Не взывай к справедливости Господа

Конечно цыганок, увидев возле своего товарища по игрищам и недетским забавам, незнакомого парня с растерянным взглядом школьника, проспавшего урок, решил подыграть, уркагана изобразить, мол, мне зарезать человека, как два пальца об асфальт! Главное, нагнать страху на своих, чтоб чужие боялись.

Что и удалось сделать в полной мере.

Яблон стоял, посасывая сигарету, и неопределённо хмыкал; то ли одобряя действия цыганка, то ли посмеиваясь над растерявшимся сельским парнем.

– Пивка притаранил бы, ага! – «уркаган», который только что грозился воткнуть «перо» в горло Кирилла, теперь, как ни в чем ни бывало, миролюбиво кивнул ему, мол, видишь, какое дело, – голова, как седалище, не варит. Вылив остатки чефира прямо себе под ноги, он протянул чайник Кириллу.

– Я бы сам сходил, да причесаться нечем, расчёску дома забыл. Иди, иди! Рыгаловка прямо через дорогу. Зелёный ларёк. Дуська там торгует. Скажи: «Карамба велел чайник под крышку залить, а то – сам придёт. Так и скажи: «А то сам придёт!» Давай, давай, топай!

Кирилл, прихватив чайник и радуясь, что угроза миновала, выскочил на улицу. Если просят пацаны, как не уважить? Уважу!

Пивной ларёк-скворечник стоял в той стороне, где находились незамысловатые аттракционы: кольцо обозрения, каруселька для детей, лодки-качалки, зеркальная комната смеха и ещё какие-то хитрые устройства для отработки удара молотом.

К ларьку тянулась, змеясь, очередь из недружелюбных, угрюмых людей, для которых глоток пива в такую жару – жизненная необходимость. Очередь глухо ворча и, не двигаясь, топталась на месте.

К «Дуське» не подойти, собьют с ног.

Постояв несколько минут в конце очереди, Кирилл плюнул на это дело и пошёл к дощатому ресторану напротив, где будет пиво с наценкой или, на крайний случай, сухое вино, которое тоже охмеляет – я те дам!

После всех треволнений у Кирилла в горле до того пересохло, что официантка в ресторане не сразу поняла, что он хочет.

Кирилл выложил деньги сразу за три бутылки болгарской «Монастырской Бани», чтобы сразу угодить новым знакомым.

Вино – повалить – не повалит, а форс будет.

В одной руке битый чайник, в другой прижатые к груди бутылки, таким он и ввалился снова в бильярдную, где его с нетерпением ждали новые знакомые, лихачи по обличию и манерам.

Яблон сидел на зелёном сукне стола, перекатывая в ладонях бильярдные шары, а цыганок, по прозвищу Карамба, беспокойно крутясь на табурете, что-то втолковывал пожилому служителю, который на его слова божился и виновато оглядывался по сторонам.

Все повернулись на вошедшего Кирилла.

– Ссаки! – Подхватив бутылку, Карамба подбросил её и тут же ловко поймал. Дотянувшись до лежащего на столе кия, он нацелил его латунным концом на бутылочную пробку и сильно надавил. Пробка с лёгким всхлипыванием провалилась, выбросив из бутылки красный фонтанчик вина. Присосавшись к длинному и узкому горлышку заморской посудины, Карамба, как поющий во славу дня кочет, закрыв глаза, стал вливать в себя чуть отдающий алкоголем напиток.

Через короткое время бутылка полетела в ящик с мусором стоявший в углу.

Служитель, печальным взглядом проводив бутылку, откуда-то из-под стола достал щербатый стакан, протёр его концом потной рубахи и поставил на зелёное сукно.

Кирилл протянул две оставшиеся бутылки Яблону. Тот одну отдал, сразу оживившемуся служителю, а другую, зажав между скрещенных ног, средним пальцем стал топить неподатливую пробку. Наконец она, сыто чавкнув, проскочила внутрь бутылки.

Яблон налил стакан всклень и дружелюбно протянул Кириллу:

– Гонцу – по рубцу!

Кирилл, хоть и жил в селе, но никогда не пил из такой мерзопакостной посуды. Чтобы не показаться привередливым, он, стиснув от брезгливости зубы, медленно стал цедить вино, которое на вкус было мягким и чуть сладковатым. От второй порции он отказался.

Служитель суетливо подхватил склянку и тут же, торопясь, опрокинул стакан в себя. Яблон только удивлённо поднял глаза:

– Ну, ты и фраер!..

Раскрутив в бутылке оставшееся вино, он с явным удовольствием выпил всё до дна.

– Ба-бу-бы… – дурашливо по слогам протянул он, утираясь рукавом, явно бахвалясь перед новеньким.

– А чё! Махнём на Эльдорадо! Там любую чуву закадрить можно. Воскресный день! – сразу оживился цыганок.

Его синеватые белки глаз подёрнулись томной влагой. По всему его облику было видно, что вино сделало его вновь человеком. Он, словно воспарял в воздухе – обыкновенный удачливый уличный малый, но если вглядеться – шпана подзаборная.

– А, что за место такое – Эльдорадо?

Эльдорадо, как Эльдорадо, посреди чернозёмной России – недосягаемая мечта американских переселенцев. Золотая Страна Солнца, волшебная земля под Тамбовом. Небольшой лесистый остров посреди реки с названием, напоминающим любовный поцелуй. Цна – тихая, как женщина во сне, обняла и захлестнула живописный, заросший огромными, помнящими ещё дикую мордву дубами, остров, где по ночам стаи русалок кружат хмельные головы тамбовским парням. Дубы чёрные от времени. В густых травах под ними до сих пор обитают чудные каменные божки, которые, шмыгая между деревьями, безутешно ищут свои молельные алтари. Ищут и не находят покоя. Забыли дороги к священным капищам. Нет пристанища. Нет больше почитателей и молельщиков…

6

Остров этот на Цне остался совершенно нетронутой частью древнего ландшафта. Травы и всякие растения, исчезнувшие с окультуренных земель лесостепной полосы, нашли здесь хорошее убежище от навязчивых рук человека.

Можно кружить по острову часами, наслаждаясь невнятным лепетом листвы над головой, птичьим благовестом, непредсказуемым полётом бабочки, шмелиным басовитым гулом. Только нагнись, и у самых ног протечёт холодная струйка ужа или полоза, сухо прошуршит юркая ящерка.

По утрам, в ранний час, когда солнце стягивает с заспанной земли белёсое одеяло тумана, тяжёлого, пропитанного ночным дурманом, сказывают бывалые рыболовы – щуки выходят мышковать в отяжелевшие росой мятые травы. Спутанные корни горбатых вётел уходят прямо в воду, комкая в глубине синеватый вязкий ил, где белопузые жирные налимы лениво чешут бока об их узловатые корневые лапищи, прячась от дневной жары.

Плавное течение реки несёт и качает небесный свет, в котором опрокинутый коршун одиноко сушит крылья. Глянешь в такую глубину и сам закружишься вместе с коршуном в чистой лазури, тоже невесомый и тоже одинокий…

В праздничные и выходные дни здесь шумно, полно народу: молодой, здоровый смех, яркие купальники, беззлобные матерки уже подгулявших людей – мы славно поработали, мы славно отдохнём! Выездной буфет с избытком обеспечивает такую возможность. Рыбья мелочь выскакивает пульками из воды, брызжет в разные стороны, кто куда.

Метнётся испуганный коршун и спрячется за первое попавшее облачко переждать людской гомон и суету.

В будние дни остров пустует. Природа отдыхает до следующих выходных, предоставленная самой себе. Снова спокойно парит коршун, снова качается в заводи опрокинутое небо, и тихая речка Цна несёт белое облачко лета куда – неизвестно. Снова мордовские языческие божки, шушукаясь в травах, печалятся и горюют о прошлых днях.

Да, природа не терпит суеты.

Молодым ухарям на весёлое дело собраться – только подпоясаться.

Спустившись по набережной к реке, они добрались до лодочной пристани, где тёрся ржавым боком о бревенчатый причал маленький прогулочный пароходик, вернее – речной катер, который регулярно, через каждые полчаса отправляется к острову Эльдорадо, доставляя туда новую порцию отдыхающих, чтобы обратным рейсом взять на борт уже основательно подгулявший народ.

Плыть речным катером по живописным местам – одно удовольствие! Закручивая тугими жгутами воду за кормой, спаренные двигатели машины резво толкают катер вперёд, унося на себе нервную в предвкушении наслаждений публику в золотую страну Эльдорадо. Под огромным брезентовым навесом, прикрывающим палубу от палящего солнца и дождя, на брусчатых диванчиках сидят люди, многие семьями, с детьми, любуются проплывающим мимо, теперь вроде и незнакомым городом: зелёным и высоким берегом Цны, старинными зданиями, нависшими над водой плакучими ивами.

Но вот уже проплыл белоснежный дворец бывшего фабриканта и купца Асеева, оставившего городу, несмотря на последствия революции и всяческих перестроек, романтическое воспоминание о прошлом в затейливых башенках, флигельках, лепных украшениях. Позади осталась и Покровская церковь, сверкавшая в небе жаром своих золотых луковиц.

Пароходик вырулил на свободную, широкую воду, резко развернулся в сторону леса, где на высокой волне качались жёлтые и белые блюдца кувшинок и лилий, где огромные раскидистые деревья кланялись в пояс красавице речке. И совсем не верилось, что стоит оглянуться, и – вот он, город с пыльным и душным асфальтом, с гулом надоедливых машин и вечной сутолокой.

Пароходик коротко, с одышкой, свистнул, предупреждая о скорой встрече с островом.

Кириллу, несмотря на притупленное вином и густыми впечатлениями сознание, было всё интересно. Он никогда здесь не был, и теперь с удовольствием смотрел, как расступается вода, далеко в обе стороны раздвигая берега и открывая наполненный небом простор. Он был в восторге и мысленно благодарил и Яблона, и даже жуткого в своей опасной игре цыганка с таким непривычным русскому слуху прозвищем – Карамба.

Забыв обо всём на свете, Кирилл беспечно крутил головой, поддакивая невпопад сальным шуточкам своих новых товарищей.

Юношеская неосмотрительность при выборе знакомых потом оставит саднящий отпечаток на его судьбе.

Солнце перевалило за бугор, но, несмотря на лёгкий встречный ветерок, всё ещё было жарко.