Конструирование состава преступления: теория и практика. Монография

, то данное решение выражается не только в его форме (внутренней и внешней), но и в содержании. Сформировав свою волю, законодатель пытается адекватно отразить ее в содержании права. В итоге воля трансформируется в ядро правового содержания, становится его сущностью. Д. А. Керимов, как представляется, прав в том, что «содержанием законодательных актов выступает не просто государственная воля, а государственная воля, опосредованная в соответствующих, вполне определенных, конкретных правовых нормах»

. В более ранней своей работе он писал, что государственная воля получает строгую и четкую определенность в конкретных правилах поведения

. Эту же мысль находим и у другого видного теоретика права Т. Н. Радько: «Сущностью права является выраженная в нем государственная воля»

. Упомянутое Д. А. Керимовым опосредование, т. е. трансформация воли в содержание права и состоит, как представляется, в «переводе» мысли законодателя в юридические формулы: ее последовательном воплощении в правилах поведения, согласовании между собой взаимосвязанных правовых норм и т. д.

Выше отмечалось, что криминализация является, безусловно, основным видом правотворческих работ в уголовно-правовой сфере, но отнюдь не единственным. Уже упоминались декриминализация, пенализация, депенализация, особо следует отметить и такой вид правотворческих работ, как дифференциация ответственности (сначала межотраслевая, а затем в рамках самого уголовного права – отраслевая). Однако и это не все виды уголовного правотворчества. Уголовное право – конечный продукт анализируемого процесса – нормами о преступлениях и наказаниях не исчерпывается. Правотворец создает также нормы об обстоятельствах, исключающих преступность деяния (о необходимой обороне, задержании преступника и т. д.), освобождении от ответственности и наказания, об иных мерах уголовно-правового характера и другие. И в основе создания каждого вида норм лежат свои правотворческие факторы (политические, криминологические, социальные, экономические, исторические и т. д.). Одни из них принимаются во внимание при выработке законодательной воли, другие – при ее преобразовании в содержание и текст закона.

Заголовок настоящего параграфа не случайно назван «Механизм уголовного правотворчества». Слово «механизм» в одном из своих значений – это совокупность состояний и процессов, из которых складывается какое-либо явление

. Уголовное правотворчество с содержательной стороны как раз и представляет собой, по нашему мнению, совокупность трех процессов: 1) формирование законодательной воли; 2) перевод законодательной воли в содержание и структуру уголовного права; 3) перевод законодательной воли во внешнюю форму уголовного права. Таким образом, на наш взгляд, данные компоненты и образуют механизм уголовного правотворчества.

Этот вывод крайне важен для вычленения в многогранном и сложном понятии правотворчества компонента, являющего предметом настоящего исследования – конструирования состава преступления и более широкой категории – понятия законодательной техники. Иной подход, когда исследователи не используют прием анализа (мысленного расчленения целого – правотворчества – на части), объективно не позволяет обособить законодательную технику в общей теории правотворчества и, по сути дела, сводит эту технику ко всему правотворчеству, а конструирование состава преступления при таком подходе уравнивается с его созданием, т. е. в целом с установлением уголовно-правового запрета.

Необходимо заметить, что в зависимости от целей и задач исследования и соответствующего им угла зрения на проблему возможны и иные подходы к механизму правотворчества, и в частности уголовного. Например, с процедурной точки зрения уголовное правотворчество «осуществляется на определенной организационно-ресурсной основе, в правовых формах»

, в связи с чем можно выделить стадии создания нормативных актов, содержащих уголовно-правовые предписания (законодательная инициатива, обсуждение проекта нормативного акта и т. д.). Эти стадии в своем неразрывном единстве также могут быть представлены как механизм.

Действительно, деятельность по созданию любых нормативных актов характеризуется определенной цикличностью (стадийностью) и включает определенные процедуры. Так, Ю. А. Тихомиров выделяет следующие стадии правотворческого процесса: «а) изучение, анализ общественных явлений и процессов, установление потребности правовой регламентации; б) определение вида органов, субъектов, правомочных принять правовые решения, и вида правового акта; в) принятие решения о подготовке правового акта; г) разработка концепции, идеи будущего акта; д) подготовка проекта правового акта разработчиком, рабочей группой, органом; е) предварительное рассмотрение проекта акта; ж) общественное обсуждение проекта; з) официальное рассмотрение проекта акта соответствующим органом с соблюдением необходимых процедур; и) принятие правового акта, его оформление, подписание, опубликование, вступление в законную силу»

. Процедура создания закона именуется нередко законодательным процессом (представляется, правда, более точно называть ее законотворческим процессом).

Как отмечает И. Н. Сенякин, «законодательный процесс выступает составной частью правотворческого процесса и включает в себя четыре основные стадии: 1) законодательную инициативу; 2) обсуждение законопроекта; 3) принятие закона; 4) обнародование закона»

. Думается, что и в таком, процедурном, ключе возможно рассмотрение механизма уголовного правотворчества.

Д. А. Ковачев – автор специального исследования о механизме правотворчества – пошел и вовсе по иному пути. Он рассмотрел деятельность по созданию правовых предписаний через призму субъектов, ею занимающихся. Соответственно, по его мнению, «механизм правотворчества – это система субъектов, осуществляющих правотворческую деятельность»

.

Специфику же избранного нами подхода предопределила цель настоящего исследования. Для вычленения процесса конструирования состава преступления представляется важным проанализировать именно содержательную сторону уголовного правотворчества. Поэтому мы сначала определили основные его компоненты, а затем синтезировали их в понятие механизма.

Подведем итог. Уголовное правотворчество представляет собой деятельность по созданию, изменению и отмене нормативных актов, содержащих уголовно-правовые предписания, которая имеет строго регламентированную процедуру и основана на познании и учете целой группы факторов (криминологических, политических, экономических, исторических и т. д.). В содержательном аспекте уголовное правотворчество состоит из трех условно выделяемых компонентов, образующих его механизм: 1) формирование законодательной воли; 2) перевод законодательной воли в содержание и структуру (внутреннюю форму) уголовного права; 3) перевод законодательной воли во внешнюю форму уголовного права.

§ 2. Понятие конструирования состава преступления и его соотношение с родственными категориями

Для решения поставленных задач необходимо исследовать еще одно важное понятие, а именно законодательную технику, которая, на наш взгляд, охватывает понятие конструирования

состава преступления. Сразу же оговоримся, что «охват» подразумевается в динамическом аспекте (в статике они не сопоставимы, ибо техника – система технических компонентов, а процесс конструирования – деятельность по их применению). Полагаем, что установление механизма уголовного правотворчества и определение сущности законодательной техники позволит, во-первых, установить место в указанном механизме конструирования состава преступления, во-вторых, определить понятие этого процесса, а, в-третьих, соотнести данное понятие с родственными категориями (криминализацией и др.).

Пионером в области теории законодательной техники, первым, кто осуществил ее разработку в целом, а не отдельных аспектов, по праву считается Иеремия Бентам. В период с 1811 по 1831 гг. им был написан труд под названием «Номография», опубликованный уже после смерти ученого в 1843 г. В этом сочинении Бентам рассмотрел преимущественно вопросы, касающиеся внешнего оформления нормативных актов (их структуры, языка и т. д.), а также классифицировал «формальные» недостатки законодательства (двусмысленность, громоздкость, беспорядочность и др.)

. Продолжили дело Бентама в России М. А. Унковский, П. И. Люблинский, М. М. Гродзинский; в Германии – Иеринг, Вах; в Великобритании – Ильберт; в Швейцарии – Штосс; во Франции – Жени. В результате усилий данных и многих других исследователей учение о законодательной технике окончательно оформилось в самостоятельную отрасль знаний.

История свидетельствует, что интерес науки к вопросам законодательной техники пробуждается в период масштабного обновления законодательства, однако достигает своего пика, как ни странно, в первое время после завершения правотворческих работ. Как верно заметил по этому поводу М. М. Гродзинский, в период кипучей работы по созданию нового права все внимание сосредоточивается на его сущности, в связи с чем требования законодательной техники отходят на второй план

. И лишь позднее ученые начинают надлежащим образом заниматься этими вопросами. Не стали исключением в этом плане и законодательно-технические аспекты современного отечественного законодательства. По окончании основного этапа кодификационных работ, когда стали выявляться дефекты «второго плана», российская наука внесла проблемы законодательной техники в «повестку дня». Итогом явилось опубликование крупных трудов (в том числе коллективных) по рассматриваемой теме

.

Вместе с тем, анализ данных работ показывает, что до сих пор отсутствует единство во взглядах на законодательную технику. В первую очередь обращает на себя внимание сложившееся в науке понимание законодательной техники в узком и широком смысле (так называемый дуализм в ее трактовке). Сторонники широкого подхода пытаются объять понятием анализируемой техники, наряду с техническими операциями по созданию нормативных предписаний, иные правотворческие компоненты, чаще всего – организационно-процедурные правила законоподготовительной деятельности. Так, Д. А. Керимов, Л. С. Явич и их соавторы отмечают, что правила законодательной техники регулируют, среди прочего, «вопросы организации законоподготовительной деятельности: составление и редактирование законопроектов, согласование их с заинтересованными ведомствами, получение необходимых виз и заключений, предварительное обсуждение проектов, в том числе и всенародный референдум»

. В содержание законодательной техники включают в этом случае также нормы, закрепляющие основную правотворческую процедуру (законодательную инициативу, порядок внесения и рассмотрения проектов и др.)

, правила и приемы опубликования законов

, организационно-методические правила перевода актов с одного языка на другой

. Рамки законодательной техники расширяют также путем отнесения к ее содержанию требований того, чтобы нормативные акты содержали указание на дату и место их принятия, а также подпись должностного лица

.

Показательна позиция одного из самых известных сторонников широкого подхода в теории права Ю. А. Тихомирова: «Элементом законодательной техники является соблюдение процедурных правил подготовки законопроекта. Кратко отметим в данной связи основные моменты и последовательность соблюдения подготовительных процедур: а) подготовка первоначального текста; б) обсуждение и согласование текста; в) получение заключений; г) подготовка требуемых документов – пояснительной записки, финансово – экономического обоснования, заключения Правительства РФ (ч. 3 ст. 104 Конституции РФ), перечня изменяемых и отменяемых актов федерального законодательства и др. (ст. 105 Регламента Государственной Думы); д) внесение законопроекта в установленном порядке; е) учет иных требований регламентов»

.

Широкий подход имеет сторонников и среди «отраслевиков». Так, А. И. Ситникова понимает под законодательной техникой «организационно-процедурные правила и операции технического порядка по структурированию, внешнему оформлению законопроекта, проведению экспертизы, обсуждению, опубликованию и вступлению в силу законов»

(курсив наш – А.И.). Надлежащая организация работы по подготовке проектов нормативных актов, процедура их принятия и подписания играют, безусловно, важную роль в правотворчестве, но непосредственного отношения к выработке нормативных предписаний не имеют. Процедурно-организационные правила лишь регулируют специфические социальные связи, которые возникают при решении собственно технических вопросов – определении стиля, языка, логики и структуры нормативных актов

. Л. Л. Кругликов верно подметил, что при столь широкой трактовке законодательная техника «смыкается с понятием правотворчества, нормообразования, с технологией подготовки, обсуждения, принятия и опубликования правовых актов…»

. Его мнение разделяет и Ю. В. Грачева

, а Е. В. Ильюк полагает даже, что законодательная техника, рассматриваемая в широком смысле слова, тождественна теории правотворчества

. Вряд ли можно вести речь о тождестве (поскольку теория правотворчества не исчерпывается процедурными и техническими вопросами), но тенденция включения в содержание данной техники практически всех правотворческих компонентов, свойственная широкому подходу, обозначена верно.

Уязвимость такого воззрения на законодательную технику осознают и его приверженцы. Например, Ю. А. Тихомиров признает, что он и другие сторонники широкого понимания техники «сближают ее с элементами законодательного процесса»

. Упомянутое «сближение», заметим, выразилось в том, что коллективный труд о законодательной технике, редактором которого является Ю. А. Тихомиров, ровным счетом ничего не оставил на долю теории законотворчества (в этой работе проанализированы не только организационно-процедурные вопросы, но и сущностные аспекты правотворчества – познание объективных закономерностей и т. п. вопросы). Однако, поясняет далее ученый, «авторы считают такое «расширенное наполнение» оправданным, поскольку оно способствует более строгой связи содержательных и формально-юридических средств подготовки законов»

.

Однако вряд ли сегодня найдутся ученые, которые попытаются оспорить строгую связь познавательных, содержательных, формальных и организационно-процедурных элементов правотворчества. Более того, эти процессы в своем единстве образуют настоящий «сплав». В то же время тесная взаимосвязь указанных компонентов отнюдь не приводит к утрате ими относительной автономности. И задача правовой науки как раз и видится в том, чтобы, изучая правовое явление в комплексе (в данном случае правотворчество), вычленить его составляющие и подвергнуть их отдельному анализу (думается, что именно такой подход создает благоприятные условия для приумножения научного знания). Отсюда следует признать несостоятельной широкую трактовку законодательной техники, по сути дела «растворяющую» ее в понятии правотворчества.

При узком подходе под законодательной техникой подразумевают совокупность средств, приемов, методов, операций и т. п. компонентов, задействуемых в процессе выработки нормативных актов с целью обеспечения их совершенства. Техника связывается здесь со стадией «собственно технического построения норм с присущими ей техническими средствами и приемами…»

. Предвестником этого подхода явилось учение Иеремии Бентама, который, как уже упоминалось, исследовал проблемы внешнего оформления права. У Бентама нашлись многочисленные последователи, отождествившие законодательную технику с его «номографией», т. е. с вопросами языкового оформления правовых норм и структуризацией нормативных актов

. Исключительно к форме права «привязал» законодательную технику и современный ее исследователь Я. И. Семенов: «Законодательная техника – это система исторически сложившихся, основанных на достижениях теории права и проверенных практикой нормотворчества правил, приемов и средств, применяемых государственными органами в процессе построения кодексов, отдельных законов, статей и их элементов, в целях дальнейшего совершенствования их формы»

.

Вместе с тем, некоторые ученые решили не ограничивать законодательную технику рамками внешнего оформления права и добавили к названным также вопросы выработки структуры права (например, А. А. Ушаков

, Д. А. Ковачев