Когда вернусь в казанские снега…

Ушла.

– Она хорошая? – спросил я Игорька.

– Ты что, слепой? Девица первый класс.

– Но хорошая? – переспросил встревоженный Яцек.

– Не знаю, – промямлил Барков. – Меня она не волнует.

– Яцек! – крикнул я. – Посмотри на этого сноба! Весь мир она волнует, а его нет.

Барков засмеялся:

– Да не, ребята, вы меня не так поняли. Она меня не волнует в плане кино, вот что. – Он пригнулся к столу и зашептал, смешно и быстро перемещая зрачки то вправо, то влево: – Ведь я же хочу всё перевернуть, вот в чём дело. Всё наоборот, понимаете? В том числе и женский тип – назад, бежать от всех этих эталонов. Как Антониони с Моникой Витти. Только я и этого паренька хочу перевернуть, понятно? Всё перевернуть.

– Кого же ты будешь сейчас снимать, Игорёк? – спросил я.

– Не знаю пока, но только Ира Иванова меня теперь не волнует. В этом плане.

Он стал рассказывать, что уезжает на днях со своей группой на Южный берег Крыма и там начнёт снимать что-то такое замечательное, никем ещё не виданное, что-то такое… сам он ещё не знает что.

– Сними меня, Игорёк, – попросил я его.

– Ты лучше, Миша, иди ко мне администратором. – Он засмеялся.

– Нет, – сказал я, – об администраторе не может быть и речи, а вот ты лучше сними меня в какой-нибудь роли.

Игорёк опять засмеялся, а Яцек обиделся за меня и перешёл на «вы».

– Почему же вы не хотите снять Мишу? – сказал он. – Чем же он хуже других? Я вот, к примеру, собираюсь его ваять.

– Ладно, – засмеялся Барков. – Сниму тебя в эпизоде. Рта не успеешь открыть, как я тебя сниму.

– Напрасно ты так относишься к эпизодам, – упрекнул я его. – Ты бы посмотрел на Феллини. Какие у него эпизоды!

– Сниму тебя с блеском, – сказал Игорёк. – А Феллини у меня ещё попляшет.

Подошла Ирина и присела рядом со мной.

– Фу, – сказала она, – вы бы хоть бутерброд мне сделали, Миша.

Я быстро состряпал ей бутерброд с кетой, а сверху положил кружок парникового огурчика и зелёный листочек для красоты.

– И воды налейте, – попросила она.

Я налил ей боржома и положил в фужер ломтик лимона. Она с удивлением посмотрела на меня и вдруг сказала такую штуку, что я чуть не поперхнулся коньяком.

– Как ловко вы это всё делаете, Миша, – сказала она. – Вам бы мужем моим быть.

Барков засмеялся, а мы с Яцеком так и уставились на неё.

– Всё время хожу голодная, – пожаловалась Ирина. – Мужа выгнала, со свёкром поссорилась, а сама, идиотка, ничего себе сварить не умею.

Она расплакалась.

Барков улыбался.

А мы с Яцеком чуть с ума не сошли.

– Ирина, что с вами? Скажите! Не делайте нам больно.

– Муж – тунеядец, свёкор – педант, а сама я дура, одна-одинёшенька, – пожаловалась она сквозь слёзы. Потом встала и сказала нам с Яцеком: – Проводите меня, друзья. Миша, если можно, заверните это филе для меня в салфетку. Спасибо.

Мы вышли втроём на улицу Горького. Моментально все пижоны положили глаз на Ирину и поплелись за нами, держась на расстоянии, словно стая трусливых волков. Знают, что с Корзинкиным шутки плохи.

– Как странно устроена жизнь, – говорила Ирина, – человек, который красив, умён и известен, может быть одинок. – При этом один свой зоркий глаз она повернула ко мне.

– Покажите, пожалуйста, ногу, – попросил её Яцек, – поднимите её чуть-чуть.

– Оп-ля! – сказала Ирина и приподняла ногу, как цирковая лошадка.

– Интересно, – сказал Яцек, мгновенно и гениально уловив особенности её ноги. – Очень интересно. Что-то есть. Можете опустить.

Мы пошли дальше.

– Послушайте, Ирина, э-э, не знаю вашего отчества, – церемонно заговорил Яцек, – Ирина Оскаровна, у меня есть конкретное предложение. Приходите ежедневно к нам в студию. Я буду вас ваять, а Миша позаботится о еде. Конечно, пища у нас не изысканная, но всё-таки он что-нибудь приготовит из полуфабрикатов. Каждый день будете сыты.

– Гениально! – радостно закричала Ирина. – Бог мне вас послал, друзья. А вас, Миша, особенно, – шёпотом сказала она мне.

Мы подошли к её огромному мрачному дому, построенному ещё в период расцвета культа личности. Дом весь был тёмным, лишь на одиннадцатом этаже светилось одинокое оконце, да и то зашторенное, задрапированное, – это её свекор, кабинетная крыса, мучитель, паук, занимался наукой.

– До свидания, до завтра, – сказала Ирина. – Кстати, Миша, передайте мне моё филе.

Какой я балбес – чуть было не забыл про филе! Судорожно я выхватил его из кармана и протянул ей. Она положила филе в сумочку.

– Спасибо за всё, – сказала она и пошла к своему дому, а снежная позёмка подметала перед ней тротуар.

3

На следующий день Ирина пришла в студию и после этого стала появляться у нас ежедневно.

Она сидела в кресле на помосте, выставив свои ноги, а руками изредка шевелила, переворачивая страницы книги.

А Яцек в брезентовой робе бродил вокруг помоста, зорко разглядывая детали её тела, возвращался к гигантской уродливой глиняной глыбе, колотил по ней какой-то палицей, снова делал обороты вокруг Ирины и бормотал:

– Бардзо ладне, бардзо добже.

А я тем временем хлопотал по хозяйству. Я поджаривал полуфабрикаты так, что они прямо подпрыгивали на сковородке. Я изобрёл даже свой собственный замечательный соус. Могу поделиться рецептом. Скажем, если вы отварили курицу, вовсе не обязательно выливать бульончик, вы кладёте в него пять ложек крахмала, пять ложек сахара, пять ложек соли, пять ложек перцу, два стакана томатного сока, мелко-мелко нарезанный лимон, стакан молока, баночку горчицы, пару лавровых листиков, выжимаете туда же тюбик селёдочной пасты, всю эту смесь доводите до кипения, швыряете туда горсть маслин, и соус готов.