью, я спустилась в магазин за чаем. Я не хотела чаю, но знала, что он кончился – странное дело, у меня никогда прежде такого не было, чтобы закончились все запасы чая. Возможно, мне тогда просто захотелось выйти из дома. Сергей был в Англии, подписывал какой-то важный контракт.

И вот в супермаркете я увидела Тимура. Он выбирал виски. Я подкатила к нему с тележкой, в которой было пять красивейших жестяных коробок с чаем. Мы поздоровались. Мне хотелось, чтобы все покупатели с продавцами на какое-то время исчезли, чтобы мы остались одни. Быть может, никогда еще мне не хотелось чего-то (вернее, кого-то) так сильно. Словно я проснулась и обнаружила себя живущей совершенно чужой и бессмысленной жизнью, и мне предоставлялась возможность вернуться в жизнь свою, некогда потерянную. И Тимур был моим, я это откуда-то знала. Я даже физически почувствовала себя иначе. Стала как бы легче, и движения мои приобрели какую-то приятную порывистость.

– Как дела? – спросила я, все еще не веря, что мы с ним можем поговорить без свидетелей, без Сергея. – Как ребенок, семья?

– Все нормально.

Он так смотрел на меня, что у меня закружилась голова. И мне хотелось, чтобы она кружилась, мне хотелось всего, что было связано с Тимуром, с моими чувствами к нему.

– Вы очень красивая, Валентина, – вдруг сказал он. – Я думаю о вас вот уже шесть месяцев и пятнадцать дней.

– Я – любовница Минкина, – сказала я, чувствуя, что готова заплакать. – Я – его вещь. Без него я бы стучала на машинке в своей конторе за тысячу рублей в месяц и штопала бы чулки. У нас с ним могли бы быть дети, но я потеряла их. Я не принадлежу себе и не знаю, что мне делать, потому что я тоже думаю о тебе все эти месяцы и дни.

Ту ночь мы провели вместе. В сильных ласковых руках Тимура я чувствовала себя такой счастливой. До спазмов, до судорожных рыданий. Я хотела бы пустить корни в его горячее, сильное тело, стать его частью. Потом было много ночей, украденных у вечно занятого и ничего не замечающего Сергея.

Тимур говорил, что расстанется с женой, но мне было все равно, живет он с ней или нет. Я же жила нашими встречами, я воровала его у его жены и ребенка, а он воровал меня у Сережи. Мы были ворами, но счастливыми ворами. А еще я знала, что его жена ни о чем не догадывается. Тимур с женой стали приходить к нам с Сережей в гости. Мы дружили семьями! И это было и приятно и мучительно одновременно. Мы любили друг друга одними взглядами. Мы обманывали в мыслях сидящих друг напротив друга Сережу и черноглазую красавицу Альмиру. Я завидовала ей в такие минуты, зная, что после ужина они вернутся домой вдвоем, что дома их ждет няня, которую они отпустят, чтобы остаться своей семьей: Тимур, Альмира и их ребенок. Что они лягут в одну постель и что он привычно обнимет ее, забудет на время меня, прижмется к ней и уснет. А может, и не уснет, а займется с ней любовью. По привычке, по семейной привычке. А Сережа Минкин будет любить меня, как свою жену. Хотя я так и не стала его женой. Не успела.

Его убили в июне. В аэропорту, за два часа до рейса, который должен был доставить его в Лондон, в аэропорт Хитроу.

5. Валентина

Я лежу на плече Тимура. И мне кажется, что на другом его плече лежит голова красавицы Альмиры. Альмира – очаровательная белокожая и черноглазая молодая женщина. Мне думается, что и в шестьдесят она тоже будет выглядеть, как девушка. Потому что она стройная, хрупкая, да и лицо у нее как у девочки, совершенно нет морщин. У меня была возможность рассмотреть ее, когда она приходила в наш дом вместе с Тимуром. Дурочка, она ничего не замечала. Ни наших горячих взглядов, не слышала, как бухает его сердце при виде меня, ничего, ничего не чувствовала! Она сидела подле него так тихо, ела мало. Смотрела на Сережу, потом переводила взгляд на своего мужа и, как мне всегда казалось, постоянно сравнивала их, и сравнение было, конечно, в пользу Тимура. Это читалось на ее спокойном лице, по той блуждающей улыбке счастливой женщины, эта улыбка меня просто выводила из себя. Иногда я представляла себе, как встаю, беру Тимура за руку и увожу с собой – неважно куда. В ванную, в кухню, в спальню. Этот дом – мой, и в нем нет ни одной комнаты, стены которой не видели нас в любви. Я мысленно беру теплую сильную руку Тимура и веду, веду его на глазах у удивленных Сережи и Альмиры, увожу, волоку в свою нору по той лишь причине, что он уже давно принадлежит мне.

Представляла ли я себе, что у Минкина роман с Альмирой? Никогда. Возможно, у него и бывают какие-то связи на стороне – в том же Лондоне, куда он все чаще и чаще мотается. Скорее всего, у него там кто-то есть, но Лондон – это не только другая страна, но и другой мир, и мне абсолютно все равно, что в нем происходит. И чем чаще Сережа летает туда, тем лучше для меня – я встречаюсь с Тимуром.

Представляла ли я себе, что будет, если Сережа узнает о том, что у меня есть второй любовник? Представляла. Он не будет церемониться. Это он на людях такой белый и пушистый. Но всем известно, что белым и пушистым с неба на голову не падают миллионы и миллионы. Он хочет казаться таким, ему нравится быть таким, но чаще всего, вне дома, на работе, среди тех, кто работает на него, он холодный и расчетливый зверь. Хищник. Иногда я спрашиваю себя, почему он живет именно со мной, ведь я не самая красивая, не самая молодая (хотя мне всего-то двадцать шесть), и прихожу к выводу, что я очень удобна – я всегда на месте, как вещь, которую поставили на одно место и там она будет стоять, пока не вернется хозяин. Те годы, что мы прожили с ним вместе, я на самом деле была вещью. Практически никуда не выходила из дома. Женщины моего круга и положения куда чаще выбираются на люди, ходят по салонам, фитнес-клубам, собираются стайками в ресторанах. Я же предпочитала дом, мне нравилось лениться именно дома. Быть может, это происходило по той причине, что я слишком долго не имела своего собственного дома и слишком тяжело переживала свою бедность, я никак не могла насладиться тем, что обрела, живя с Минкиным. К тому же внутри меня жило чувство благодарности этому человеку за все то, что он для меня сделал. Быть может, я и не стала счастливой, но хотя бы перестала заботиться о хлебе насущном. И вообще, я благодарный человек. Во всяком случае, мне так казалось, пока я не встретила Тимура.

Я спрашивала себя, почему Сережа не женился на мне. Но ответа так и не получила. Сережа привык к тому, что я постоянно дома, что я никуда от него не денусь. Возможно, я и была для него семьей, домом, олицетворяла собой хрестоматийное гнездо, куда он всегда может вернуться, зная, что его там ждут.

Возможно даже, у него где-то была законная жена, о которой я никогда и ничего не слышала. Главным для меня было то, что я ничего не знала ни о его прошлом, ни о том, чем конкретно он занимается, зарабатывая деньги, ни о том, какие чувства он ко мне испытывает. Он тратил на меня уйму денег: помимо квартиры и машины, он купил и оформил на мое имя загородный дом в поселке Пристанное на Волге, открыл мне счет в банке.

Как я отношусь к деньгам? Я их люблю. Собираю, коплю, прячу, как мышка в норку. У меня много разных тайничков, набитых деньгами. На черный день. С таким мужчиной, как Минкин, это необходимо. Хотя бы из-за чувства самосохранения. Ведь у меня никакой профессии, никаких навыков, ничего. Просто живу, наслаждаюсь жизнью, и все.

Я лежу на плече Тимура и понимаю, что люблю его. И эта любовь для меня равна опасности его потерять. Вот когда я думаю о том, что он в любую минуту может исчезнуть, нет, не бросить меня, а именно исчезнуть, как исчезают все те многие, кто должен крупные суммы денег, меня бросает в жар, и тогда я готова продать все, что у меня есть, чтобы только дать ему денег, чтобы выручить его, чтобы позволить ему жить спокойно. Интересно, Альмира тоже способна на такое или же она любит Тимура до тех пор, пока он дает ей деньги? Знает ли она о том, что его жизнь на волоске, что, помимо того, что он занял крупную сумму, чтобы расплатиться с Сережей (это те деньги, которые у него украли), ему пришлось брать в долг на операцию, лечение и восстановление здоровья их ребенка, да еще и содержание семьи. Альмира всегда хорошо одета, вся в золоте, да и шубы у нее дорогие – словом, не выглядит она женой человека, задолжавшего астрономическую сумму. Быть может, она действительно ничего не знает? Тимур бережет ее? А меня почему не бережет? Доверяет? Считает самым близким человеком? Или просто знает, что от меня трудно скрыть такой большой долг, тем более что большую часть денег он должен все-таки Сереже. Как бы там ни было, но иногда я даже завидую Альмире, она хотя бы спит спокойно, да и кошмары ее не мучают, как меня – иногда я вижу собственными глазами, как моего любимого закатывают в асфальт.

Я встаю и иду на кухню готовить завтрак для Тимура. Сначала он выпивает чашку кофе, потом мы с ним о чем-то говорим, строим планы на будущее (на самое ближайшее будущее, планируем следующую встречу), потом я ставлю перед ним тарелку с его любимым белым, чуть подогретым хлебом, и он долго, с удовольствием намазывает его маслом. В любое время года на столе спелые помидоры, нарезанные, посыпанные солью и черным перцем. Маслины. Еще – его любимый клубничный или черничный джем. Чтобы так не спеша, с удовольствием позавтракать, мы поднимаемся чуть свет. Но это все же лучше, чем вскакивать за пять минут до выхода из дома, комкать утренние тихие часы, которые мы можем провести вместе, осознанно, а не сонно прижавшись друг к другу в постели. И мы оба понимаем это.

Альмира думает, что Тимур в разъездах, что он на работе и проводит ночи в гостиницах, а завтракает в гостиничном ресторане кофе и вареным яйцом. Разве может она предположить, что у него есть любовница, тем более я. Ей кажется, мы подруги, хотя и видимся редко. Она уверена, что нас с Сережей связывает не одиночество и иллюзия семейной жизни, а настоящая страсть. Быть может, она судит по себе? Каждый человек судит по себе. Это психология. И всегда примеривает чужую жизнь на себя. Как рубашку.

Круг знакомых Тимура и Альмиры вполне достойный. Несколько супружеских пар, где мужья связаны бизнесом. Серьезные семейные люди. И только одна пара выделяется на этом фоне. Семья Садовниковых. Марк и Маргарита. Очень красивая пара. Особенно Марк. Роскошный брюнет с ярко-голубыми глазами. В такого невозможно не влюбиться, и я бы, может, и влюбилась, если бы, во-первых, не полюбила Тимура, а во-вторых, не была знакома с Маргаритой – женой Марка. Невозможно любить мужчину, видя, как он сохнет по своей жене, какими глазами он на нее смотрит – любит, просто сходит с ума по ней и сторожит, как цепной пес. Говорят, он не выпускает ее из дома. Но это неправда. Это сплетни. Люди злы и завистливы, особенно когда видят такую любовь. Надо побыть недолго в обществе Маргариты, внимательно рассмотреть ее, понаблюдать за ней, чтобы понять, что она совершенно счастлива и что ее муж – далеко не цербер. А еще, наперекор общественному мнению, Маргарита – существо свободолюбивое, это я поняла, когда однажды присутствовала при одном общем разговоре. Это было на дне рождения Альмиры. Небольшая компания, где все друг друга не только знают, но и любят, уважают. Альмира приготовила манты, на столе было много салатов, закусок, Маргарита привезла из дома пирог с капустой. Все было так славно, по-семейному. Мне даже на какое-то мгновение стало стыдно, что мы с Тимуром в этом обществе как изгои, да только этого никто не знает. Мы – воры, преступники, обманщики, прелюбодеи. Речь пошла как раз о свободе перемещения в пространстве, о браке и о том, как эти понятия связаны. Рита спокойно заметила, что брак – это не тюрьма и что даже в браке каждый человек должен чувствовать себя свободным. Альмира спросила, имеет ли она в виду личное пространство, на что Рита ответила, что личное пространство – не обсуждается, это непременно, и что она имеет в виду именно перемещение в пространстве. Что хорошо путешествовать вдвоем, но если один супруг или супруга занят(а), то другой имеет право куда-то поехать по своим делам. И я поняла тогда, что эта тема больная для самой Риты и что она это право поехать куда-то одна долго отвоевывала у своего строгого мужа. Потом за столом говорили еще много о чем, но я пыталась услышать лишь то, что говорят Марк и Рита. И из слов Марка (он говорил мало, все больше слушал да отлучался, чтобы отвечать на бесконечные телефонные звонки) стало понятно, что, работая следователем прокуратуры, он повсюду видит одних преступников. И что это у него как болезнь. Но я его почему-то не осудила. Напротив, я представила себе, что сама с утра до ночи занимаюсь этой грязной и трудной работой – очищаю город от убийц и насильников. Конечно, это не может не оставить свой след на психике человека. А если он так любит свою жену и дочь (с трудом запомнила имя этой красивой девочки – Фабиола), то не может не переживать за них.

Рита. Если бы я завидовала ей по-черному, то сказала бы: она хорошо устроилась. Пишет картины и продает их за десятки тысяч евро. И все это – не выходя из дома. В тепле, так сказать, и уюте. Мажет себе кисточкой и, помимо того что получает от самого процесса творческое удовольствие, так еще и денежки.

Но моя зависть – белая. Я рада, что хотя бы у нее все сложилось. И творческая работа, и материальная независимость от мужа, и красавец-муж, который так ее любит.

Альмира злится, ведь несмотря на то, что она считается приятельницей Риты, купить ее работу она не может – кишка тонка. Быть может, Рита и подарила бы ей что-нибудь из своих работ, но на это требуется желание, а его пока нет. Вот мой Сережа – он совершенно равнодушен к искусству, и если в моей квартире висят картины, то выбраны и куплены они исключительно мной. Конечно, много постеров – я не могу потратить крупные суммы на подлинники. Разве что потихоньку скупать работы местных художников в надежде, что они когда-нибудь станут известными и будут стоить огромных денег. В нашем городе только один художник будет стоить дорого, он и сейчас стоит дорого – это Рита Орлова. Но мне ее работы не потянуть. Если же представить, что я прошу, скажем, пятьдесят тысяч евро на какой-нибудь натюрморт с грушами кисти Риты Орловой, не думаю, что Сережа мне откажет, но не поймет, удивится, решит, будто я его обманываю. А если даже я и куплю ее работу, то Сережа будет всякий раз, проходя мимо картины, спрашивать: «И вот эти груши стоят пятьдесят кусков?» Искусство – это не для нас. Да и я лучше повешу на стену копию Ритиной работы, постер в красивой раме под стеклом, а пятьдесят тысяч потрачу на что-нибудь другое, а еще лучше – спрячу, уволоку в свою норку. Мало ли что может случиться в моей жизни. Или же дам Тимуру – пусть погасит часть своих долгов.