Волчья ягода

Среди суетящихся перед дверями пассажиров, прибывших, очевидно, тем же рейсом, что и мы, Пола не было видно. Затем произошло какое-то движение, послышался какой-то шум, и прямо передо мной возникла из тумана (хотя возможно, что этот туман возник из моей больной головы) машина „Скорой помощи“, откуда выкатили и куда-то унесли носилки.

Мне стало нехорошо. Дурные предчувствия мешали мне сосредоточиться и вообще что-либо соображать. Ведь я должна была искать Пола. Сумка с деньгами была при мне. „Дипломат“ Пола остался при нем. Ну не мог же он сбежать и оставить меня одну в аэропорту – в этом не было никакого смысла. Будь он с НИМИ, зачем же ему тогда было везти меня в Москву? Он мог бы договориться с Гаэлем (который теперь, кстати, имел те же права и полномочия, что и я), и прибили бы меня, не отходя, что называется, от офиса, после чего закопали бы в цветочной клумбе. Все так просто…

И тут я увидела Пола. Его несли на носилках. Его светлое пальто было в крови, голову, простреленную в области виска, прямо на моих глазах прикрыли белой простыней… Последнее, что я увидела, были мокрые подошвы ботинок Пола. Эти ботинки ему привез тот самый африканский посол, с которым они дружили и который довольно часто прилетал в Лондон по своим делам. Ботинки были из натуральной змеиной кожи и стоили что-то очень дорого…

И я вдруг подумала тогда, что его ботинки уже этим же вечером будет примерять какой-нибудь русский… Ведь они чистые, на них нет крови.

* * *

Я поняла, что ОНИ не шутят, им было важно, чтобы на встречу я приехала одна. Они убили Пола, моего верного помощника и преданного друга, они застрелили его, едва он показался в дверях… Я поняла это, когда подслушала разговор стоявших неподалеку от меня двух мужчин, которые явно были свидетелями разыгравшейся на их глазах трагедии.

Я не помню, как очутилась в такси. Просто остановила первую попавшуюся машину и назвала адрес. Мысль о том, что те, кто убил Пола, могли бы с таким же успехом убить и меня, чтобы похитить сумку с деньгами, не давала мне покоя. Ведь тогда им не пришлось бы обменивать на них папку с документами, тем более что эти бумаги все равно будут фальшивыми. Такова логика вещей. Бандиты с большой дороги обвели меня вокруг пальца, попользовались мною и теперь собирались ограбить меня…

Я не узнавала себя. И никак не могла взять в толк, как же могло случиться, что Москва, которая воспитала меня и подарила мне лотерейный билет, называемый удачей, теперь отвернулась от меня… Да, действительно, поначалу, когда мы с Виком только приехали сюда, в этот распираемый от амбиций и перегруженный такими же искателями приключений, как мы, город, нам было трудно. Но первое, что мы сделали, это, просмотрев все объявления в первой попавшейся газете, нашли квартиру. Недорогую, на девятом этаже в районе Крылатского. Денег, которые я украла у своей сестры (именно украла, причем самым циничным образом, запустив руку в шкатулку, где она хранила все свои накопленные доллары для покупки новой фотоаппаратуры), хватило, чтобы заплатить за месяц вперед да на приличный ужин в недорогом кафе. Мы поужинали, добрались до квартиры и завалились спать. И, только выспавшись и надышавшись свежим, хотя и сырым московским воздухом, который врывался в комнату через открытую форточку, мы встали, умылись, позавтракали (а точнее, выпили по чашке кофе) и отправились добывать деньги. И никакой речи тогда не могло быть о том, чтобы искать себе постоянную работу. При помощи книг и справочников, журналов и газет, в которых давались советы, каким образом следует искать себе работу, словом, той литературы, которую мы тщательно изучали еще в С., готовясь к поездке в Москву, мы отлично уяснили себе, что, помимо моего диплома Экономической академии и свидетельства об окончании курсов арбитражных управляющих, мне необходимо соответствующим образом выглядеть и что внешний вид играет в этом деле не последнюю роль. Кроме того, мы запаслись двумя рекомендательными письмами, подкрепленными телефонными звонками: эту поддержку мне оказал мой преподаватель-экономист, Барышников, у которого были большие связи в Москве в комитете по банкротству, и один не последний человек из с-ской администрации, с которым мне пришлось пару раз переспать, чтобы он соизволил снизойти до письма некому Р. из Федерального агентства по банкротству. Я знала, я чувствовала те золотые рычаги, которые мы с Виком приведем в движение и которые помогут мне сориентироваться в московской системе банков. Ведь мне, в конечном итоге, предстояло выбрать банк, управляющий которого смог бы по достоинству оценить мои способности и постепенно передать мне один из своих филиалов. Вик хотя и говорил, что планка моих амбиций и претензий более чем завышена, но все равно помогал мне, и если уж быть до конца справедливой к нему, то попросту СЛУЖИЛ мне, забывая подчас о себе, точнее, о СВОИХ потенциальных возможностях и перспективах, которые постепенно открывала перед ним столица. Ведь Вик был умным и решительным человеком, способным не хуже меня развить бурную деятельность с тем, чтобы занять СВОЮ нишу если не в финансовой системе, то, уж во всяком случае, в игорном бизнесе. У него для этого были все задатки афериста с большой буквы. Он знал о картах, рулетке и прочих азартных играх практически все. Кроме того, он обладал незаурядными способностями по части логического мышления и мог просчитать на много ходов вперед не только карточную игру, но и саму жизнь. Возможно, этот дар был синтетическим, поскольку, кроме логики, он обладал завидной интуицией и, самое главное, памятью. Ему ничего не стоило, занимаясь вплотную моими делами, параллельно устраивать и свои, но его беда заключалась в том, что ему от всех его способностей и возможностей становилось вдруг нестерпимо скучно, и он не раз признавался себе, что мог бы уже сейчас быть богатым человеком (правда, по локоть в крови, поскольку внедрение в полукриминальный мир ночных клубов и казино было просто немыслимо без крови), но ему от одних этих мыслей уже становилось тошно… Быть может, дело было в том, что ему вообще мало было нужно от жизни? Он любил вкусно поесть, выпить и совершенно не мог обходиться без женщины. Но этого было маловато для карьеры. Он не был честолюбив и никогда, в отличие от меня, не стремился к большим деньгам. Скорее всего он был игрок, который получал куда больше удовольствия от самого процесса игры, сопряженной с риском, чем от сознания того, что он выиграл и, главное, заработал на этом какие-то деньги.

Это теперь-то мне ясно, почему он сошелся с Милой, такой же бессребреницей, как он. Они были превосходной парой, эти сумасшедшие… И если Мила воспринимала Вика как свое продолжение, как человека, который постепенно превратился бы в ее часть, то у меня в отношении него были совсем другие планы. Я собиралась использовать его. И использовала. СПОЛНА.

Так вот. Я остановилась на том, что нам необходимо было добыть деньги. Я должна была выглядеть более чем роскошно и произвести совершенно неизгладимое впечатление на моего потенциального работодателя, которого я тогда еще и представляла себе с трудом. Это будет банкир, но банкир слабенький, сумевший взобраться на банкирское кресло исключительно благодаря поддержке других, но никак не своим умом. И этого человека мне предстояло вычислить путем знакомства с людьми, которым я должна была вручить письма… Р., – для начала я должна была ослепить его.

Где раздобыть денег рано утром в холодной и промозглой ноябрьской Москве?..

Вик заботливо поднял на мне воротник поношенного старенького плаща, поцеловал меня и улыбнулся. Он был так красив, этот Вик, что прохожие женщины, я думаю, завидовали мне черной завистью, когда видели, как этот великан с копной темных волос, этот породистый мужчина с бледным лицом и пронзительно голубыми глазами обнимает меня у всех на глазах и целует нежно, как ребенка…

– Не горюй… Я знаю, где мы раздобудем денег… Но только обещай, что не будет никаких сцен…

И я не успела толком ничего сообразить, как он вдруг кинулся прямо под проезжающий мимо нас белый „Форд“…»

Глава 3

На лестничной площадке уже не было крышки гроба.

Анна остановилась в нерешительности перед дверью и долго смотрела в черный зрачок «глазка», словно пытаясь встретиться взглядом с человеком, поджидающим ее в квартире и стоящим, как ей казалось, на расстоянии одного шага от нее. Их разделяла всего лишь дверь.

Если это Матвей, рассуждала она, внутренне содрогаясь при мысли о том, что он снова попытается изнасиловать ее, то он получит сполна…

Серебряная, довольно острая шпилька была просунута в рукав, в подкладку шерстяного жакета таким образом, чтобы в нужный момент Анна могла быстро извлечь ее и сунуть, скажем, в глаз своему насильнику…

Она позвонила. Дверь открылась не сразу.

Да, это был Матвей. Но он плохо выглядел. Был бледен и казался расстроенным. Мужчины в таком состоянии обычно не насилуют.

– Проходи… Что-то ты припозднилась. Самолет-то когда приземлился?

Он был одет так же, как в прошлый раз. Черная одежда лишь подчеркивала его резко обозначившуюся худобу и нездоровую белизну лица, которое казалось напудренным.

– Я долго не могла найти такси, – тихо ответила она, из последних сил стараясь не расслабляться: она бы не смогла в тот момент объяснить, каким образом шпилька оказалась уже зажатой в ее правом кулачке.

– Понятно… А где же твой преданный пес, Фермин?

– Я пришла одна. Его ЗДЕСЬ нет.

– Ты уже не можешь без провожатых? – усмехнулся он. – Что ж, проходи… Деньги с тобой?

– Конечно…

– Да уж… Я представлял тебя не такой. Ты, похоже, превратилась в дохлую рыбу, Анна Рыженкова… А мне рассказывали про тебя такие вещи… Присаживайся, я сегодня не в форме, а потому не смогу доставить тебе ту бездну удовольствий, которые ты получила от меня несколько дней назад… Скажи, тебе ведь понравилось то, что я сделал с тобой? Вам, женщинам, это нравится… Где деньги?

– А где папка? – судорожно сглотнув, пробормотала она, чувствуя, что теряет самообладание. – Мне нехорошо, у меня грипп… Давайте сюда вашу папку и забирайте деньги…

– У нее грипп! Похоже, и у меня тоже грипп, но я же не хнычу… Я спрашиваю тебя, сука, где деньги? Вытряхивай их из своей сумки без разговоров!

Она сидела не шелохнувшись. Все ее естество противилось такому обращению. Она ненавидела этого бледного, омерзительного типа, от которого и сейчас пахло так же, как тогда… Табаком, легким перегаром и еще чем-то мужским, тошнотворным… Она ненавидела сейчас мужчин ВООБЩЕ. Как биологический вид. Но и боялась страшно. Она и сама не могла понять, почему не отдает деньги, ведь ему достаточно одного удара, чтобы сбить ее со стула и повалить на пол, чтобы добить ногами… С него станется.

– Я начинаю подозревать, что ты не Анна Рыженкова. Та баба, о которой мне рассказывали, не могла бы так попасться, как ты… Привезла денежки, значит? И думаешь, что действительно существует папка, которую я собираюсь тебе отдать? Да кто ты такая, чтобы тебе вообще что-нибудь давать? Запомни – через неделю ты привезешь сюда еще столько же…

Сумка уже валялась на полу, а Матвей пересчитывал деньги. Все произошло в считанные мгновения. Одно движение – и деньги перекочевали в пластиковый пакет с изображением голой девицы.

Она не понимала, что с ней происходит. Неужели это конец?

Но теперь она ненавидела не только Матвея… Она испытывала ненависть еще к одному человеку. Именно сейчас, когда вдруг внезапно прозрела и поняла, как могло такое случиться, что она вообще оказалась в этой Богом забытой стране, куда возвращаться ей было столь же опасно, сколь счастливо и безмятежно она жила на ставшем ей родным острове Мэн.

Мила! Снова это ненавистное ей имя! Сестра, пусть даже и мертвая (хотя навряд ли такие, как она, умирают, они живут долго и переживают своих родных, высасывая из них кровь, как смертоносные клещи, питающиеся за чужой счет!), достала ее и отомстила за ту несчастную украденную тысячу долларов…

– Моя сестра действительно умерла? – спросила она шепотом, словно боясь нарушить тишину, воцарившуюся на какие-то несколько минут, пока Матвей прикуривал, прижимая к груди пакет с деньгами.

– А я почем знаю… Мы только выведали, что у тебя есть сестра, которая живет в С., как видишь, этого оказалось достаточным, чтобы выманить тебя… Видать, остатки русской крови еще бродят в тебе, раз ты могла купиться на такое…

И тут он застыл, с тревогой посмотрев на нее, как человек, который внезапно проговорился и теперь не знает, как понезаметней сделать вид, что ничего особенного не произошло и он не сболтнул ничего лишнего… Но Матвей явно проговорился: Анна поняла, что звонок из России, на который она попалась, был результатом усилий тех, кто стоит за Матвеем. И что история с похоронами сестры – плод ИХ профессиональной работы. Но десять тысяч фунтов, которые она привезла сюда – разве это сумма? Разве это вообще деньги, по сравнению с тем капиталом, которым она обладает и с помощью которого делает в год во много раз больше? И если люди, занимавшиеся ее поисками в течение трех лет, в курсе ее деятельности, то что мешало им запросить сто тысяч, а то и миллион?

Все это смахивало на какую-то игру, начало которой ей показали, а уж дальнейший ход событий, главной участницей которых ей еще предстояло стать, предугадать не смог бы и сам дьявол…

Чутье на этот раз подвело ее: она так и не смогла ухватить основную идею того, что произошло с ней в последнее время. С одной стороны, выходило, что шантажисты довольно неплохо осведомлены о ее прошлом и настоящем, но с другой – слишком уж ничтожной была запрашиваемая ими сумма, к тому же непонятны были причины ее предполагаемых частых вояжей в Москву. Кому понадобилось заставлять ее летать из Хитроу в Шереметьево и обратно, если принудить ее полностью откупиться и даже разорить ее было бы куда проще, находясь в Англии, где у нее под рукой вся необходимая для переводов на ИХ счета документация?.. Анна столько раз сама прибегала к шантажу и вообще занималась самыми непотребными в нравственном плане делами для вытряхивания денег из ослабевших компаний, буквально не сходя со своего кресла в офисе. Компьютер и телефон – вот средства, которыми она пользовалась для достижения желаемых результатов.

И она задала этот вопрос:

– Какой смысл мне летать туда-сюда, если требуемая сумма находится ТАМ, и перевести ее мне было бы куда проще, находясь там… Зачем вам было вызывать меня в Москву? Вы боитесь, что я обращусь в полицию? Но вы же и сами прекрасно знаете, что я не сделаю этого никогда… Чего вы от меня хотите? Вы убили Пола… Не отказывайтесь, я понимаю, что он показался вам лишним, и вы просто так, одним нажатием на курок лишили жизни умнейшего человека… Он лишь СОПРОВОЖДАЛ МЕНЯ, и больше ничего… Что мешает вам поехать в Англию, вытрясти из меня все оставшиеся деньги и после этого прикончить меня? Матвей, или как вас там! Кто за всем этим стоит?

Он открыл было рот, чтобы ей ответить, но в это время раздались гулкие удары в дверь, от которых задрожали стены.

– Все, хватит трепаться, и так столько времени потеряли… Это они! Они пришли за тобой… Извини, детка, но мне что-то неохота с ними встречаться… Они ребята такие – не любят сложностей. Оставайся здесь и постарайся быть с ними поласковей… Это У НИХ папочка с документами, а у меня теперь – твои денежки… Все мы люди смертные и хотим хорошо жить…

Она с ужасом смотрела, как он распахивает окно, вскакивает на подоконник и исчезает в фиолетовом проеме рамы… Он, человек, который каким-то образом что-то пронюхал про ИХ дела, про Интерпол и которому удалось встретиться с ней РАНЬШЕ них… Он, который обещал помочь ей оторваться от них и продать ей папку с документами, добытыми ИМИ, профессионалами из ФСБ, ценой трехлетних усилий, попросту подставил ее…

А разве она сама не виновата в том, что оказалась в ловушке, расставленной ее же слабостью? Иначе как можно назвать желание во что бы то ни стало приехать в Москву на похороны сестры, в Москву, вход в которую ей заказан; в Москву, тысячи законопослушных граждан которой, благодаря усилиям Анны Рыженковой, управляющей банком «Норд», остались обобранными до нитки?.. Как же она могла настолько забыться, чтобы потерять всякую осторожность и угодить в лапы ФСБ?

Дверь готова была слететь с петель, когда она, вскарабкавшись на подоконник, застыла над сверкающим при свете фонаря мокрым асфальтом тротуара. Второй этаж. Чтобы переломать все кости – достаточно и этой высоты. Но ведь Матвея-то нигде не видно, а это значит, что он не разбился. Спрыгнул, отряхнулся и побежал себе…

Сзади раздался страшный грохот, очевидно, рухнула дверь или что-нибудь в этом роде…