Тень Арднейра

– И что я должен с этим ключом делать? – Тиорин в недоумении разглядывал изображение.

– Я уже сказал, – сварливо отозвался Оракул, – сделай ее эргом… И тень уйдет. Возможно.

Рисунок начал таять, впитываясь в камень, как вода в песок.

Тиорин нерешительно переминался с ноги на ногу. Все услышанное казалось глупой шуткой. Небывалое дело – самому вот так взять и сотворить нового эрга! Нет, разумеется, возрождающая купель строится именно для этой цели, но решение о создании нового бога должно приниматься на общем совете… По крайней мере, так было на памяти Тиорина, и так стала эргом Диаран Иллинон, леди Меонара.

– Забудь о совете, хозяин, – устало прошелестел оракул, – когда они попытаются тебя убить, забери сюда женщину и сделай эргом. И тень рассеется, и вернется день.

Решив не спорить со сбрендившим вконец Оракулом, Тиорин процедил:

– Э… я подумаю… Но как я встречу ее? Скажи, раз уж ты все знаешь наперед.

– Навести ту, что была тебе так дорога, и забери Око Пламени. Быть может, ты успеешь, и найдешь ключ там.

«Похоже, об этом все знают», – сердито подумал эрг, – «ну да что поделаешь…»

Он круто развернулся, царапая гранитные плиты пола, и пошел прочь. Говоря по-людски, на сердце лежал камень, а где-то под ребрами засело недоброе предчувствие.

Да и видано ли – чтобы кто-то пожелал убить эрга? Либо этот кто-то полный безумец, либо…

«Может быть, не так уж крепок сон старших?» – вновь подумал лорд Саквейра.

Где-то внутри, рядом с частицей Первородного пламени, скользким опарышем шевельнулся страх, такой же застарелый, как и отметины на теле.

«И что тогда?»

Тиорин неспешно поднимался к порталу, ведущему в надземную часть дворца. Под ногами – горячие базальтовые ступени, на стене – мелкий орнамент из коротких линий и кружков, наверняка сделанный самыми первыми таверсами.

«Что ты будешь делать, если, упаси Бездна, она вернется, пребывая в прежней силе?»

Страх не унимался. Казалось бы, беспричинный, ведь пока не случилось ничего непоправимого, но все же… Тиорин снова, как и много раз до этого, остановился на краю пропасти. Там, на дне, в клубах черного дыма, его ждали воспоминания: дикое племя, боги Первородного Пламени, решающая схватка… все, что привело его к Возрождающей купели. И – необъяснимый, животный ужас перед тем, что это могло повториться.

…Когда-то к лорду Саквейра пришел мудрый человек. Это был древний старик, все его тело походило на высушенный гриб-боровик, но глаза, на удивление, искрились счастьем, а потому казались молодыми.

«Я вижу, ты болен», – сказал тогда мудрец своему лорду, – «тебя грызет твой собственный страх перед прошлым».

Тиорин не стал отпираться. Да, в те годы он просыпался по ночам с воплями: ему то и дело снились раскаленные прутья, с омерзительным шипением пронизывающие его тело. А днем повсюду слышался заливистый смех, от которого морозом продирало по коже. И ведь, что удивляло – она проделывала все это, убежденная в собственной правоте, в том, что именно так должно быть, и путь к Возрождающей купели именно таков, через боль и пламя…

«Чтобы прогнать страх, нужно его нарисовать», – изрек старик, – «и тогда время залечит раны».

Эрг про себя посмеялся. Отпустил старца, не забыв отсыпать щедро монет. А потом сел и, вооружившись самыми лучшими красками, изобразил все, что помнил. Стоит ли говорить о том, что, взявшись впервые за кисть, он рисовал так, как умел? Но природа эрга брала свое: каждый следующий мазок удавался лучше предыдущего, линии выходили все глаже, а образы, переносимые на полотно, все больше и больше соответсвовали тому, что жило в памяти.

…Картины горели долго. Он оставил только одну, глядя на которую не приходилось сомневаться в здравости рассудка художника. Он научился смотреть на нее почти спокойно, и даже представлял себе, что если – упаси Первородное пламя – изображенное существо вернется, то он собственноручно расчленит его тело и скормит Бездне.

«Так отчего же ты так испуган теперь?» – ступени под ногами складывались в кажущуюся бесконечной спираль, – «если она проснется, то ты возьмешь меч, и сразишься с ней, не давая воспоминаниям пожрать твой рассудок».

К тому же, Оракул ни словом не обмолвился о пробуждении старших.

«Только приплел Око Пламени», – Тиорин раздраженно захлопнул за собой первую дверь, ведущую к порталу, – «что ж… придется и в самом деле навестить герцогиню».

Этот визит не казался ему неприятным, скорее наоборот. Но лорд Саквейра не представлял себе, как будет смотреть в глаза женщине, которую любил и которую оставил лет сорок назад.

* * *

…Вейра сунула кучеру монету, подождала немного, пока экипаж покинет двор поместья, а сердце перестанет пытаться выскочить через горло, и медленно пошла вперед.

Вечерело. Вдоль дорожек по роскошным газонам шныряла прислуга, зажигая фонари. Подмигивали огоньками свечей высокие окна, словно дразня подступающую ночь. Белая громада особняка, которому было бы не совестно назваться и дворцом, упиралась тремя точеными башенками-шпилями в темнеющее небо; на востоке несмело мерцала вечерняя звезда.

Рассеянно слушая хруст мраморной крошки под ногами, девушка шла к парадному. Наверное, она слишком сильно сжимает веер… Или шагает не такими маленькими шажками, как это принято среди аристократов Саквейра, или… Пальцы онемели, лицо пылало; наверняка она была красная, как калина по осени… Под кружевной накидкой капля холодного пота медленно потекла вниз.

За спиной кто-то рассмеялся; Вейра быстро оглянулась – в пяти шагах шествовал мужчина средних лет, в рюшах и оборках, ну вылитый поросенок на праздничном блюде. Под руку с ним семенило юное создание, слишком хорошенькое, как подумала Вейра, для такого кавалера.

Девушка прикрыла лицо веером и, стараясь делать маленькие шажки, поспешила к мраморной лестнице в обрамлении массивных перил. Ее ждал очень важный вечер – и чрезвычайно рискованное предприятие.

Через несколько минут ее подхватил пестрый людской поток, увлекая внутрь.

«Как стая цветных мотыльков», – подумала Вейра, невольно улыбнувшись, – «или птичек… Только не бывает таких ярких и крикливых птах».

Она пошарила глазами по толпе, увидела маленькую и сухую старушку, одетую богато, но со вкусом. Каждый вновь прибывший считал своим долгом подойти к ней и – кто поцеловать ручку, кто просто поклониться, а кто заключить в объятия и облобызать сморщенные щеки.

Вдох… Выдох…

И девушка, не давая себе даже возможности испугаться, направилась к хозяйке особняка.

– Герцогиня… – Вейра присела в реверансе, – это такая честь для меня! Быть приглашенной… Право же, вы прекрасно выглядите, и этот зеленый муслин вам к лицу…

Веер на миг замер в сухоньких пальцах Кайрины де Гиль. В близоруких слезящихся глазах мелькнуло удивление… Казалось, вот-вот она скажет что-нибудь вроде «милочка, я вас не помню. Кто вы? Я же собственноручно подписывала приглашения»… Вейра ощутила, как по позвоночнику потекла еще одна капля.

Впрочем, даже если память не подведет герцогиню, у нее была готова красивая сказка о том, что она какая-то там родственница внука Кайрины со стороны его жены. Ну, или что-то вроде того.

«Главное – не волнуйся», – учил Жильер, – «самое страшное, что тебе грозит – это быть вышвырнутой прочь! Помни, помни о нашей цели. Око Пламени, вот что нам нужно… И его нужно добыть любым – слышишь? – любым путем! А бал – замечательный предлог пробраться в замок».

Кайрина де Гиль улыбнулась одними губами, при этом морщины на лице собрались в отдельные пучки.

– Я рада вас видеть, душенька. Пусть сегодняшняя ночь будет для вас радостной… Так же, как и для меня.

Вейра спешно опустила глаза. В голосе герцогини слышались и глубокая печаль, и обреченность доживающей отпущенный срок женщины, и глухая тоска по ушедшим годам. Все, кроме радости. И девушке стало стыдно оттого, что пусть даже во имя благого дела она вынуждена обманывать старушку, которая лично ей никогда не сделала ничего дурного.

«Зато она якшалась с чудовищем», – подумала Вейра, пытаясь разжечь в себе хотя бы маленький злой костерок, – «пожалуй, она заслужила небольшую ложь».

Поклонившись еще раз Кайрине де Гиль, Вейра медленно пошла вперед, не забывая томно обмахиваться веером и поглядывать по сторонам, игнорируя сальные улыбочки кавалеров. Ее должны были принять за свою, ведь не даром же Тоэс Мор потратил столько золота на платье! К слову, подобных нарядов у Вейры никогда не было; Мильор Лонс считал скромность едва ли не высшей добродетелью для молодой девицы, а потому платьица для Вейры шились исключительно светло-серого цвета и с воротничком под горло. Туалет, заказанный иххорцем, поражал воображение изобилием золотого шитья и глубиной выреза, Вейра даже опешила оттого, что ей придется одеть это , но потом сообразила, что именно так и одеваются знатные дамы. Тоэс Мор знал толк в нарядах.

…Она терпеливо ждала, когда начнутся танцы, и когда можно будет ускользнуть из зала. Жильер обещал быть поблизости, на тот случай, если что пойдет не так; но пока что его не было видно, как ни всматривалась Вейра в лица шастающей туда-сюда прислуги.

За окнами окончательно стемнело. От канделябров веяло жаром. Пахло закусками и дорогими винами. Женщины надменно расхаживали по залам, прикрывались веерами, хихикали, хватая друг друга за руки, и украдкой рассматривали незнакомых мужчин. Те, в свою очередь, собирались небольшими группами, раскуривали трубки и беседовали…

«Наверняка обсуждают последний указ лорда», – подумала Вейра, – «ну да ничего, скоро… Если повезет, Саквейр будет свободен от власти демона!»