Спроси у Ясеня

– Да хоть по-китайски, лишь бы понятно было.

Очевидно, пощадив меня, она еще раз прокрутила в голове содержание письма, переводя текст на родной язык, и умирающим голосом сообщила:

"Дедушка – Вербе. 20 августа. Ясень для всех жив. Покушения могут повторяться. Золтана брать живым. Схема прежняя. Планы заморозить. Враги могут оказаться сильнее. Имитировать свертывание деятельности. Ближайший вызов Центра будет означать общий сбор. Счастье для всех."

Мне ужасно хотелось спросить, как это все расшифровывается дальше, потому что непонятного осталось больше половины. Для меня. А Тополь за каждой фразой видел вполне конкретный смысл и зацепился почему-то лишь за одну, для меня – так самую простенькую.

– Черт бы его побрал с этими его многозначными формулировками, – прошипел Тополь. – "Враги могут оказаться сильнее"! Сильнее кого, чего? Сильнее нас? Сильнее, чем мы ожидали? Сильнее, чем они были раньше? Или сильнее всех на свете? Что он хотел сказать, мать его?! В оригинале-то это как?

– А в оригинале еще двусмысленней получается, – сказала Верба. – Enemies may be stronger. Чувствуешь элемент сомнения?

– Чувствую, – угрюмо согласился Тополь.

– Ну, а это "счастье для всех" как тебе нравится? – Татьяна выделила свое.

– Думаешь, Дедушка помирать собрался?

– Не-ет! Я думаю он нас хоронить собирается. Планы заморозить, общий сбор, имитировать какое-то фуфло… Тушит нас потихонечку.

– Брось, – возразил Тополь. – Не похоже. Так не тушат. Спустили бы просто на нас свору натасканных золтанов, и все – вместо российского ИКСа – штабель тушенки.

– Значит, предупреждает.

– Правильно. Об этом и шифровка: враги могут оказаться сильнее. Все остальное – лирика. Вот только какие враги?

– Ну, если я правильно понимаю, – сказал Татьяна, – Дедушка сам не знает, какие.

– Думаю, что ты правильно понимаешь, потому что, если Дедушка врагов знает, можно считать, что их уже нет. А Дедушка просто чувствует, что кто-то ему в затылок дышит. Чутье-то у него отменное.

– И когда же, ты полагаешь, он почувствовал это дыхание? Вчера?

– Очевидно. Или позавчера. Ведь восемнадцатого у него было совсем другое настроение. Клянусь.

– Да, я помню. Что же могло случиться?

– Все что угодно. Глупее всего сейчас гадать на кофейной гуще, – сказал Тополь. – Эту информацию Дедушка счел избыточной. Можно с ним не соглашаться, но для экстренной встречи я не вижу достойного повода, а общий сбор по вызову Центра не может откладываться надолго.

– Согласна. А ты не побоишься ехать на этот общий сбор?

– Да ты с ума сошла, Верба! Ты опять про похороны?

– А я всегда про похороны. Вспомни, разве Ясень доверял Дедушке полностью?

– Когда-то доверял, – подумав, ответил Тополь.

– Вот именно – когда-то! Когда был еще мальчишкой. А вообще полностью нельзя доверять никому и никогда.

Тополь сделался совсем мрачным и закурил.

– Так ты, девочка моя дорогая, предлагаешь общий сбор РИСКа провести до общего сбора ИКСа? Я тебя правильно понял?

– Именно, – кивнула Татьяна. – Именно это я и предлагаю. Дай сигарету, понятливый ты мой. И пора дергать отсюда.

А я сидел рядом совсем непонятливый, но очень, очень старался понять. Во мне даже что-то перегревалось от напряжения. Но вопросы задавать было не велено, и я тоже закурил. Сразу стало ужасно муторно. Ну, конечно: вторая сигарета натощак – это просто издевательство над собственным организмом. Я выбросил длиннющий бычок и не сдержался:

– Что вы курите до завтрака, уроды! Контрразведчики хреновы! А ну-ка быстро: зарядка, душ, овсянка с соком и горячий кофе с булочками, беконом, яйцом и сыром!

Татьяна посмотрела на меня несколько ошалело, а Тополь мрачно повторил:

– …яйцом и сыром.

Прозвучало это ужасно торжественно, как клятва. Например: огнем и мечом, или, скажем: словом и делом. И мы с Татьяной невольно рассмеялись. Тополь улыбнулся и прогрохотал уже совсем торжественно:

– Яйцом и сыром!!!

И мы все трое стали хохотать, как сумасшедшие.

Глава шестая

КРАТКИЙ КУРС

Неаполитанский паренек Фернандо Базотти родился в семье потомственного мафиози. Младший из четырех братьев, был он любимым сыном старого Джузеппе Базотти, который, конечно, не мечтал тягаться с могущественными сицилийскими кланами, но у себя в Неаполе был не последним человеком. Коррупция в тогдашней Италии начала двадцатого века еще не достигла своих всепоглощающих масштабов, но мэр города все ж таки дружил с Джузеппе и в нужный момент прикрывал его перед карабинерами и судом. Фернандо был ростом невелик, но крепок и физически очень развит, а к тому же необычайно способный, сообразительный и хитрый, в общем к восемнадцати годам отец стал поручать ему дела, более ответственные, чем остальным трем братьям, а в двадцать Фернандо придумал и осуществил собственную блестящую операцию по вытряхиванию денег из нечистого на руку хозяина галантерейного магазина. Фернандо рос на глазах, и когда через пару лет старик Джузеппе попал в тюрьму, где и был повешен кем-то из конкурентов, старшим в семье безоговорочно был признан младший брат. Братья хотели мстить за отца, уже собиралась приличная хорошо вышколенная неаполитанская банда для броска на юг, на вожделенную Сицилию, но Фернандо сказал строго:

– Лучшие времена прошли. Оставаться здесь – это тупик. Здесь мы все перережем друг друга или нас передушат цепные псы Дуче. Ни черта мы здесь не заработаем. Надо ехать в Америку.

Начинались тридцатые годы. В Америке царствовал Аль Капоне.

– Но в Америку нельзя ехать без денег, – возразил Сержо, самый старший.

– Верно, – согласился Фернандо. – поэтому сначала мы возьмем их здесь.

И они сумели с большими деньгами удрать вчетвером в Америку. А потом с еще большими деньгами – вернуться домой. И отомстить за отца. И стать первыми на Сицилии. И с совсем уже огромными деньгами, полученными благодаря войне и послевоенной разрухе – снова рвануть в Америку. А там выгодно и хитро вложить их и приумножить. И как-то незаметно подкрались уже пятидесятые годы, даже вторая их половина. И Фернандо вдруг сказал: ша. Почему он так сказал? Да потому что был не дурак. Потому что появилась редкая возможность отмыть несколько сотен миллиардов долларов и выйти из игры.

А игра уже надоела. Надоела так, что от нее мутило. Мутило от крови, от трупов, заделанных в бетон, от детских пальчиков, высылаемых по почте, от изнасилованных девочек, от полуживых наркоманов с черными кругами вместо глаз, от подвешенных за единственную ногу инвалидов, от распухших утопленников и разбрызганных по стенам мозгов… Ша, сказал Фернандо и вышел из игры. Вышел так, как, наверное, еще никто и никогда до него не выходил. Его просто не стало. Совсем не стало. Вместе с братьями и вместе с деньгами.

Через два года в Майами появился Фонд Базотти. Внаглую. Под той же фамилией. Учредителем его был только один из братьев Базотти – Фернандо. Об остальных трех больше никто и никогда не слыхал.

А была и еще одна причина, побудившая великого Фернандо выйти из игры. В апреле пятьдесят седьмого у него убили единственного сына – двадцатитрехлетнего Марио. А примерно за какой-нибудь месяц до смерти у отца с сыном состоялся такой разговор:

– Отец, а ты никогда не думал бросить это все и начать новую жизнь?

– Чтобы замаливать грехи перед Всевышним?

– Можно это и так назвать, но ты же знаешь, отец, я никогда не хотел стать священнослужителем, и тебе вовсе не советую уходить в монастырь. Просто мне кажется, что твои деньги могли бы послужить доброй цели.

– А ты знаешь добрую цель в этом мире?

– Мне кажется, что да, отец.