Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)

Майор Вересов никогда ранее не выступал в роли «шкраба»,[4 - «Шкраб» – лётчик-инструктор (жарг).] но за свою жизнь прошёл столько переподготовок, что теперь ему не составило особенного труда передать накопленный опыт пилотам «Белого орла». Разумеется, он учитывал, что за столь короткий срок не сможет сделать из этой троицы специалистов по «Яку-38», но уповал на их знания и боевой опыт.

– О полном курсе придётся забыть, – на первом же занятии объявил Вересов. – Матчасть учить не станем. Главное – получить навыки управления: взлёт, посадка, выход на цель…

– Как насчёт манёвров уклонения? – деловито поинтересовался Стуколин.

– Если останется время, – отрезал Вересов.

– Что значит «если останется время»? Мы же этот долбанный борт защищать должны будем.

– В крайнем случае защитишь грудью.

– Это как? – удивились пилоты, впервые услышавшие о манёвре «грудь».

– Возьмёшь ракету на себя, – охотно объяснил Вересов.

– А если ракета не зацепится?

– Значит, не зацепится…

«Яки» стояли в отдельном ангаре, и какой-то умник из командования авиаполка в целях обеспечения секретности додумался отделить ангар и «рулёжку»[5 - «Рулёжка» – дорожка, предназначенная для руления и буксировки самолётов, может использоваться как резервная взлётно-посадочная полоса (жарг).] при нём строительными работами. Целыми днями в тридцати шагах от ангара взрёвывал бульдозер и слонялись рядовые срочной службы в замызганных спецовках. Разумеется, неведомый умник добился прямо противоположного эффекта, и в любое время на той стороне рва можно было увидеть свободных от дежурств офицеров, которые с немалым интересом наблюдали за тем, как Вересов обучает посторонних пилотов премудростям вертикального взлёта и посадки. Оставалось только надеяться на благоразумие наблюдателей, что они не будут трепать языком, рассуждая на темы, с чего бы это вдруг командованию понадобилось возвращать в строй списанные «Яки», да ещё и учить чужих пилотов взлёту со специализированной автомобильной платформы.

Сами уроки занимали почти всё светлое время суток, что по летнему времени составляло без малого двадцать часов. В распоряжении друзей-пилотов находились четыре машины: три «Як-38М», на которых им собственно и предстояло совершить исторический вылет, и один «Як-38У». Учебная модификация штурмовика «Як-38У» отличалась от базовой модели прежде всего тем, что у неё была заметно увеличена носовая часть за счёт установки дополнительной кабины. Обращало на себя внимание и расположение этой кабины: обычно в учебную модификацию «врезают» кабину инструктора, а в «Як-38У» было наоборот – «врезалась» кабина обучаемого, а инструктор располагался там, где сидит пилот на базовом самолёте. Впрочем, наши герои ожидали чего-то необычного от самолёта вертикального взлёта и посадки, а потому почти не удивились нестандартному расположению кабины обучаемого.

В первый же день, едва только состоялось знакомство пилотов с инструктором, Вересов повёл их к ангару и предложил «покататься». Первым в кабину обучаемого он посадил Громова, сам занял место в кресле инструктора и, не теряя времени даром, запустил двигатели. Прямо на глазах Лукашевича и Стуколина восьмитонная машина небесной окраски под громкий рёв трёх двигателей начала подниматься, покачиваясь по крену, над «рулёжкой», на высоте ста метров словно замерла, а затем надфюзеляжная створка воздухозаборников подъёмных двигателей опустилась, шасси сложились, сопла подъёмно-маршевого двигателя повернулись, и «Як» перешёл в полёт по восходящей глиссаде.[6 - Восходящая глиссада – прямолинейная траектория подъёма летательного аппарата.]

Через три минуты учебный штурмовик вернулся к ВПП и не без лихости сел «по-вертолётному».

– Следующий, – объявил Вересов, откинув фонарь.

Вторым в кабину обучаемого забрался Лукашевич. Процедура повторилась. А через некоторое время Вересову пришлось полетать ещё раз – для Стуколина.

Затем «Як-38У» был отведён в ангар для техосмотра и дозаправки, а Вересов пригласил пилотов в пристройку выпить чаю и поделиться впечатлениями.

– Что скажете? – спросил он, пока закипала вода.

– Что тут скажешь… – Громов развел руками. – Ощущения странные. Непривычные. Наверное, из-за обзора. Носа не видно. Словно на табуретке едешь. Или на козле…

– На стрекозле! – недипломатично уточнил Стуколин.

Если эти двое и хотели как-то задеть чувства своего новоиспечённого «шкраба», это им не удалось. Вересов кивнул с пониманием и очень серьёзно сказал:

– Действительно «козёл». И норовистый. Он меня однажды сбросил. Сбой в системе автоматического катапультирования. Срабатывает обычно при отказе балансировочной автоматики, а тут – в прямом и горизонтальном полёте, на высоте в две тысячи.

– И что машина? – спросил Стуколин.

– А что машина? – Вересов пожал плечами. – Пролетела ещё тридцать километров и ткнулась носом в пашню. Капремонта, правда, избежать не удалось.

Лукашевич вдруг нахмурился:

– А эти ваши «стрекозлы» не сбросят нас в самый ответственный момент? Мало ли кто чего сделает по неопытности, а ведь автоматическая система катапультирования ошибок не прощает.

Электрочайник закипел и отключился. Михаил Андреевич бросил в стаканы по пакетику «Принцессы Канди» и наполнил их крутым кипятком.

– Именно на этот случай, – буднично сообщил он, – было принято решение автоматическую систему блокировать. Решение на катапультирование придётся принимать самостоятельно.

– О-па-па! – сказал Стуколин, но Громов с Лукашевичем посмотрели на него осуждающе.

После того, как чаепитие закончилось, Вересов вновь пригласил пилотов на «рулёжку», и каждый из них совершил ещё по одному вылету с инструктором, на этот раз сосредоточив внимание не на особенностях самого полёта, а на последовательности управления взлётом и посадкой.

– По-хорошему так надо бы вас сначала на вертолёт посадить, – посетовал «шкраб». – На «Ми-8». Это входит в полный курс. Но времени нет…

– Я на «Ми-8»[7 - «Ми-8» – российский военно-транспортный вертолёт, разработка КБ Михаила Миля.] летал, – вдруг признался Громов.

– Серьёзно? Сколько часов?

– Не часов, – Константин потупился, – минут. Пятнадцать-двадцать. Ребята дали подержаться.

Вересов хмыкнул.

– Понятно, – сказал он. – Что ж, очень хорошо, товарищ подполковник, что вы управляли «Ми-8». Я это учту…

Помолчав, Вересов поинтересовался:

– А правду рассказывают, что вы ещё и «витязь»?

– Правду, – подтвердил Громов. – Я из «Русских витязей», но давно в отставке.

– Тогда вам будет проще. Я слышал, «витязи» любят эксперименты. Попробуете взлететь по-самолётному?

– А что, «тридцать восьмой» это умеет? – встрял Лукашевич.

– Угу, – важно кивнул Стуколин, нахватавшийся ненужных сведений во время работы на издательство. – Довели машинку…

– Попробую, – сказал Громов, глядя Вересову в глаза.

– Но без фокусов, – предупредил «шкраб». – Взлетаете и сразу на разворот. Пойдёмте, я покажу.

Прежде чем допустить Громова к взлёту «по-самолётному» Вересов дважды продемонстрировал пилотам, как это делается. Потом предложил Константину выбрать машину: три «Як-38М» в ряд стояли на «рулёжке». Громов походил вокруг, похлопал каждый самолёт по фюзеляжу, по воздухозаборнику подъёмно-маршевого двигателя. Остановился он на крайней справа машине с бортовым номером 88. И через пять минут уже сидел в кабине.

Закрыв фонарь, Громов запустил подъёмно-маршевый двигатель, вышел на связь с КДП[8 - КДП – контрольно-диспетчерский пункт] и запросил у руководителя полётов разрешение на взлёт. Такое разрешение было им получено и, чётко следуя инструкции Вересова, он начал разбег по полосе. Неизвестно, удалось бы подполковнику взлететь с палубы тяжёлого крейсера типа «Минск»,[9 - Именно на тяжёлом авианесущем крейсере «Минск» с декабря 1979 года по сентябрь 1980 года отрабатывалась процедура взлёта «Як-38» с коротким разбегом.] но полосы ему вполне хватило, чтобы набрать скорость отрыва. Построив «коробочку»,[10 - «Коробочка» – траектория полёта летательного аппарата над аэродромом, по форме представляющая прямоугольник с большой стороной, параллельной взлётно-посадочной полосе.] Громов вернулся назад. Посадка тоже прошла без сучка и задоринки, и друзья встретили Константина аплодисментами.

– Теперь какие впечатления? – снова поинтересовался Вересов.

– Машина послушная, – признал Громов. – Кое-чего я пока не понимаю. Например, зачем поменяли авиагоризонт? Переучиваться придётся…

Так, без каких-либо происшествий, закончился первый учебный день.

* * *