Алтарь Тристана

– Я вышла навстречу, чтобы вас предупредить! Пожалуйста, обязательно скажите им, что вы видели нишу и с ней все в полном порядке!

– Им? – переспросила неприятно удивленная Александра.

– Да, он потребовал позвать эту… Нину, – лицо Ирины исказила гримаса отвращения. – Без нее отказывался разговаривать.

– И вы не могли возразить? – Александра следила, как тонкие, подрагивающие пальцы молодой женщины нажимают кнопки на кодовом замке подъезда. Дверь с писком открылась, Ирина нетерпеливым жестом пропустила художницу вперед.

– Что толку возражать? – буркнула она, входя вслед за гостьей в подъезд. – Эта проходимка своего влияния на свекра ничуть не утратила. Приходит как к себе, ведь он сам ее зовет. Препятствовать я не могу, у меня нет права голоса… Знали бы вы, что я от них терплю! Если бы не Иван!..

В неярком свете ламп, освещавших просторный, окрашенный бледно-желтой краской подъезд, лицо Ирины казалось особенно уставшим, даже изможденным. Теперь Александра дала бы ей не меньше сорока.

– Второй этаж, – опережая вопрос, произнесла Ирина. – Держитесь, не давайте себя сбить. Они что-то подозревают, кажется. Говорите спокойно, будто вас ничто не волнует.

«Меня и правда ничто не волнует! – заметила про себя художница. – К счастью…» Поднявшись на второй этаж, Александра вслед за Ириной остановилась перед старинной двустворчатой дверью, обитой черным потертым дерматином. Ирина потянула на себя одну створку и вошла в квартиру. Александра последовала за ней.

Обширная прихожая встретила вошедших женщин настороженной тишиной. Под высоким потолком, беленным последний раз лет двадцать назад, покрытым тут и там рыжими следами протечек, горела пятирожковая люстра. Пыльные, узкие желтые плафоны, овеваемые дрожащими нитями паутины, источали густой, как подсолнечное масло, свет. Ирина молча, с сердитым, разом застывшим лицом разделась и, взяв у Александры пальто, повесила его на крючок старинной вешалки, увенчанной отполированными оленьими рогами.

В прихожую выходило несколько дверей, но лишь одна была открыта. Туда они и вошли.

– Вот, – сказала Ирина, прикасаясь к локтю своей спутницы. – Я ее привела.

Обращалась она к щуплому пожилому мужчине, сидевшему в глубоком кресле, спиной к окну-эркеру. С одной стороны кресла высилась пыльная пальма с косматым стволом. С другой стояла женщина лет пятидесяти, как навскидку предположила Александра.

– Вы хотели с ней поговорить, – продолжала Ирина, глядя на свекра. – Вот, человек ради вас приехал, на ночь глядя.

Она говорила громко, сильно артикулируя, чтобы облегчить задачу чтения по губам, как догадалась Александра.

Мужчина пристально смотрел на невестку. Его глаза, водянисто-голубые, немигающие, уставились на нее с выражением напряженного внимания и жгучей бессильной ненависти. Александре достаточно было встретить этот взгляд, чтобы понять, какие родственные чувства питает старик к Ирине.

Женщина, стоявшая рядом с креслом, напротив, улыбалась и даже благожелательно кивнула гостье. Но в ее улыбке было столько яда, что Александра внутренне поежилась. «Угораздило же меня попасть в осиное гнездо!» Эти двое внушили ей настолько сильные опасения, что она не сразу решилась заговорить. «Старик не поверит ни одному слову, а эта мадам, кажется, заранее записала меня в мошенницы! Такая улыбка… Хуже гримасы!»

– Нишу пришлют через несколько дней, – сказала художница, стараясь, в подражание Ирине, четко артикулировать, чтобы мужчина мог читать по губам. – Обязательно!

– Вы поняли? – с нажимом уточнила Ирина, обращаясь к свекру.

Тот не шевельнулся. Его взгляд был по-прежнему прикован к губам Александры, хотя она молчала. Помявшись, женщина добавила:

– Через четыре дня ниша должна быть в Москве.

– А вы ее видели? – спросила Нина, с губ которой не сходила любезная улыбка.

– Видела! – с чистой совестью ответила Александра.

– А человек, который ее привезет, ваш родственник, друг? – не унималась Нина.

– Знакомый, – ответила художница, отрывисто и сухо, давая понять, что не расположена к развернутой беседе. – Я только что из Екатеринбурга, мы там встречались.

– Ясно… – протянула Нина и нагнулась к старику, заглядывая ему в лицо: – Ну что, Виктор, не стоит больше задерживать человека? Правда поздно!

Но старик не взглянул на нее. Вытянув шею, он поверх головы склонившейся к нему Нины смотрел на Александру. Его глаза расширились, губы беззвучно зашевелились. Внезапно он схватился за грудь, скрытую складками вельветового черного халата, надетого поверх свитера.

– Вам плохо? – бросилась к нему Ирина.

Нина, выпрямившись, отчеканила:

– Сама справлюсь, не в первый раз. Проводи свою подругу!

– Мы не подруги! – возразила Ирина.

– Все равно, проводи!

Не предлагая больше своей помощи, Ирина сделала Александре знак, и женщины вышли из комнаты. Закрыв дверь, Ирина приложила палец к губам и жестом пригласила художницу следовать за собой. Проведя ее к дальней двери, расположенной в торцовой стене прихожей, она отперла ее ключом и шепнула:

– Зайдите на минутку.

Александра молча приняла приглашение.

Оказавшись в комнате, Ирина заперла дверь изнутри, повернув колесико допотопного замка. Затем, словно силы разом покинули ее, опустилась на кушетку больничного образца, в изголовье которой лежала свернутая в виде голубца постель. Роль капустного листа выполняло истертое, местами дырявое байковое зеленое одеяло.

– Вы видели? – прошептала Ирина. – Старик смотрит на меня как на врага, эта, когда появляется, шипит с фальшивой улыбкой… Я всегда перед ними не права.

Александра промолчала. Она чувствовала, что молодой женщине не так важен ее ответ, как само присутствие, молчаливое участие. «Да и что тут скажешь? – спросила она себя, обводя взглядом комнату. – Все и так ясно. Незавидная жизнь. И ради нее она бросила профессию, рассталась с мужем…»

Ирина сидела, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи не дрожали, всхлипываний слышно не было. Казалось, женщина оцепенела. Александра не решалась попрощаться, хотя задерживаться было недосуг. Но, вспомнив о статье, она ощутила лишь былое равнодушие к теме. Идеи, которые посетили ее этим вечером, уже не казались оригинальными, придуманные на ходу фразы выглядели банальными и пустыми. «Да никуда статья не уйдет!» – сказала она себе, переводя взгляд с предмета на предмет, по привычке скупщика антиквариата оценивая обстановку на предмет ценности и старины.

Ремонта в этой узкой, вытянутой в длину комнате с одностворчатым окном не было давным-давно. Александра увидела серый потолок с трещинами на штукатурке, выцветшие обои с невнятным рисунком, оконный переплет, покрытый густым слоем пожелтевшей масляной краски. Вся мебель стояла вдоль одной стены – кушетка, маленький обеденный столик, два стула, шифоньер с полированными дверцами – часть румынского или югославского гарнитура советских времен. Другой мебели не было. На полу, возле кушетки, лежал коврик, связанный из разноцветных тряпочек. На стене, над столом, висел календарь. За позапрошлый год, в чем, взглянув на цифры внизу листа, тут же убедилась Александра. Обстановка убогая, характерная для захудалой съемной комнаты. Художница с удивлением соотнесла эту неприглядную, грошовую мебель и нищенскую постель с дорогой одеждой Ирины. Та казалась случайной посетительницей в комнате, но никак не ее обитательницей. Молодая женщина как будто по ошибке на минуту заглянула сюда… Поверить в то, что она изо дня в день тут живет, не первый год, Александра могла с трудом.

«Не только живет, но и ухаживает за ненавидящим ее свекром, терпит его капризы. Да еще эта охотница за наследством, Нина, украшает существование…»

Внешность той женщины запечатлелась в ее памяти так ясно, что художница могла бы набросать беглый портрет Нины, не сверяясь с оригиналом. Небольшой рост, коренастая фигура, крепкие руки. Квадратное лицо с развитой челюстью, низкий широкий лоб, увенчанный короной из завитых, обесцвеченных до желтизны волос. Взгляд небольших, глубоко посаженных темных глаз – внимательный, цепкий, умный. Одета женщина была без малейших претензий – серый свитер с высоким воротом, бесформенные флисовые брюки.

– Эта женщина, Нина, – произнесла Александра негромко, боясь нарушить тишину, вновь установившуюся в квартире, – откуда у нее такое влияние на вашего свекра?

– Да кто же знает? – с тоской вымолвила Ирина, уронив руки на колени и открыв раскрасневшееся лицо. Ее глаза были сухи, но блестели. – Вошла в доверие, и все тут. Была единственным человеком, который за ним смотрел пару лет, пока не приехала я. Он ей доверяет полностью, а она просто вертит им…

Александра недоверчиво покачала головой:

– Простая сиделка, да еще бывшая… Удивительно! А из-за чего вы ее уволили?

– Это решал Иван, не я, – Ирина пожала плечами. – Мне он предоставил самое легкое и приятное, – в ее голосе зазвучали дребезжащие саркастические нотки, – приехать и выставить ее отсюда…

– А он-то почему так решил?

Александра не ждала ответа. В конце концов, собеседница не обязана была озвучивать семейные дрязги постороннему человеку. Но Ирина с готовностью ее просветила:

– Иван сказал, что она стала очень дерзко разговаривать с ним по телефону, необъяснимо дерзко! Намекала на то, что он должен держаться скромнее, что у него маловато прав ей указывать, – ее буквальные слова… Иван встревожился, ведь отец не мог с ним даже поговорить, он не слышал его голоса в трубке! Все разговоры велись при посредничестве этой женщины, а правильно ли она озвучивала отцу слова сына… Словом, нельзя было это так оставить. Я все бросила и приехала. Поверьте, я выдержала настоящую битву!.. Нина только с виду такая благожелательная, а на самом деле…

Внезапно Ирина осеклась и, вытянув шею, повернула голову к двери. Александре тоже послышался шум в коридоре. Теперь она отчетливо различила звук приближающихся шагов. Шаги остановились прямо за дверью. Ручка повернулась (художница с удивлением отметила, что ее сердце забилось при этом быстрее, хотя бояться было нечего) и вернулась в прежнее положение. Женский голос произнес: